У некоторых переводчиков есть две или три версии перевода одного текста. В собрание включены все версии, в которых отличны минимум три строки. Если отличны только одна или две строки, приводится версия, которая считается более поздней.
carm. i ii iam satis terris nivis atque dirae...
Довольно, Ю́питер, снег пагубный и град
Селения твоих опустошали чад;
Громами воружа ты рдяную десницу,
Довольно поражал вселенныя столицу.
5 В отчаяньи мечтал смятенный человек
Чтоб паки не снишел на землю Пирры век;
Век полный ужаса, когда стада Нептуна
С высоких зрели гор свирепу месть перуна,
Когда на месте птиц на грозных деревах
10 Висели рыбы лишь живущие в водах,
И козы дикие, убежища лишенны,
Носились по валам трепещущи, смятенны.
Рим зрел, как желтый Тибр, от прежних берегов
Отторгнув сонмы вод, носил смерть меж валов;
15 Как дом Помпилия грозил он опрокинуть
И Весты славный храм с столпов его подвинуть.
Река сия печаль с Или́оном деля,
Зевесу вопреки в отмщение ея
Теченью своему путь новый открывает,
20 И гибелью полям всечасно угрожает.
Потомство юное узнает, что сей меч,
От коего должна парфянская кровь течь,
Сей меч был обращен проти́в единородных,
И был орудием сражений столь бесплодных;
25 Услышит, что детей несчетное число
Злодейству их отцов жизнь в жертву принесло;
Отечество уже приблизилось к паденью.
Кого нам из богов призвать к его спасенью?
Священный лик девиц! Какой молебный глас
30 Возможет примирить с богине Вестой нас?
Кому Отец богов оставит попеченье
Народа своего очистить преступленье?
Вонми, о Аполлон, стенающих мольбам;
На облаке златом спустись с отрадой к нам.
35 Ты, коей спутники амуры, игры, смехи,
Венера, низойди для нашей днесь утехи.
Иль ты — ах! — жизнию кто долго так играл
И кровью ратников свой лютый дух питал —
Кому оружий блеск, кровавые раздоры
40 И Марса ярые на супостата взоры,
Утехи лютые любезнее всего —
О, бог войны! — оставь месть гнева твоего;
Воззри на твой народ отрадным, мирным оком,
Поверженный тобой, в унынии глубоком.
45 Иль если ты с небес снишел во плоти к нам,
Крылатый Майи сын, дабы отмстить врагам
За Кесареву смерть, и счастье нам восставить —
Благоволи свое здесь бытие пробавить.
Для наших мерзких дел сей свет не оставляй,
50 Трофеи вечные себе ты соружай.
Владыки и отца названьем наслаждайся,
Победою парфян в покое возвышайся.
Да у́зрит дерзость их себя достойный плод —
И будет свобожден от страха твой народ.
«Муза», СПб., 1796, ч. 1, № 3, с. 255—258.
Ода (из Горация). Мщение богов за смертоубийство Кесаря; Октавий один может спасти республику.
Ст. 40. И Марса. Наилучшая пехота римская.
carm. i iii sic te diva potens cypri...
Киприда мощная, прекрасна!
Касто́р, Поллу́кс, о звезды ясны!
Марону будьте вы покров!
И ты, отец и царь ветров!
5 Сам правь, храни корабль любезный!
Да не дерзают ветры резвы
Из зе́мных вырываться недр.
Пусть дует лишь апульский ветр,
Корабль Виргилия несущий,
10 К аттическим брегам плывущий!
Безвредно донеси его;
Блюди часть сердца моего.
Тот с сердцем каменным, железным,
Кто первый судно вверил безднам,
15 На африканский ярый ветр,
Что с Аквилоном спор ведет.
Ни Ги́ады, созвездье мрачно,
Ничто, ничто ему не страшно.
Ни яростный полдневный Нот,
20 Что в верхнем море восстает,
Где ветров всех превозмогает,
Он пенит волны и равняет.
Какой род смерти устрашал
Того, без страха кто взирал
25 На водных чуд, моря кипящи,
На скалы, гибелью грозящи.
Напрасно мудрость Зевс являл,
Как морем земли разделял.
Суда отважны, водоходны
30 Плывут сквозь мели непроходны...
Все дерзок смертный предприять
И — запрещенье нарушать.
Так сын Япетов дерзновенный
Похитил с неба огнь священный,
35 Принес на землю — и по ней
Рассыпались полки скорбей;
Вдруг возросла болезней сила,
И смерть ход тихий ускори́ла.
Себе несродных на крылах
40 Дедал несется в облаках;
Алкид и в Тартар проникает.
Все смертный преодолевает —
Едва в безумии своем
Самих небес не досягнем.
45 Доколь злодейство не престанет —
И Зевсов больше гром не грянет?
«Северный Меркурий», СПб., 1810, ч. 7, № 21, с. 163—165; подпись: «Р-евъ.»
Ода к кораблю, на котором Виргилий плыл в Афины. (Horat., Ода III Libri I.)
Ст. 13. С сердцем каменным. На латинском: Illi robus, et aes triplex (с дубовым сердцем).
Ст. 20. В верхнем море. Адриатическое море, лежащее между Италиею и Далмациею, называемое в древности верхним, при котором находилась и Адрия.
Ст. 40. Дедал построил известный лабиринт.
carm. i iv solvitur acris hiems grata vice veris et favoni...
Свирепая зима Фавоновым дыханьем
Несется вдаль с полей,
Летят в моря с брегов громады кораблей,
Бегут стада на луг с блеяньем,
5 Оратай позабыл блеск милого огня,
Светившего в его кону́ре;
Не заметаются поля снежи́стой бурей;
Но в полночь, как видна уж на́ небе луна,
Богиня красоты выводит дев соборы,
10 Друг с другом сплетшихся, пленяющих всех взоры,
При плесках юношей, играющих в лугах;
А там Вулкан в огнях
Бить сталь циклопов заставляет.
Увьем, о Секст, главу
15 Иль миртом, иль в лугах расцветшими цветами,
Заколем Фауну овна пред алтарями,
Или козла, коль то приятнее сему
Рощ наших полубогу.
Смерть бледная идет к порогу
20 Равно и хижин, и дворцов,
О Секст! Нам жизнь есть дар не вечный от богов —
Надежда с нею не совместна.
Смотри — и ночь близка, и дом Плутона тесный,
Богатый тенями, к себе нас в гости ждет...
25 Вин сладких там уж нет.
«Амфион», М., 1815, № 12, с. 120—121.
К Сексту.
carm. i iv solvitur acris hiems grata vice veris et favoni...
От взора светлого весны благословенной,
От дуновения приятных ветерков
Суровая зима проходит постепенно;
Отходят легкие суда от берегов.
5 Стада в своих хлевах о мразах не жалеют,
В смиренной хижине огнь гасит селянин;
Седые инеи в долинах не белеют;
Уже цитерская Киприда средь равнин,
Собравши Граций, нимф, сплетает хороводы
10 В час вечера, когда луны мерцает свет;
Меж тем сокрывшийся под мрачны горны своды
Железо крепкое Вулкан весь день кует.
Теперь чело свое иль миртом, иль цветами
Украсить можем мы, и в роще Фавну в честь
15 Козленка, вскормленна отборными травами,
Иль агнца кроткого теперь должны принесть.
Неумолима смерть людей не различает —
Чертоги царские среди завидных дней
И низку хижину убогу посещает.
20 О Секстий сча́стливый! Кто убежит от ней?
Так, льститься долгою надеждою пустою
Здесь краткость жизни сей не позволяет нам!
И скоро вечна ночь, простершись над тобою,
Лик теней пра́отцев явит твоим очам.
25 Плутона грозного ты у́зришь непременно,
И с миром разлучась, сойдешь в подземный дом;
Тогда к мучению, о Секстий днесь блаженный,
Простишься ты навек с весельем и вином.
«Невский альманах на 1825 год», СПб., 1825, с. 126—127; подпись: «Н......ъ».
Ода Горация. К Секстию.
carm. i iv solvitur acris hiems grata vice veris et favoni...
Уж дни весенни возвратились,
Прогнав жестокий зимний хлад.
Суда, что на берегах хранились,
На волны с крутизны скользят.
5 В загоны овцы не теснятся,
К огню не жмется земледел;
И инеем не серебрятся
Луга, где дерн позеленел.
При лунном в рощице сияньи
10 Сзывает Ладо юных дев.
Во льня́ном тонком одеяньи
Они под резвый свой напев,
Соплетшись белыми руками,
Летают чуть клоня траву,
15 И мерно легкими стопами
Атласят мягку мураву.
Вот время первые цветочки
С блестящею росой срывать,
И, свив душистые веночки,
20 Чело красавиц увенчать.
Вот время влюбчивому Лелю
На место жертвенника, в честь,
Из мягких роз постлать постелю,
А в жертву горлицу принесть.
25 Лукуллов днесь судьба ласкает,
Но бледна тоща смерть ногой
Равно в убогу дверь толкает
Как в двери храмины златой.
Превратна жизнь и скоротечна
30 Претит достичь нам дальних лет;
За нею ночь нас встретит вечна,
И хлябь земная всех пожрет.
Там злато, знатность напыщенна
Не развлекут твоих очей;
35 Приятство дружества священна
Души не упоит твоей.
