У некоторых переводчиков есть две или три версии перевода одного текста. В собрание включены все версии, в которых отличны минимум три строки. Если отличны только одна или две строки, приводится версия, которая считается более поздней.
Переводчики → Олин В. Н., 9 перев. [убрать тексты]
carm. i v quis multa gracilis te puer in rosa...
Впервые: «Альбом северных муз», СПб., 1828, с.
1828 г. К Лизиске. (Подражание Горацию.)
carm. i xvii velox amoenum saepe lucretilem...
Впервые: «Сын Отечества», СПб., 1817, ч. 42, № 47, с.
carm. i xxxiv parcus deorum cultor et infrequens...
«Сын Отечества», СПб., 1818, ч. 43, № 3, с.
Перевод Горациевой оды. Кн. I, од. XXXIV.
carm. ii x rectius vives, licini, neque altum...
Впервые: «Славянин», СПб., 1830, ч. 13, № 1, с.
Перевод Горациевой оды. К Лицинию.
Ст. 19. Фив. Феб; Аполлон. — Г. С.
carm. ii xi quid bellicosus cantaber et scythes...
«Журнал древней и новой словесности», СПб., 1818, ч. 2, № 8, с.
Перевод Горациевой оды. Кн. III, од. VIII. К Гирпинию.
carm. ii xiv eheu fugaces, postume, postume...
Впервые: «Сын Отечества», ч. 44, № 12, с.
Перевод Горациевой оды. К Постумию.
carm. iii xiii o fons bandusiae, splendidior vitro...
«Сын Отечества», СПб., 1821, ч. 74, № 52, с. 275.
Перевод Горациевой оды O fons Bandusiae etc. (Кн. III. Од. XIII.) К ключу Бландузскому.
Ст. 3. Кроме данного перевода, ключ Бландузским называется еще у С. С. Боброва, непонятно почему. В оригинале fons Bandusiae.
Ст. 10. Загадочное кристалям непонятно также.
Ст. 13. Кроме Олина, ивы упоминает также Бобров. У Романовского и Фета — ясень. У прочих переводчиков — дуб. В оригинале — ilex.
[Прим. Nick Morozoff]
carm. iii xxiii caelo supinas si tuleris manus...
«Сын Отечества», СПб., 1819, ч. 57, № 46, с.
Горациева Ода. К Филлиде. Посвящена М. С. В. Кн. III. Од. XXIII.
serm. i i qui fit, maecenas, ut nemo, quam sibi sortem...
Отчего, Меценат, ни один человек не бывает доволен своею участию, сам ли он избрал ее, или судьба ему оную назначила? Каждый завидует состоянию другого. «О купцы счастливые!» — восклицает воин, поседевший в трудах ратных; а купец, застиженный на море свирепою бурею, почитает военную жизнь несравненно блаженнее. «Почему несчастен, — говорит он, — человек военный? Сразится — и уделом его или смерть мгновенная, или победа радостная». Судья, когда рано утром стучатся к нему в двери просители, завидует участи земледельца. Земледелец же, принужденный по вызову поручителей оставить поле и идти в город, восклицает горестно: «Благополучны одни только жители городские!» Примеров сему непостоянству так много, что сам говорливый Фабий утомился бы, исчисляя оные.
Но послушай, к чему клонится речь моя. Если б некий бог сказал сим безумцам: «Хорошо, я согласен исполнить желания ваши — ты, воин, будь купцом, а ты, купец, будь воином; судья и ты, земледелец, — переменитесь друг с другом состоянием вашим». Что же медлите? Не хотите? Но от вас зависит сделаться благополучными. И так не достойны ли сии люди, чтоб раздраженный Юпитер обратил на них гнев свой и сказал, что вечно, после сего, не преклонит слуха к мольбам их? Я намерен без всяких шуток продолжать речь мою; хотя говорить правду шутя что препятствует? Ласковые наставники, желая заманить детей к учению, дают нам иногда сласти. Но будем говорить без всяких шуток.
Пахарь, который твердую землю взрывает тяжелою бороною; вероломный ростовщик; воин; мореплаватель, дерзостно предающийся морю, — все они уверяют, что трудятся единственно с тем намерением, дабы в старости жить покойно и беззаботно. Так трудолюбивый муравей, говорят они, предохраняя себя от стужи и голода, тащит все что находит и уносит в свою житницу. Правда; но когда хладная осень покрывает мраком природу, он не оставляет гнезда и благоразумно пользуется своим запасом; для чего же тебя, корыстолюбец, ни знойное лето не может отвратить от стяжания сокровищ, ни зима, ни огонь, ни бурные волны, ни война кровавая? Ничто тебе не препона; только бы сделаться богатее другого. Какая тебе польза великое множество серебра и золота, тайным образом и дрожа от страха, зарывать в землю? Скупой скажет: Если я буду тратить оное, скоро ничего не останется. Но я спрашиваю — что же прекрасного в куче твоего серебра и золота, если не употреблять его? Пускай поля твои доставляют тебе сто тысяч мер хлеба; но твой желудок не более моего потребует. Положим, что ты для продажи носил бы по городу на плечах своих корзину, наполненную хлебами, сгибаясь под тяжестию; однако же ты не более съешь того, кто совсем не разносит хлеба. Или скажи мне — не равно ли для человека, провождающего жизнь в границах полагаемых самою природою, сто ли десятин земли засевает он, или тысячу? Но приятно черпать из великого богатств источника. Все равно, поверь мне. Когда малый доход мой достаточен мне на нужное, почему житницы твои будут преимущественнее хлебной моей корзинки? Благоразумен ли тот, который имея нужду только в одном стакане воды, скажет, что для него приятнее почерпнуть оную из великой реки, нежели из источника? Такие люди, увлеченные алчностию, обрушась вместе с берегом, уносятся быстриною. Но кто довольствуется нужным, тот не черпает ни мутной воды, ни подвергается опасности утонуть в волна́х глубоких.