Не будешь виночерпной чашей
В пирах любовь ты воспалять,
В объятьях неги с милой Дашей
40 Сладчайший всех нектар вкушать.
Спеши ж! В кругу отрад, веселий
Крылатый миг останови;
Брегись, чтоб с ним не улетели
Восторги первые любви.
45 Лишь роз ее очарованье
Нас может в жизни усладить.
Увы! Прелестно сна мечтанье,
проснувшись, можно ль возвратить?
«Друг просвещения», М., 1806, ч. 1, № 3, с. 229—231.
Подражание Горациевой оде.
Ст. 10. Ладо — русская богиня любви.
Ст. 21. Лель — русский бог любви.
carm. i v quis multa gracilis te puer in rosa...
Кто юноша младой,
В прелестном гроте, роз на благовонном ложе,
О Пирра, счастливой рукой
Ласкается к тебе, с богиней юной схожей?
5 Кому рассыпала ты желтые власы,
Небрежно по плечам висящи?
Ах! Сколько слез ему готовишь в те часы,
Отчаяньем грозящи,
Когда, переменя любовь,
10 Ты благость пременишь на гнев к нему богов!
Он легковерен, он владеть тобою льстится,
Не слыша, как морей зыбь яростно крутится,
И кто подумает в тебе измену зреть —
В тебе, бесхитростной, котору боги сами
15 Создали пламенем священнейшим гореть
И сердцем то твердить, что сказано устами?
Несчастлив, на кого ты взглянешь в первый раз!
Ах! Некогда твой взор приковывал и нас —
Но времена вратятся, —
20 На мраморной стене, спасенны от зыбей,
Одежды мокрые Горация суша́тся,
В дань божеству морей...
«Амфион», М., 1815, № 12, с. 121—122.
carm. i v quis multa gracilis te puer in rosa...
Какой то юноша прелестный
Средь роз у ног твоих сидит,
Как гений красоты небесной,
Умильно на тебя глядит?
5 Кто, Пирра, столь тебя ласкает,
Духами нежно окуряет,
Дивится, чтит,
Льнет, хвалит, льстит,
В прохладной милой гроте
10 Весь погружен в заботе?
На что ты кудри белокуры
Слегка с небрежностью свила —
Толпятся вкруг тебя Амуры!
Проста уборка, как мила!
15 Ах! Сколько раз он слезны токи
Прольет, коль божества жестоки
Свершат свой ков,
Когда любовь,
Лелеясь тишиною,
20 Сразится вдруг грозою.
Теперь сей юный легковерный
Тобой пленен, тобой горит,
Любовью ослеплен безмерной,
В тебе сокровище он зрит
25 И чает, что всегда им пленна,
Всегда пребудешь неизменна.
Несчастный рок!
Сей ветерок —
Непостоянный, ложный,
30 Обманчивый, ничтожный.
Злосчастны те, кому сияют
Твои прелестны красоты́,
Коль опытом еще не знают,
Колико вероломна ты!
35 А я из пристани безбедной
На камень сей подводный вредный
Кидаю взгляд,
Спокоен, рад,
Нашед свое спасенье
40 По кораблекрушенье.
«Чтение для вкуса, разума и чувствований», М., 1791, ч. 1, с. 319—320.
Пирре.
carm. i ix vides ut alta stet nive candidum...
Взгляни, как вдалеке блестящими снегами
Соракта белая осыпана стоит,
И старый лес поник тяжелыми ветвями,
И воды скованы, и вся природа спит
5 Подбрось, о Талиарх, в очаг домашний гору
Смолистых дров. Присядь на мягкий мех руна
И, взяв старинную сабинскую амфору,
Налей в бокал четырехлетнего вина.
А о другом о всем пускай пекутся боги:
10 Когда они ветрам умолкнуть повелят,
То ни столетний дуб, ни тополь у дороги,
Ни кипарис своей листвой не шевелят.
«Russische Horaz-Übersetzungen», O. Harrassowitz, 1964, с. 17—18. Фрагмент; ст. 1—16.
carm. i ix vides ut alta stet nive candidum...
Ты видишь, как в глубоком снегу стоит белый Соракт: уже не держат бремени отяготевшие леса, и острым морозом остановлены реки. Прогоняй холод, о Талиарх, обильно на очаг накладывая дрова, и щедрее из сабинского ушата выливай четырехлетнее вино. Прочее оставь богам, которые как скоро усмирят ветры, на кипящем море борющиеся, то ни кипарисы, ни древние вязы не колеблются. Что завтра будет — не пекись узнавать, и каждый день, судьбою дарованный, причисляй к прибытку. Не презирай, юноша, ни сладкой любви, ни хороводов, пока от молодого тебя еще удалена угрюмая седина. Теперь и Марсово поле, и площадь, и тихие в условленный час ночные шептания должны привлекать тебя, теперь и приятный смех, изменяющий девице, скрывающейся в удаленном уголке, и залог, снимаемый с руки или с слабо-упорного перста.
«Известия Отделения русского языка и словесности Императорской Академии наук», СПб., 1911, с. 230.
carm. i ix vides ut alta stet nive candidum...
Посмотри, Талиарх, как сверкает вдали
Убеленный снегами Соракт.
Как тяжелые ветви коснулись земли
И замолкли ручьи на горах.
5 Разгони же скорей холод тягостных дней,
Положивши дрова на очаг.
И из чаши сабинской щедрее разлей
По бокалам вино, Талиарх.
А что завтра наступит — не думай о том;
10 И кому что судьбой суждено —
Пусть свершится; взгляни, сколько счастья кругом —
Хороводы, любовь и вино.
И пока седина не проглянет сильней,
Для тебя будет полон утех
15 И таинственный шепот среди тополей,
И красавиц волнующий смех.
«Лукоморье», Пг., 1915, № 46, с. 4; подпись: «В. К-ъ».
К Талиарху.
carm. i ix vides ut alta stet nive candidum...
Ты видишь, как Соракт покрылся
Одеждой, белой от снегов;
Как ими лес обременился
И как согнулся ряд дубов;
5 Как, чувствуя оковы льдисты,
Все реки бег должны пресечь;
А мы, Борея пре́зря свисты,
Потщимся дров поболе жечь.
Но чтобы паче согреваться —
10 Другая помощь нам нужна;
Мы станем пить и забавляться —
Подай нам лучшего вина.
А в прочем — как уставят боги,
Когда их сильный глас велит;
15 Утихнут бурные тревоги,
Шумяще море замолчит,
Пучина грозна укротится,
Не будет пены на волнах,
Не будут ветви шевелиться,
20 Ниже́ листы на древесах.
Да мысль тебя не беспокоит
О том, что завтра может быть;
Судьба все к лучшему устроит —
Ей должно волю покорить.
25 Доколе ты в цветущих ле́тах
И скучна старость не грозит —
Пекись о радостных предметах,
Играй, пляши и будь пиит.
На поле Марсовом являйся,
30 Ходи по шумным площадям;
А к ночи паки возвращайся
В беседу мирную к друзьям.
«Друг просвещения», М., 1806, ч. 2, № 4, с. 35—36.
Горациева ода к Фалиярку.
carm. i xi tu ne quaesieris, scire nefas, quem mihi, quem tibi...
Вотще, Лейко́ноя, ты в таинства вникаешь,
Чего постичь нельзя, то ведать ты желаешь.
Не мни, чтоб звездочет знать достоверно мог,
Какой нам в жизни сей предел поставил Бог.
5 Кто таинства таки́ испытывать дерзает,
Тот Бога самого гневит и оскорбляет.
На что ж знать, сколь далек иль близок наш конец,
Когда ни облегчить мучения сердец,
Ни бедствий миновать тем будущих не можно?
10 Все скрыто здесь от нас, и только то не ложно,
Что ты теперь жива и что потом умрешь.
Пока еще свой век на свете сем влечешь,
То всех с тебя забот повергни тяжко бремя;
Ешь, пей и веселись пока еще есть время.
15 Короток весь наш век, проходит он как день,
И только у́зрим свет — уж видим смертну тень.
Сегодня ты жива и в счастье веселишься;
А завтра к вечности отсель переселишься.
«Новые ежемесячные сочинения», СПб., 1789, ч. 32, с. 55—56; подпись: «Конд.»
Будущего знать не можно и не должно. (Подражание латинской оде Горация, к Лейконое некоей писанной; книг. I, ода XI.)
carm. i xi tu ne quaesieris, scire nefas, quem mihi, quem tibi...
Знать, Трезо́рин, не учися,
Скоро ль я иль ты умрешь,
В бесполезном не трудися;
И себя ты тем не тешь,
5 Что тебе знать не достойно —
Знай лишь, что тебе пристойно.
Вавилонска звездочета
ты ученья убегай,
У него просить совета
10 Вовсе не предпринимай.
Для чего стараться знати
Что́ нам знать совсем некстати?
То удобней, что случится,
Можем мы претерпевать;
15 Для чего тому учиться,
Для чего потребно знать —
Проживем лет сколько в свете?
Не умрем ли в сем же лете?
Если скук, печалей бремя
20 Тя еще не тяготит —
Веселись, пока есть время;
Скоро ведь оно летит.
Лишь проговорим мы слово —
Время настает уж ново.
25 Времени терять не должно,
Коль счастливы хочем быть;
А о том не думать ложно,
Что мы будем долго жить —
Мы сегодня веселимся,
30 А заутра в гроб вселимся.
«Еженедельник...», М., 1792, № 11, с. 174—176.
К Трезорину.
Ст. 6. Вавилонска звездочета. Говорят, что астрология в Вавилоне изобретена математиками, которые из положения звезд и из некоторых чисел предсказывали, или справедливее сказать, хотели предсказать будущее.
carm. i xii quem virum aut heroa lyra vel acri...
Кого на лире златострунной,
Кого, о Клио, славишь ты?
Дай глас твой громкий и перунный,
Дай глас твой с горней высоты!
5 <На> коих высота́х тенистых,
О Клио, глас бы я твой внял?
Там Пинд подоблачный, холмистый
Твой глас гремящий повторял!
Леса подвиглись, наклонились,
10 И тигр, и агнец предстоят —
И реки все остановились,
Чтоб лире песнопевца внять.
Но что же возвещу на лире?
Кого воспеть в начале мне?..
15 Хвала Творцу гремит в сем мире —
На тверди, на земле везде!
Он правит ветрами, морями
И путь чертит планетам всем;
Он правит вечными судьбами —
20 Повелевает ночью, днем!
Что может быть его святее?
Никто не постижет того!
Что может быть его светлее?
И солнце са́мо — тень его!
25 Из смертных кто есть всех славнее —
Того и петь стремлюся я;
О дух мой! Ввыспрь пари быстрее,
Чтоб скрылась под тобой земля!
Но что мне петь иноплеменных?
30 Я — росс! И россов воспою;
К тебе сквозь веки отдаленны,
К тебе, о Рюрик, воззову.
<Иль> славны подвиги, бесстрашны,
Твои, о Святослав, мне петь?
35 Ты в светлый день, ты в ночь ненастну,
И побежден ты мог греметь.
Владимир! Иль твою святыню,
Иль благость петь теперь твою?
Иль ту ужасную годину,
40 Как силу разделил ты всю?
Или́ в восторге возвышенном
Воспеть Невы и Дона брег?
Иль храбрость россов оживленных
И славу их, парящу вверх?
45 Или́ Казани покоренье
И вечный агарянов стыд —
Как новое преображенье
И россов, и меня живит?
Прославлю доблести Петровы
50 И прах его возвеселю —
Ударю в струны в ликах новых
И грозно в тверди возгремлю.
Блажу владычие богини,
Но петь я слаб России мать;
55 Луны бледнеет свет пустынный —
Героев сонмы предстоят!
Или́ того, кто верх альпийский
Попрал нетрепетной ногой?
Но внемлю славы глас российской —
60 Кто кроток сердцем, благ душой!
Один наш Царь Богоподобный!
Внемлите же судеб обет —
Пред ним падет враг лютый, злобный,
И мир ему любовь несет!
65 То милостью своей святою
Владеть народами возмог;
Тому не льстить хвалой пустою,
Тот царствует в сердцах как Бог!
«Друг просвещения», М., 1805, ч. 1, № 2, с. 77—81.
Подражание Горацию. Книги I, оде 12.
carm. i xvi o matre pulcra filia pulcrior...
Прелестной матери прекраснейшая дочь!
Так, так! Мои стихи злодейства люта полны.
Пусть их огонь пожрет, сокроет вечна ночь;
Велишь — и их умчат далече Тибра волны.
5 Восторг священный твой, делосска храма жрец,
Ниже́ Сивилловы, ни Вакха грозны тайны
Не могут волновать, и воспалить сердец,
Как гнева яростны стремленья чрезвычайны.
Что станет вопреки? Ни ты, бурливый вал,
10 Ни истребитель-огнь, ниже́ нумидов стрелы,
Ниже́ Юпитер сам, когда с небес бросал
Ужасный с треском гром ко смертному в пределы;
Рекут, что был его совместник храбр, надмен,
На похищение небесно устремлен,
15 Когда из всех стихий нам бытие составил,
Что в сердце смертного он ярость львов прибавил.
Ты, гнев, бессчетных зол источник на земле;
Ты, гнев, устроил пир несчастного Тиеста;
Ты стал виной, что тех градов не видно места,
20 Которые главу до облак вознесли;
Ты в память вкоренил день гибели ужасной,
Когда кичливостью восторженный напрасной,
И славой обуяв победоносец злой,
Развеял пепел их ругательной сохой.
25 Так! Гнева, ярости я искру сам носил —
Прости мою вину, прекрасна Тиндарида!
Не спорю, праведна была твоя обида;
Но гнев неопытну мне юность искусил —
Я песнью новою заглажу преступленье.
30 Прими ты, как и я, иные чувства днесь.
Пусть ярости поток иссякнет ныне весь;
Мне сердце возврати — прими мое любленье.
«Друг просвещения», М., 1805, ч. 3, № 9, с. 202—204.
К Тиндариде. 16 ода Горациева, книга I.
carm. i xix mater saeva cupidinum...
Венера, мать младого Купидона,
И Семелеи сын, мою волнуя кровь,
Велят мне, следуя уставам их закона,
Узнать, опять узнать всесильную любовь.
5 К Глицере страстию я нежной пламенею!
Светлее мрамора паросского она;
Но очи черные ее сравнить с чем смею?..
В ней, в ней красуются и лето, и весна!
Цитеру пышную Венера оставляет;
10 Она летит сюда владычествовать мной;
И — ах! — жестокая, мне славить воспрещает
И скифа дикого, бессмертного войной,
И галла грозного, и парфа среди брани,
И за священный Рим пролиту нашу кровь;
15 Она велит, чтоб я, взяв звонку лиру в длани,
Воспел и пиршества, и славил бы любовь.
Амуры! Свежий дерн в долинах постелите;
К моим склоните слух усерднейшим мольбам!
Амуры! Старого вина сюда несите;
20 Богине красоты курите фимиам!
Когда же чистая ей жертва воскурится
И в сень бессмертную взнесется легкий дым —
Венера, может быть, благоволит склониться
С престола своего к желаниям моим.
«Дамский журнал», М., 1827, ч. 18, № 9, с. 154—155; подпись: «Н. В.»
К Глицере.
carm. i xxi dianam tenerae dicite virgines...
Пойте усердно Диане хвалу, о нежные девы!
Юноши, славьте на лире согласной прелестного бога —
златовласого Фива, любимицу Зевса — Латону.
Славьте Диану, колчаном украшенную деву-богиню,
5 любящу светлые воды потоков, тенистые рощи,
коими красятся хладный Алгид, угрюмы дубравы
гор Эримантских и Краг, покрытый зеленью вечной.
Юноши! Громкой хвалою прославьте долину Темпейску,
остров Делос — колыбель Аполлона, который
10 звучной лирою брата и колчаном украшен.
Риму кровава война и томительный глад и зараза
ныне грозит — сих бедствий ужасных кесарь страшится.
Вы, преклонив главы пред Фивом, усердно молитесь!
Пусть отвратит он гибель от нас, вняв вашим молитвам,
15 пусть удалятся отсюда напа́сти к британам и персам.
«Журнал древней и новой словесности», СПб., 1818, ч. 2, № 5, с. 15—16; подпись: «В. Ил......рский».
Гимн Диане и Аполлону. (Перевод из Горация.)
carm. i xxii integer vitae scelerisque purus...
Муж непорочный, чтитель закона,
В маврских доспехах ну́жды не зрит;
Копья и стрелы — злых оборона;
Честь — его щит;
5 В знойных ли Сиртах бродит, безвестный,
Там ли, где грозен мрачный Кавказ,
Иль где Гидаспес, в баснях чудесный,
Льется стремясь.
Так за пределом рощи окружной,
10 Зрел я в Сабине, в темных местах,
Лютого зверя; так безоружный
Вверг его в страх —
Зверь был ужасен, нет ему равных
В Давнии мрачной, в чаще лесов;
15 Нет в странах Ювы грозных и славных
Ужасом львов.
Буду ль я брошен в край, где не дышит
Жизнью природа, Диев зря гнев;
Где только сумрак хладом колышет
20 Стебли дерев;
Буду ль я брошен в степи безбрежны,
Вечный где пламень тропики льют —
Чистая совесть, вождь мой надежный
Даст мне приют.
«Труды Общества любителей российской словесности», М., 1820, ч. 17, с. 12—13.
Ода Горация. Кн. 1. Од. 19.
carm. i xxii integer vitae scelerisque purus...
Тот, кто жизнью чист, тот, кто чужд злодейства, —
нет ему нужды ни в копье, ни в луке,
ни в колчане, Фуск, со смертельным грузом
стрел ядовитых.
5 Где бы ни был он — на Кавказе ль диком,
в знойных ли песках африканской мели,
или в том крае, где Гидасп о берег
сказочный плещет.
Встретился со мной волк в лесу сабинском;
10 Ла́лаге слагал я беспечно песни,
Безоружен шел — но меня не тронул
волк тот свирепый,
хоть и был таков, что едва ль увидишь
в Давнии лесной и в странах далеких,
15 где питает львов на погибель людям
почва сухая.
Попаду ль туда, где на чахлом поле
летний ветерок не живит деревьев,
где всё в облаках, и на землю давит
20 злобный Юпитер,
или попаду в край, где колесница
Солнца все сожгла, проезжая близко —
я и там любить буду смех и говор
Ла́лаги милой.
«Гермес», Пг., 1913, № 10, с. 276—277; подпись: «Згадай Северский».