Большая часть людей, ослепленная безрассудною алчностию к золоту, говорит, что никогда нельзя слишком много иметь денег, ибо уважение соразмерно богатству. Где же средства привести их в рассудок? Оставим сих произвольных страдальцев; они поступают подобно одному афинянину, богатому и скупому, который таким образом пренебрегал молву народную: «Народ, — говорил он, — смеется надо мною; однако же я сам себя дома осыпаю похвалами, когда смотрю на сундук мой, наполненный золотом».
Тантал, сожигаемый жаждою, беспрерывно ловит от него убегающую воду; чему же ты смеешься? Под другим именем о тебе говорит басня. Ты засыпаешь на груде мешков, наполненных серебром и золотом, пожирая их заботными взорами; не смеешь прикоснуться к ним, как будто к некоторой святыне, и принуждаешь себя наслаждаться ими, как бы сокровищем на картине представленным. Конечно ты не знаешь, в чем состоит ценность денег и к чему они служат! Купи хлеба, масла, вина и другие нужные вещи, без которых человек обойтися не может; или приятно тебе в вечном страхе проводить без сна дни и ночи, опасаться злых воров, пожара, невольников, и бояться дабы они, обокрав тебя, не бежали? Что до меня касается, я лучше пожелал бы остаться бедным, нежели разбогатеть на таких условиях.
Однако же, если ты занеможешь лихорадкою, или другая болезнь прикует тебя к постели, конечно будешь иметь людей, которые станут сидеть подле тебя, приготовлять лекарства, позовут лекаря, чтобы тебя вылечить и возвратить детям и любезным родственникам. Выйди из заблуждения, безумный! Жена и дети желают твоей смерти; все ближние, знакомые, слуги и служанки — все тебя ненавидят. Ты удивляешься? Не удивляйся — если ты предпочитаешь всему на свете золото, как же ты хочешь, чтобы тебя любили? Если без малейших услуг и стараний желаешь привязать к себе твоих друзей и родственников, несчастный! Ты теряешь только труд и время; это значит — взнуздав осла, учить его конскому бегу. Перестань же, корыстолюбец, собирать богатства, снискав чего желал ты; ты столько имеешь, что тебе стыдно опасаться бедности. Берегись, чтобы с тобою не случилось то же, что приключилось с одним скупым, по имени Винидием (повесть о нем не продолжительна). Он был так богат, что не считал, а мерил деньги; так скуп, что никогда не одевался лучше невольника — до самой смерти боялся он, чтобы не обеднеть в старости. Смелая отпущенница, подобно Клитемнестре, разрубила ему голову. Что же ты мне советуешь? Разве ты хочешь, чтобы я жил подобно Мению или Номентану? Нет, ты меня не понимаешь; ты из одной крайности устремляешься в другую — советуя тебе не быть скупым, не советую сделаться мотом или расточителем. Есть некоторая средина между нравами Танаиса и Визелиева тестя. Есть всему своя мера, находятся некоторые известные границы; ни по ту, ни по другую сторону оных нет истины.
Но я возвращаюсь к тому, с чего начал. Ужели никто, подобно скупому, не будет доволен своею участию, но станет завидовать состоянию другого? Ужели будет чахнуть от зависти, видя козу своего соседа с полными сосцами? Ужели никогда не захочет сравнить себя с великим числом людей гораздо его беднейших, стараясь того и другого превзойти богатством. С такою ненасытностию он вечно будет мучиться, встретив другого богатейшего. Возница, когда кони быстро мчат колесницы по ристалищу, желает обыкновенно настигнуть возниц его опередивших, презирая тех, которые от него отстали. Посему-то трудно найти человека, который сказал бы, что он жил счастливо, который оставлял бы жизнь сию подобно насытившемуся гостю, выходящему из пира.
Но сего довольно. Дабы ты, Меценат, не подумал, что я ограбил подслепого Криспина, я не скажу более ни слова.
«Журнал древней и новой словесности», СПб., 1818, ч. 2, № 8, с.
Сатира 1-я. (На скупых и корыстолюбивых.)
На сайте используется греческий шрифт.