Из Горация. Od. I, 22.
carm. i xxii integer vitae scelerisque purus...
Кто, Фуск, живет спокойно, честно,
Не мочит рук в крови людей —
Тот может жить везде безбедно,
Ему не страшен и злодей;
5 Не ну́жны стрелы ядовиты —
Не ищет добрый в них защиты!
Пойдет ли в степи африкански,
Где солнце землю жжет, палит,
На горы ль снежные Кавказски,
10 Где лед над пропастьми висит,
Иль где Гидасп в брегах струится, —
Кто добр — идет и не страшится.
Когда я в рощице тенистой,
Забыв всю грусть, тоску свою,
15 Сидя под липою ветвистой,
Про нежну Л... пою —
Тогда все звери убегают,
Меня в покое оставляют.
В страна́х, где дни текут в раздорах,
20 Где льется кровь людей рекой,
Там дики звери жи́вут в норах
И рыщут по полям толпой;
Где ж люди в мире веселятся,
Там львы и тигры жить страшатся.
25 Пусть буду в дикой я пустыне,
Где нет дерев и ручейков;
Или́ в какой-нибудь долине,
Где нет прохладных ветерков;
Иль где туманы землю кроют
30 И сердцу грусть, тоску наводют.
И там я сча́стливо жить буду,
Не стану слезы проливать;
Про милую не позабуду,
И не престану воспевать
35 Ее прелестны белы ручки
И нежны розовые щечки.
«Друг юношества», М., 1808, ч. 4, № 10, с. 60—62; подпись: «Гол...въ». Прим. изд.: Мы благодарим за сии пьесы г. автора, которому честь делают и дарования в поэзии и вкус в выборе.
Ода из Горация. К Фуску. Горация кн. I, ода 22.
carm. i xxiv quis desiderio sit pudor aut modus...
Не стыдно стон пускать,
Не стыдно орошать прах дружеский слезами;
Снабди, богиня, слез печальными словами
Скорбь сердца услаждать.
5 Днесь бесконечный сон
Квинтилия постиг — в нем правота, и честность,
И добродушие, и дружества нелестность —
Такого нет, как он!
Все чтут его слезой!
10 Но ты всех более, Виргилий <мой>, рыдаешь;
Напрасно умолять немилосердых чаешь —
Богов устав такой.
Пускай ты, как Орфей,
Самонежнейший звук исторгнеши из лиры;
15 Пускай вослед тебе подвигнутся все миры,
Пленясь игрой твоей —
Не можешь возвратить
Ты от Эрми́я прах, мечту и тень пустую,
Что бедственным жезлом он в лодку роковую
20 Был силен посадить.
Меркурию злой рок,
Обетов не внемля всегда повелевает;
Одно терпение и время облегчает
Беды́ и слез поток.
«Друг просвещения», М., 1805, ч. 4, № 10, с. 34—35.
Ода на смерть Квинтилия. (Из Горация.)
carm. i xxvii natis in usum laetitiae scyphis...
Сражаться кубком, данным для радости
фракийцам можно. Вам же их дикий нрав
быть должен чуждым — Вакх стыдливый
кровью окрашенных ссор не любит.
5 Вино и светоч с саблей мидийскою
несовместимы. Тише, товарищи!
умерьте резкий шум и крики!
И за столом возлежите смирно.
Хотите, чтобы выпил я терпкого
10 фалерна с вами? Пусть же откроется
Мегиллы брат — какой он раной
счастлив и чьею стрелою ранен.
Ответить медлишь? Пить не заставите
меня иначе. Страстью, наверное,
15 горишь такою, что признанье
в краску тебя привести не может.
Ушам надежным имя любимое
шепни смелее. Что за несчастие!
Ты поглощен теперь Харибдой!
20 Лучшего пламени ты достоин!
Какой волшебник или волшебница
тебе поможет? Бог ли вмешается?
Теперь тебя едва ли спас бы
даже Пегас от твоей Химеры.
«Гермес», Пг., 1914, № 2, с. 62; подпись: «Згадай-Северский».
Из Од Горация. I, 27.
carm. i xxx o venus regina cnidi paphique...
Царица Пафоса, Цитеры,
Богиня красоты, которую мы чтим
Под именем Венеры,
Которая в сердцах присутствием своим
5 Любовный огнь рождает!
Сойди в ту храмину, где Хлоя обитает;
Она прекраснее жилища твоего!
Сойди — и сына своего,
Владеющего всем, и миром, и тобою,
10 Возьми, богиня, ты с собою!
Возьми Меркурия — веселостей он друг;
Возьми красавиц трех, божественных, прелестных,
Твоих сопутниц и подруг,
И весь собор утех и радостей небесных;
15 И Юность милую, которая с тобой
Пленяет лишь собой!
Впервые: «Вестник Европы», М., 1809, ч. 45, № 11, с. 198—199.
Вольный перевод Горациевой Оды.
carm. i xxx o venus regina cnidi paphique...
Свой любимый Кипр кинь, царица Книда,
и явись сюда в светлый дом Гликеры,
где она тебя умиленно мо́лит
ладан сжигая.
5 Грации с тобой пусть сойдут нагие;
юность пусть сойдет, что мила тобою;
с ними и твой сын, весь кипящий страстью;
также Меркурий.
«Гермес», Пг., 1913, № 10, с. 277; подпись: «Згадай Северский».
carm. i xxx o venus regina cnidi paphique...
Довольно славилась тобой твоя Цитера,
О мать Амурова, богиня красоты!
Царица прелестей, священная Венера!
Остави жительство свое в Пафо́се ты.
5 Приди и поселись в жилище этом скромном,
Которое моя пастушка избрала,
Где множеством зараз на сердце нежно томном
Оковы наложить в минуту возмогла.
Крылатого дитя мне приведи с собою,
10 Венера; Грациев без пояса возьми;
Пускай и нимфы все, пускай они толпою
Придут с твоим двором — приди, и не томи!
Пускай Меркурий к нам с тобою здесь яви́тся,
Пускай он молодость с собою приведет;
15 Но молодость тогда нам не прелестна зрится,
Богиня красоты, когда тебя с ней нет.
«Друг просвещения», М., 1805, ч. 4, № 12, с. 233—234.
Ода. Венере. (Из Горация.)
carm. i xxxi quid dedicatum poscit apollinem...
Чего просить у Аполлона,
Лия душистое вино,
Певцу, чьей лире сладкозвучной
Пленять сердца дано?
5 Ни сицилийских тучных пашен,
Ни стад Калабрии степной,
Ни тех полей, что орошает
Лирис своей волной.
Меня не радует ни злато,
10 Ни кость слоновая... Зачем?
Пусть наслаждается по праву
Купец богатством тем.
Он приобрел его трудами,
Он для него забыл покой...
15 Пускай он пьет вино густое
Из чаши золотой.
А я и в хижине убогой,
Под ветхой кровлей, жить готов;
С меня довольно легкой мальвы
20 И ма́слины плодов.
Лишь дай мне, добрый сын Латоны,
В здоровом теле здравый ум —
Да сохраню до дней последних
Я с лирой — свежесть дум!
«Домашний очаг; отдел для детей и юношества», СПб., 1907, № 19, с. 142—143; подпись: «М. Б.»
К Аполлону.
carm. i xxxiv parcus deorum cultor et infrequens...
Богов презритель дерзкий, буйный!
Когда я чести им воздал?
Влекомый мудростью безумной
Доселе слепо я блуждал.
5 Ветрила ныне обращаю,
Противный направляю бег.
Виновен! Прежде пренебрег!
О боги! Вам себя вручаю.
Дрожу Юпитера гремяща,
10 И с треском силою огней
Небесну чисту твердь разяща.
Он рьяных в бег пустив коней,
Перуны, молнии бросает,
И гор сердца, хребты зыбей,
15 Стикс, Тенар, ад, брег, дно морей
Колеблет, движет, потрясает.
Бог силен в ад с небес низвергнуть,
Из бездны до небес подъять.
Восхочет — славные померкнут;
20 Речет — из мрака возблестят.
Зрю — счастье колесо вращает,
Едино то утехой чтит,
Коль нижню часть ввыспрь быстро мчит,
Верх в самый низ преобращает.
«Чтение для вкуса, разума и чувствований», М., 1791, ч. 1, с. 323.
Ст. 11. Небесну чисту твердь. По мнению древних, гром, ударивший при ясности воздуха, предзнаменовал что-нибудь противное.
carm. i xxxiv parcus deorum cultor et infrequens...
Ученьем ложным напоенный,
Досель я Бога отрицал,
И редко храм его священный,
Безумец дерзкий, посещал.
5 Теперь узрев, что заблуждаю,
Спешу к оставленной стезе;
Души объятья простираю,
О Боже, Бог богов, к тебе!
Ты есь! То молнии змеисты
10 Гласят из черных облаков,
И в день весенний ясный, чистый
Звучащий грозно гул громов,
От коих гор сердца трепещут
И преисподни глубины,
15 В брега со стоном реки плещут,
Трясутся все концы земли.
Ты, Боже, низких возвышаешь,
Высоких низвергаешь в ров,
Несчастных счастьем наделяешь
20 И гордых сокрушаешь рог.
«Заволжский муравей», Казань, 1832, ч. 1, № 2, с. 76.
Книги I ода 27-я. (Из Горация.)
carm. i xxxv o diva, gratum quae regis antium...
О ты, покров страны Антийской,
Богиня! Чтима тварью всей,
Что смертного с степени низкой
Возводит вдруг на верх честей;
5 Что вдруг триумфы горделивы
Преобращаешь в гроб, во прах,
Что внемлешь пахарю от нивы,
Что власть являешь на водах;
Что лютый дак и скиф бродящий,
10 И грады чтут, и смертных род;
Латинец в брани всех разящий —
Латинец ждет твоих щедрот!
И матери царей строптивых,
И златом блещущий тиран,
15 В чертогах пышных, горделивых,
Тебе приносят фимиам —
Да их держава утвердится,
Как столп незыблемый стоит;
Народ к оружью не стремится,
20 И кроткий мир всегда хранит.
Рок сильный медною рукою
Заклепы пред тобой несет,
Клокочущий свинец другою,
И цепь гремящую влечет.
25 Надежда, верность непременна
Тебе сопутствуют всегда,
И там, где будешь раздраженна,
Не оставляют никогда.
(Но льстец — но хитрая подруга,
30 Твой пасмурный увидя взор,
Бегут они — бегут от друга —
Увы! Не злато с ним — позор!)
Се идет Кесарь в край британский,
Прими его под твой покров;
35 Се юный строй — се страх парфянский
И чермно-морских берегов.
Увы! Нас злобный стыд терзает,
Что пролили мы братий кровь!
Какую славу оставляет
40 Наш век для будущих веков!
Какого зла мы не свершили!
К богам имел ли ратник страх?
Священных храмов не щадили —
И кровь лилась при алтарях.
45 Богиня! Меч наш притупленный
Ты изощри против врагов;
Арап и массагет пронзенны
С него да смоют нашу кровь!
Впервые: «Приятное и полезное препровождение времени», М., 1796, ч. 11, с. 89—91; подпись: «Я.»
Перевод Горациевой оды XXXV из I книги. К счастию.
carm. i xxxv o diva, gratum quae regis antium...
Богиня, в Антии почтенна!
Из праха возвести на трон
Ты мощна, но и дерзновенна
Триумфы пременить на стон.
5 Тебя усердно призывает
Несчастный делатель полей;
Тебя чтит божеством морей
Кто бурны волны преплывает.
Тебя кровавых даков роды,
10 Тебя бродящий скиф в степях,
Тебя и грады и народы,
Тебя латин, герой в бронях, —
Все чтут, страшатся, умоляют;
Ты вечно в матерних сердцах;
15 В порфирах, с скиптрами, в венцах —
Тебе колена преклоняют.
Колосса ставша неподвижно
Не свергни яростной ногой!
И да народ скоропостижно
20 Не рушит сладостный покой!
Оружия да не подъемлет,
И люту смерть неся в руках,
В мятежных, буйственных толпах
Империи да не колеблет!
25 Тебе предходит рок свирепый;
Железною своей рукой
Влечет крюк, гвозди, тяжки цепи,
Грозя злосчастным казнью злой.
Тебя отрада всех, Надежда,
30 Тебя и редка Верность чтит;
Она чертогов не бежит,
Где черна кроет скорбь одежда.
Но подлых род людей неверный,
Наемны мздою красоты,
35 Друг, собеседник лицемерный
Дошедшего до нищеты
С желаньем хладным оставляют;
Драгие вина осушив,
Стяжаний всех его лишив,
40 С ним бремени делить не знают.
Богиня! Слух твой мне да внемлет!
Се Август света на предел
К британцам шествие приемлет —
Блистать геройских славой дел.
45 Храни его ты без навета!
Героев римских сохрани,
Несущих днесь свои брони
Сразить восточны части света.
О Рим! Свои виновны длани
50 Подъемли к гневным небесам;
Еще кровавы граждан брани
Ввергают в горесть нас и срам!
Чего наш злобный век избегнул?
Куда свирепства не простер?
55 К богам кто страха не презрел?
Каких Рим алтарей не свергнул?
Твоя, о Счастье, мощна сила
Все может паки примирить;
Мечи притуплены в горнила
60 Внеси, чтоб вновь их изострить;
Да горделива массагета
И аравлянина пожрут,
Да пощадя сограждан грудь,
Сверкнут в пределах чуждых света.
«Чтение для вкуса, разума и чувствований», М., 1791, ч. 1, с. 324—326. Присоединено к оде I, 34.
carm. i xxxvi et ture et fidibus iuvat...
Вам, боги, жертвы без числа,
Вам фимиам и лиры звуки.
Друзья! Минули дни разлуки —
Судьба мне друга принесла.
5 Хвала богам!.. Вернулся он
Из стран Гесперии далекой,
Средь нас изгнанник одинокий —
Прервите, други, хладный сон.
Иди в объятия мои,
10 Товарищ юности, мечтаний
И жизни первых начинаний
Помянем прошлые мы дни!
Пускай вино не умолкая
Течет из вечно полных чаш,
15 Пока Аврора золотая
Не успокоит праздник наш.
Пляшите бешеной толпой,
Держа фракийские амфоры;
Нам сколию, певец, запой
20 И радостно гремят пусть хоры.
Веселье сердце нам зажгло —
Ликуя, друга прославляйте
И розами, друзья, венчайте
Его высокое чело!
1890 г. «Литературный сборник в пользу бедных», СПб., 1891, вып. 2, с. 35—36; подпись: «А. С.»
<Февраль, 1890 г.> Из Горация. (XXXVI ода I книги.)
carm. i xxxviii persicos odi, puer, adparatus...
Вина шампанского скорей
В кубо́к, красавица, налей
И розами его увей.
О, не завидую я роскоши презренной!
5 Твоей, тщеславный сибарит!..
Чело мое венчает мирт,
И в сельской хижине моей уединенной
Я светлых не даю пиров.
Здесь нет ни пурпура, ни злата,
10 Ни тканей, ни ковров;
А радость лишь живет крылата,
И дружба, и любовь!
«Заволжский муравей», Казань, 1833, ч. 2, № 16, с. 894—895.
Подражание Горациевой XXXVIII оде.
carm. i xxxviii persicos odi, puer, adparatus...
Мальчик, я затей не люблю персидских.
Пышного венка для меня не нужно.
Незачем искать, где еще остались
поздние розы.
5 В мирт простой вплетать ничего не надо —
и тебе, слуге, да и мне за чашей
здесь, под сенью лоз, листья мирта лучше
всех украшений.
«Гермес», Пг., 1913, № 10, с. 277; подпись: «Згадай Северский».
carm. i xxxviii persicos odi, puer, adparatus...
К чему нам роскошь, друг? Для вьющихся волос
Не связывай венков пруточком ивы гибкой!
Дитя! К чему искать в саду осенних роз,
Поникнувших на стебель зыбкий?
5 Зеленый мирт сорви — и скромный, и простой
Приличней он тебе, ребенок русокудрый,
И мне — когда платан беседкою густой
Меня хранит за чашей мудрой...
«Развлечение», М., 1890, № 9, с. 5.
Из Горация. Ода XXXVIII.
carm. ii ii nullus argento color est avaris...
На что стараться всей душою
Сребро и злато собирать...
На то ль, мой друг, чтобы́ порою
Их в жадну землю закопать?
5 Не лучше ль, страсти укрощая,
Безвестным, но полезным жить,
Чем мыслить, алчностью пылая,
Испанью с Ливьей съединить?
Чем боле воду испивает
10 Болезнью страждущ водяной,
Тем боле яд в себе питает
И мучится болезнью той —
Так страсть к богатству непомерна,
Увидя множество препон,
15 Достичь стремится меты верно
С каких бы ни было сторон.
Нет пользы в золоте сокрытом...
И подлинно лишь тот счастли́в,
Кто в удовольствии открытом
20 Не скуп, однако ж бережлив.
Любовью братскою склоненный,
Делил все братьям Прокулей,
И ветхой старостью согбенный,
Был счастлив он в семье своей;
25 Его почтенное названье
В пример осталось временам,
И как бесценное стяжанье
Со славой предалось и нам.
Когда, низверженный со трона,
30 Опять всходил на трон Фраат,
Заставила его корона
Всех думать — он блажен стократ!
Но не тому счастливым зваться —
Так добродетель нам гласит —
35 И не тому лишь величаться,
Кого блаженным мир сей чтит...
И ласково она венчает
Того златым своим венком,
Богатств кто многих не алкает,
40 И с завистью ввек не знаком.
«Сочинения и переводы студентов Харьковского университета...», Харьков, 1818, с. 104—105; подпись: «Белозерский».
Подражание Горацию. Книга II, ода 2.
Ст. 8. Испанью с Ливьей съединить. Т.е. имеет с своем владении Африку и Испанию; ибо в сих областях были у римлян богатейшие владения.
Ст. 22. Делил все братьям Прокулей. К. Прокулей кавалер римский — друг Августа; столько привязан был к братьям своим, что когда они ограблены были в междоусобной войне, то он снова разделил, по равной части, полученное им от отца имение, которое и прежде того между ними было разделено.
Ст. 30. Фраат — царь парфянский, за свою жестокость сверженный с престола, ушел к скифам, кои, победив Теридата, снова возвели его на царство.
carm. ii ii nullus argento color est avaris...
Нет цвета сребру, о Саллустий! В притворных,
В скупых лишь оно сокрыто землях,
Когда не блистает в делах благотворных,
В прекрасных делах!
5 Любовь Прокулея в веках отдаленных,
И братская нежность с молвою пройдет,
И поздняя слава на кры́лах нетленных
Его вознесет.
Счастливее будешь, когда устремленный
10 К стяжанью — корыстный свой дух укротишь;
Тогда и Ливи́ю, Кади́кс отдаленный
Другим подари́шь.
В болезнях жестоких страдает несчастный,
Пока он лелеет желанья свои.
15 Страдалец! Терпеньем изгонишь ужасны
Страданья твои.
Фраата, достигшего цели желаний,
Счастливейшим Правда едва ль назовет;
Отучит народы от лживых мечтаний;
20 Их крики уймет.
Того и порфирой, и царством послушным
Судьба подари́т как наградой добра,
Кто оком лишь будет взирать равнодушным
На кучи сребра!
«Дамский журнал», М., 1832, ч. 37, № 3, с. 43—44; подпись: « *».
К Криспу Саллустию. Из Горация. (Книга II, ода 2.)
Ст. 5. Прокулея. Прокулей — римлянин, уделивший часть своего имущества братьям своим, лишившимся всего во время гражданской войны.
Ст. 17. Фраата. Фраат (Phraatus) — парфянский царь, очень жестокого характера. Он умертвил отца своего, братьев и сына; был свергнут с престола, но с помощию скифов снова воцарился.
carm. ii iii aequam memento rebus in arduis...
Когда ударом угрожает
Судьба, развеселяй свой дух;
Когда же счастье изливает
Тебе свои дары, мой друг,
5 Обуздывай чрезмерну радость —
И ты для смерти здесь рожден.
Ты можешь жизнь свою печально
В сем мире кратком провождать,
Иль в праздник на лугу приятно
10 С спокойствием торжествовать
С фалерским и с давно храненым,
Пенящимся как кровь вином.
Сосна где гибка и сребристый
Топо́ль нагбенные стоят,
15 И, съединив верхи ветвисты,
Под тень густую всех манят;
И где течь силится с журчаньем
Кристальный, блещущий ручей —
Вели принесть туда приятны
20 Цветущи розы, миг один,
Вино, мастики ароматны —
Пока еще ты счастья сын,
Пока и лета дозволяют,
Прядущи сестры жизнь твою.
25 Оставишь, друг мой, ты дубравы
Для ловли куплены, свой дом,
И мызу, тибрскими водами
Вкруг окропляему — сребром
И всем богатством овладеет
30 Один наследник только твой.
Рожден ли ты Инахом древним,
С богатством или в нищете,
Иль, будучи рожден от бедных,
Не зришь покрова ты себе,
35 Ничто тебе не помогает —
Ты жертва Орка, как и все.
Мы все падем во гробы, смертны!
Всех жребий обращает нас
В единой урне, не известный,
40 И рано ль, поздно ль возродясь,
Посадит на Харона лодку
Для превезенья в вечность всех.
«Приятное и полезное препровождение времени», М., 1798, ч. 20, с. 299—301.
К Делию. (Из Горация книг. 2, ода 3.)
carm. ii iii aequam memento rebus in arduis...
Всегда разумен будь, о Делий,
И хладнокровья не теряй;
Не предавайся слишком горю
И мудро радость умеряй...
5 К чему сосна и белый тополь,
Сплетая ветви, тень дают?
К чему, журча, речные волны
Русло́м извилистым текут?
Вели принесть сюда в кувшинах
10 Вино, садись под тень листов,
И скромно жизнью наслаждайся —
Пока ты молод и здоров.
Придет пора, и ты покинешь
Густые рощи, сад и дом,
15 И равнодушный твой наследник
Вдруг завладеет всем добром.
Мы все для рока жертвой служим —
И тот, кто знатен и богат,
И тот, кто в рабстве свет увидел,
20 Кого поносят и бранят.
Один конец нам всем назначен,
Всех поджидает злой Плутон,
И всех нас — рано или поздно —
Встречает сумрачный Харон.
«Домашний очаг; отдел для детей и юношества», СПб., 1907, № 19, с. 143—144; подпись: «М. Б.»
К Делию.
carm. ii viii ulla si iuris tibi peierati...
Когда б, Ирида, небеса
Тебе отмстили клятв забвенье,
Чтоб нежная твоя краса
Хоть легкое снесла затменье
5 На белых пятнышком зубах,
Или на розовых губах
Тогда бы я тебе поверил.
Но как тебе пристало лгать!
Уста лишь только отворяешь,
10 Чтоб клятвы, вероломна, дать —
Еще прекраснее сияешь.
Тогда едина ты предмет
Забот, смятения, сует
Любовников красивых, юных.
15 Ты тенью матери родной,
Ты небом, всеми в нем звездами,
Что светят в тишине ночной,
Ты и бессмертными богами
Клянешься — но сей злой обет
20 Тебе не причиняет бед,
И боги на тебя не гневны!
Венере первой только смех
Приносят все твои измены,
Невинным нимфам тьмы утех —
25 И клятвы, сколь ни дерзновенны,
Но и жестокое дитя,
С улыбкой вскользь на то глядя,
Свои горящи о́стрит стрелы.
Нежнейший юношества цвет,
30 Чтоб от тебя принять оковы,
Как будто тем живей растет —
Все пленники твои то новы!
И старых сколько у дверей!
Хоть по неверности твоей
35 Сто раз тебя грозили кинуть.
Тебя для молодых сынков
У матерей сердца трепещут
И бережливых стариков.
Невесты робки взоры мещут,
40 Чтоб запахи твоих духов
Любимых ими женихов
Не увлекли к тебе надолго.
«Чтение для вкуса, разума и чувствований», М., 1791, ч. 1, с. 317—319.
В латинском подлиннике названа она Барине; но как: 1) сие название не так приятно на российском языке; 2) при том некоторые вместо Барине читают Эарине, производя от греческого слова Эар или Ир, т.е. весна, — то я и принял вместо Барина Ирида.
carm. ii xiv eheu fugaces, postume, postume...
Ах, Постум! Как быстро спешат скоротечные ле́та;
сама добродетель не гонит прочь смерть самовластну,
морщинисту старость.
Хотел ли бы ты закалать сто тельцов ежедневно
5 на жертву Плутону, жестокому бед, плача богу —
все было бы тщетно!
Он сильных десницей превел на [он пол] темна Стикса,
чрез кои́ чадам праха, всем должно преплыть невозвратно —
царям, поселянам.
10 Вотще мы страшимся боев кровопийственных, грозных;
вотще не вдаемся волнам с пеной, с шумом кипящим,
и ветрам осенним!
Мы рано иль поздно увидим Коцит черноволный;
несчастных Дана́ид, Эолова сына, Сизифа,
15 к трудам осужденных.
Так должно расстаться с землею, с именьем, с супругой.
Древа твоей рощи не снидут с тобою в могилу,
кроме́ кипарисов.
Кто знает, что впредь? Ах, хранимые за́ сто замками
20 цекубские вина по смерти твоей разольются
по пышным помостам.
«Друг юношества», М., 1809, ч. 3, № 8, с. 43—45; подпись: «Гольт...ъ».
К Постуму. (Горац. кн. II, ода 14.)
Ст. 7. Сильных десницей. Гериона и Титиона.
Ст. 18. Кроме кипарисов. При древних погребениях употреблялись кипарисы.
carm. iii ii angustam amice pauperiem pati...
Пусть юноша, в смертных боях закаленный,
Научится бедность спокойно сносить;
Пусть будет, как всадник, копьем воруженный,
Угрозою дерзким парфянам служить;
5 Пусть жизнь его иногда протекает
В тревогах, сомненьях. Со вражеских стен
За ним наблюдая, пусть горько вздыхает
Супруга царя, что не знает измен,
И взрослая дочь: «Неужели решится
10 Неопытный в битве жених молодой
Свирепого льва раздражать, что стремится
И в сечу убийство несет за собой!»
За родину гибнуть нам славно, приятно —
Ведь смерти беглец не избегнул вполне,
15 Пощады не знает и к юности ратной,
К голеням, трепещущей в страхе спине.
Та доблесть, что горьких отказов не знала,
Блистала почетом святой чистоты,
Достоинства знаков она не искала
20 И их не теряла по воле толпы;
Та доблесть, что небо бессмертным открыла
Дорогой, безвестною людям иным,
Народных собраний, земли не взлюбила,
Стремясь на крылах к небесам голубым.
25 Награда тому, кто смирению верен;
С безумцем, что тайны Цереры открыть
Дерзнул пред народом — о, с ним не намерен
Под кровлей одною я жизнь проводить,
И утлый отвязывать челн. Оскорбленный
30 Юпитер с виновным невинному шлет
Немилость свою — но в грехе уличенный
От медлящей казни совсем не уйдет.
«Гимназия», Ревель, 1894, № 1, с. 196—197; подпись: «С. Л.»
К римским юношам.
carm. iii iii iustum et tenacem propositi virum...
Муж праведный, в делах неколебимый,
Не склонит в прах высокого чела —
Пускай народ, в пылу неукротимый,
Зовет его на темные дела;
5 Ни острый взор свирепого тирана,
Ни буйный вождь несмирных моря вод,
Ни Зевсов гром из тайного тумана —
Его души ничто не потрясет
Разрушься мир на плахе божьей казни —
10 Развалины он встретит без боязни.
Так Геркулес, и Поллукс, и Касто́р
Надзвездных стран достигнули делами —
Где Август-бог, восшед в небесный хор,
Пьет Гебы дар румяными устами.
15 Так Дионис бессмертие стяжал,
Взложив ярмо на тигров непокорных;
Так на конях Арея избежал
Герой Квирин извивов Стикса черных,
И с кротостью расцветшего чела
20 В совет богам Юнона изрекла:
«О Илион, покрытый ночью темной!
Ты жертвой пал преступного судьи,
И красоты чужой и вероломной —
Гниют в пыли развалины твои!
25 Ты пал, о град, богиням ненавистный!
Постигла казнь нарушенный обет,
И твой народ и вождь своекорыстный
Низринули тебя в пучины бед.
Уж не гремит молвой далекозвонной
30 Известный гость спартанки беззаконной!
Уже погиб Приама лживый род!
Меч Гектора над медными главами
Воителей-ахеян не блеснет;
Умолкла брань, воздвигнутая нами.
35 Я сей вражды пред Марсом отреклась —
Пускай взойдет троянкою рожденный
Сын племени противного для нас
В чертог небес, звездами озаренный,
И в сонмище пирующих богов —
40 Да вкусит он от сладостных даров.
Пока моря сердито разделяют
Возникший Рим и падший Илион;
Пока стада курганы попирают,
Где царь Приам с Паридом погребен;
45 Пока зверей нечистые младенцы
В тебе, Пергам, находят колыбель —
Да царствуют твои переселенцы
И да цветут в избранной из земель!
Победами да блещет Капитолий
50 И Партии смирит железной волей!
Да прогремит в пределах дальних стран,
Где Ливию с Европою раздвинул
Среди земли возлегший океан
И воды Нил богатые раскинул!..
55 Скорее Рим, корысти низкой чужд,
Пренебрежет металлы сокровенны,
Чем станет их для рабских жизни нужд
Насиловать рукою дерзновенной.
Но алчному пределов власти нет,
60 И все живет лишь для его побед!
Он будет там, отколь потоки света,
И там, отколь дожди шумят рекой, —
Коль не дерзнет священного обета
Забывчиво нарушить предо мной.
65 Да движимый любовью неуместной
Не воззовет из пепла Илион —
Не то сама воздвигну меч небесный
И ополчу победный легион;
И вновь судьба над юными стенами
70 Отяготит зловещими крылами.
Пусть Аполлон трикраты медный град
Восстанови́т — но воинства ахеян
Моим огнем трикраты истребят,
И будет пепл по воздуху развеян.
75 И над детьми трикраты пленных жен
Раздастся вопль отчаянно-тяжелый...»
Но будет петь — о Муза! Скорбный стон
Приличен ли твоей игре веселой?
Тебе ль обнять бессильным звуком слов
80 Великие деяния богов?
«Эхо», М., 1830, с. 89—93.
Ода Горациева.
carm. iii vi delicta maiorum inmeritus lues...
О римляне, дотоле станут
Безвинно боги вас карать
За грех отцов, пока не встанут
Ветшающие храмы их,
5 Не просветлеет их в дыму померкший лик.
Дано вам целою Вселенной
Дотоле только обладать,
Пока покорны вы державе их священной.
Вот славы вашея начало и венец!
10 Но небеса за то, что вы богов забыли,
На всю Гесперию бедами одождили.
Монезес и Пакор не раз
При злых предвестиях уже разили нас;
Над ратью нашею победу ликовали,
15 И выи нашею добычей украшали.
Уже исполненный крамолы самый Рим
Арабы с даками чуть не испепелили,
Из коих флотом те своим,
Сии копьем, стрелой издавна стра́шны были.
20 Супружества союз святой
В наш век развратный осквернили,
Семейства, домы развратили —
И вот источник бед прямой,
Рим и народ постигших римский.
25 Учиться пляскам ионийским —
Для наших зрелых дев — душа;
Они досель свой стан ломают,
Любви науку изучают,
Преступной страстию от юности дыша.
30 Не от таких отцов рожденны девы были,
Что карфагенскою Понт кровью обагрили
И Пирра некогда сломили,
От коих Антиох Великий пал
И грозный Аннибал.
35 Героев-поселян могучие сыны,
Сабельским заступом они
Сырую землю славно рыли,
И строгой матери последуя, домой
Обвостренные колья приносили,
40 Когда светило дня с закатом над горой
Вид черных теней изменяло,
Усталых от ярма волов освобождало,
И с отдалением копей
Спускало тишину ночей.
45 Но время едкое чего не сокрушало?
За веком дедов, наших век
Отцов гораздо худший тек;
Мы перед нашими отцами
Гораздо хуже, но с веками
50 И худшие еще потомки сменят нас.
«Северная Минерва», СПб., 1832, ч. 1, № 6, с. 414—416.
К римлянам.
Ст. 11. Гесперию. Италию.
Ст. 12. Монезес. Парфянский полководец, многократно разбивавший римлян, когда М. Антоний объявил парфянам войну.
Ст. 12. Пакор. Сын парфянского царя Орода. Послан будучи отцом своим с войском против римлян, по убиении М. Красса, Пакор разбил их в нескольких битвах.
Ст. 36. Сабельским. Сабеллы — народ в Италии, соседственный Риму, происходивший от сабинян.
carm. iii ix donec gratus eram tibi...
Гораций. Пока меня ты, Лидия, ласкала,
Пока другому в тишине ночей
Ты девственной красою не блистала —
Я был блаженнее царей!
5 Лидия. Пока, иной любовью распаленный,
Для Хлои ты не покидал меня,
Любви твоей — за блага всей Вселенной,
О друг, — не отдала бы я.
Гораций. Теперь манят волшебные напевы
10 И юной Хлои дивная краса;
Пускай умру — лишь только б милой девы
Судьбу хранили небеса.
Лидия. Огнем любви к Альцесту молодому
Венера мне судила пламенеть...
15 Чтоб жизнь продлить красавцу дорогому,
Готова дважды умереть...
Гораций. Но если взор очей твоих пробудит
В душе моей уснувшую любовь?
Что, если сердце Хлою позабудет
20 А Лидию полюбит вновь?..
Лидия. Хотя звезды он утренней светлее —
Когда бежит пред нею ночи мгла, —
А ты волны коварнее и злее,
А все с тобой мне жизнь и смерть мила!
«Библиотека для чтения...», СПб., 1843, т. 58, № 4, с. 11—12; подпись: «С-тъ.»
Перевод из Горация.
carm. iii ix donec gratus eram tibi...
Гор. Доколе нежну страсть ко мне ты сохраняла,
Доколе новой ты любови не внимала —
блаженнее царей себя тогда я чтил.
Лид. Доколе новый ты предмет не обожил,
5 И Лидия была пред Клоей непрезренна,
Превыше я была той жрицы вознесенна,
Которою Квирин на свет произведен.
Гор. Теперь у Клои быть в неволе я сужден.
Сколь сладкий глас она ко пенью напрягает?
10 С какою нежностью во арфу ударяет?
Смерть самая меня не может устрашить,
Коль жизнь ей за меня возможет рок продлить.
Лид. Во мне страсть пламенну Калаис возжигает;
К нему стремится мысль, и сердце обожает.
15 Двукратно я умру с весельем за него,
Кода судьба продлит дражайшу жизнь его.
Гор. Но если прежня страсть восторжествует мною,
И неразрывным нас союзом съединит,
Когда я изгоню из сердца нежна Клою —
20 И Лидия меня, презренна мной, простит?
Лид. Хоть прелестьми меня Калаис поражает,
И звезд сияние красою помрачает,
А ты хоть столько тверд и в мыслях и в делах,
Как лист, что слабый ветр колеблет на волнах, —
25 Однако всей душой тебя б любить я стала,
Твоею б я жила, с тобою б жить престала.
«Новые ежемесячные сочинения», СПб., 1788, ч. 25, с. 76—78.
Разговор Горация с Лидиею. (Подражание латинскому.)
carm. iv ii pindarum quisquis studet aemulari...
Кто хощет с Пиндаром сравниться,
Мой друг, опасной тот стезей
На крылах восковых стремится,
Сложенных Дедала рукой,
5 Стремится — к посмеянью злому —
Дать имя Понту голубому.
Как шумный с гор поток спадая
От проливных дождей крутых,
Брега известны забывая,
10 Ревет, кипит в волнах седых —
В чрезмерном Пиндар так стремленье
Парит в высоком песнопенье.
Достойно завсегда цветет
В парнасских лаврах он зеленых,
15 Слова ли новы, громки льет
В отважных дифирамбах, вольных,
И правил всяких чужд, далек,
Несется громок, быстр, высок.
Богов поет ли лик священный,
20 Или героев — отрасль их,
От коих смертью заслуженной
Центавров пали сонмы злых;
От силы коих грозной, страшной,
Погас Химеры огнь ужасной.
25 Иль в песнях подвиги избранны
Ристателя, бойца гласит,
Как пальмом Элидским венчанный
Герой в отечество спешит.
Пред мздой толико драгоценной
30 Что монументы? — Прах презренный!
Или на лире томной, нежной,
Героя юного поет,
Что у невесты безутешной
Похитила свирепа смерть;
35 Он храбрость, доблесть прославляет,
Из бездны адской исторгает.
Всегда, мой друг, всегда возвышен
Дирцейский лебедь высоко,
Когда его лишь шумный слышен
40 Полет меж быстрых облаков.
Пчеле машинской подражая,
Что, труд великий презирая,
Сбирает сладкий сок с цветов
Вблизи прохладных рощей, темных
45 Вкруг тибуртинских берегов,
Струями всюду упоенных,
При виде малом столь моем
Слагаю песни я с трудом.
Певец! На лире звучной, стройной
50 Возвысь ты Августа к звездам,
Как, лаврами венчан, достойно
Он по священным там холмам
Сикамбров дерзких, злых толпою
В триумфе повлечет с собою.
55 Бессмертны ничего не дали
Его славней и больше нам —
И дать (хотя бы возблистали
Опять златые дни странам) —
И дать судьбы, к нам благосклонны,
60 Не могут впредь ему подобных.
Пой дни торжеств, и восхищенье,
Публичны игры, тьмы отрад,
Что вожделенно возвращенье
С собою принесло в сей град;
65 Пой тишину и мир священный,
Судебны споры погашенны.
Тогда и я (когда вниманья
достойно что провозглашу);
Мои усердны восклицанья,
70 С твоим мой голос соглашу —
О, день прелестный, день блаженный!
О, день во веки незабвенный!
Так, счастие вкусив любезно,
Узрев его — я буду петь;
75 Когда ж триумф пойдет прелестный,
«Триумф! Триумф!» — до самых звезд
Глас граждан, клики из промчатся,
И жертвы в храмах воскурятся.
Обет твой десять юниц тучных
80 И столько ж разрешат тельцов;
А мой — один телец лишь юный.
Среди прекрасных он лугов,
Отстав от матери, пасется,
Да после в жертву принесется.
85 Челом сиянью подражая
Луны искривленных рогов
(Как в третий раз взойдет, блистая
Она средь светлых облаков),
Гордится снежной белизною,
90 Сам темно-желтый весь собою.
«Приятное и полезное препровождение времени», М., 1797, ч. 14, с. 214—217.
Из Горация.
carm. iv ii pindarum quisquis studet aemulari...
Чья ревность Пиндару в полете
Дерзнет из смертных подражать?
Или решится в нашем свете
Он Икара изображать,
5 На крыльях тающих взлететь,
Чтоб глубже в море закипеть?
Как сильно с гор стремясь шумящий,
Дождями наводненный ток,
Так стих, так звон, так жар горящий,
10 Так Пиндаров орел высок
С размаху быстро вниз летит,
Вихрь в воздухе летя крутит.
Равно велик достоин лавров,
В необычайных ли словах
15 Волненьем шумных дифирамбов
И дерзостных, чем чтится Вакх,
Влечется в восхищенье он,
Забыв строй лиры и закон;
Или́ бессмертных воспевает,
20 И племя их, земных царей,
Геройства витязей вещает,
От коих с яростью своей
Низвержен злой кентавров род,
Химера — страшный пал урод.
25 Иль олимпийских пальмоносных
Героев славу он гремит,
Бойцов, коней победоносных,
Возвыся тон, стихами чтит,
Потомству тако предает
30 Верней, чем мрамор, монумент.
Иль нежной песнью воздыхает
С невинной юной красотой,
Что слезны токи проливает,
Лишась любезного судьбой;
35 И кроткий дух, и чистый нрав
У мрака славит он отъяв.
«Чтение для вкуса, разума и чувствований», М., 1791, ч. 1, с. 284—285.
carm. iv iii quem tu, melpomene, semel...
Как только ты, Муза, кого оседлаешь,
Не быть уж тому человеком, шалишь!
Смеяться разучится тот и, как филин,
Полюбит пустыню свободу и тишь.
5 И славой его вы не сманите с печи,
Куда он мечтать залетает порой,
В театр, на балы и на рауты ваши
Поэт одичалый уже ни ногой.
За то облюбует он в поле местечко
10 И, вверх животом растянувшися там,
Голодный бедняк не устанет гоняться
За рифмой упрямой по целым часам.
О, Муза, ты голос порой соловьиный
Даешь индюку... Ты божественный звук
15 Подчас извлекаешь из лыковой дудки...
Увы, из твоих мне не вырваться рук!
О, Муза, тебе я обязан и славой,
И тем, что нет гроша в моем кошельке,
И тем, что утратил я мыслить способность,
20 И век щеголяю в худом сюртуке!
«Вестник Европы», СПб., 1884, № 4, с. 439; подпись: «В. Н-ская».
Подражание Горацию.
ep. vii quo, quo scelesti ruitis? aut cur dexteris...
Куда, куда?.. К чему вновь молнией сверкает
Едва сокрытый меч?
Когда сограждан кровь, кровь Марсова, кровь Реи
По морю и земле — скажите мне, злодеи, —
5 Когда престанет течь?
Иль в прах падет чело ревнивой Карфагены
От молнии орлов?
Иль в торжестве ведут оковами согбенных,
Во мрак темницы злой, свободных и надменных
10 Британии сынов?
Ах, нет! Готовят нам се зрелище иное!
Безумные спешат,
Чтоб в недрах разорить, по грозному желанью
Озлобленных парфян, сыновней лютой дланью
15 Отечественный град.
Идет ли лев на льва? Себе подобных губит
Какой свирепый зверь?
Народ! Слепым ли ты влечен ожесточеньем,
Иль властью высших сил, иль неким преступленьем —
20 Ответствуй мне теперь!
Безмолвствуют — и тень, тень смерти воцарилась
Вкруг робких их очес...
Безмолвствуют, страшась, в унынии трепещут —
Знать, грозную на них в гневе боги мещут
25 Судьбу с высот небес!
С тех пор, как к небесам кровь Рема возопила —
С тех пор, поднесь, навек
Презрев Природы глас, глас праведный, глас громкий,
Жестокий Марсов сын на поздние потомки
30 Проклятие навлек!
«Цветник», СПб., 1810, ч. 8, № 11, с. 198—201; подпись: «Ю. Л...нъ».
К народу. Горациева ода. Кн. V, од. VII. Ода сия сочинена, может быть, в то время, когда сам Гораций привлечен был Брутом под знамена Помпеевых войск, или во время первого похода Антония против Октавиана, или — и по общему мнению — пред сражением при Акциуме.
Ст. 14. Озлобленных парфян. Парфяне, разбив войска, предводительствуемые Крассом, страшились мщения римлян, и должны были с удовольствием видеть, что римляне истощают свои силы междоусобными войнами.
Ст. 30. Проклятие навлек. Для собственного своего извинения почти все народы полагали, что боги наказывают из-за преступления предков. Мнение сие употребляет и осторожный Гораций в сем случае, дабы не означить точную причину.
ep. vii quo, quo scelesti ruitis? aut cur dexteris...
Куда, мятежники? Почто в руках сверкает
Убийственный ваш меч?
Куда стремитесь вы, с неистовством во взоре?
Еще ль сограждан кровь на суше и на море
5 Не перестанет течь?
Пришла ль чреда главой поникнуть Карфагену
От молнии орлов?
В триумфе ль повлекут нестройными толпами
По стогнам городским, окованных цепями,
10 Британии сынов?
О, если б так! Но нет, то зрелище иное —
Безумные спешат,
Последуя парфян враждебному желанью —
В основах истребить клятвопреступной дланью
15 Отечественный град!
И хищный зверь себе подобных не терзает,
И лев на льва нейдет —
Что ж увлекает вас? Слепое ль заблужденье,
Иль сила вышняя, или́ ожесточенье?
20 Вы дайте мне ответ!
Безмолвствуют... Стыдом покрылись бледны лица,
И взор их недвижи́м!
Их ужас обуял... От робости трепещут —
Так грозное с небес во гневе боги мещут
25 Проклятие на Рим!
За кровь пролитую должна быть кров пролита —
Так свыше суждено!
Здесь Рема кровь текла — с тех пор за вероломство,
За казнь невинного, все Ромула потомство
30 Страдать обречено!
«Литературные прибавления к „Русскому инвалиду”», СПб., 1833, № 5, с. 39; подпись: «Л......»
Из Горация: 7-й эподон. (Вольный перевод.)
ep. xiii horrida tempestas caelum contraxit et imbres...
Туманит буря свод лазуревых небес,
Предвестница дождя, и молнии и грома,
И от ударов Аквилона
Бушует море, стонет лес.
5 Друзья! Не унывать, пока еще есть время,
Пока и юных лет не улетела мочь.
К чему нам старческое бремя?
Друзья! С чела морщины прочь!
Подайте жатого при консуле Торквате
10 Вина; веселие да царствует у нас!
Заботы богу предоставьте —
Он все устроит в добрый час.
И мазь персидская пускай благоухает,
И цилленейския приятной лиры звон
15 Сердца унылые смягчает,
Печаль и скуку гонит вон.
Так некогда центавр великому Ахиллу
Певал: «О полубог, Фетиды грозный сын!
Земля Асса́ракса могилу
20 Тебе готовит, исполин.
Не возвратишься ты от рек Скамандра хладных,
Где льется Симоис унылою струей;
Ты по навету Парок жадных
Не у́зришь матери своей».
25 Так пусть же мрачную тоску заменит радость!
Вином и пением уныние гони,
Веселых разговоров сладость
В беседе нашей оживи!
«Дамский журнал», М., 1828, ч. 23, № 17, с. 189—190; подпись: «П. Лпдвский».