У некоторых переводчиков есть две или три версии перевода одного текста. В собрание включены все версии, в которых отличны минимум три строки. Если отличны только одна или две строки, приводится версия, которая считается более поздней.
carm. i ii iam satis terris nivis atque dirae...
Вдосталь снега слал и зловещим градом
землю бил Отец, и смутил весь Город —
pинув в кремль святой грозовые стрелы
огненной дланью.
5 Всем навел он страх — не настал бы снова
грозный век чудес и несчастной Пирры,
век когда Протей гнал стада морские
к горным высотам;
жили стаи рыб на вершинах вязов,
10 там где был приют лишь голубкам ведом,
и спасались вплавь над залитым лесом
робкие лани.
Так и нынче — прочь от брегов этрусских
желтый Тибр, назад повернувши волны,
15 шел дворец царя сокрушить и Весты
храм заповедный,
Риму мстить грозя за печаль супруги,
впавшей в скорбь, — хоть сам не велел Юпитер —
волны мчал он, брег затопляя левый,
20 Илии верен.
Редким сыновьям от отцов порочных
суждено узнать как точили предки
не на персов меч, а себе на гибель
в распре гражданской.
25 Звать каких богов мы должны, чтоб Рима
гибель отвратить? Как молить богиню
клиру чистых дев, если мало внемлет
Веста молитвам?
Грех с нас жертвой смыть на кого возложит
30 бог Юпитер? Ты ль, Аполлон-провидец,
к нам придешь, рамен твоих блеск укрывши
облаком темным?
Ты ль, Венера, к нам снизойдешь с улыбкой —
Смех и Пыл любви вкруг тебя витают;
35 ты ль воззришь на нас, твой народ забытый,
Марс-прародитель?
Ты устал от игр бесконечно долгих,
хоть и любишь бой, и сверканье шлемов,
и лицо бойца над залитым кровью
40 вражеским трупом.
Ты ль, крылатый сын благодатной Майи,
принял на земле человека образ,
и согласье дал нам носить прозванье
«Цезаря мститель»?
45 О, побудь меж нас, меж сынов Квирина!
Благосклонен будь — хоть злодейства наши
гнев твой будят, ты не спеши умчаться,
ветром стремимый,
ввысь. И тешься здесь получать триумфы,
50 здесь зовись отцом, гражданином первым.
Будь нам вождь, не дай без отмщенья грабить
конным парфянам.
Впервые: «Гораций: Полное собрание сочинений», М.—Л., 1936, с. 9—10.
Ода 2. К Августу-Меркурию. Размер: Cапфическая строфа. Вначале описываются последовавшие за убийством Цезаря грозы и разлив Тибра, напоминающий поэту мифический потоп, во время которого спаслись лишь Девкалион и жена его Пирра.
20. Илия — супруга Тибра, Рея Сильвия, мать Ромула и Рема.
41. Майя — мать Меркурия, земным воплощением которого, по мысли стихотворения, является Август.
carm. i ii iam satis terris nivis atque dirae...
Вдосталь снега слал и зловещим градом
землю бил Отец, и смутил весь Город —
ринув в кремль святой огневые стрелы
гневной десницей.
5 Страх навел на все племена он — вновь бы
грозный Пирры век не настал, смущенной
чудом — вот Протей свое стадо гонит
к горным высотам;
стаи рыб стоят на вершинах вязов,
10 там где был приют лишь голубкам ведом;
вот плывут в волнах над залитым лесом
робкие лани.
Так и нынче — прочь от брегов этрусских
желтый Тибр, назад повернувши волны,
15 шел дворец царя сокрушить и Весты
храм заповедный,
Риму мстить грозя за печаль супруги,
впавшей в скорбь, — хоть сам не велел Юпитер —
волны мчал он, брег затопляя левый,
20 Илии предан.
Мало юных — грех то отцов — услышат
весть как деды их, заострив железо,
друг на друга шли — лучше нес бы меч их
гибель парфянам.
25 Звать каких богов мы должны, чтоб Рима
гибель отвратить? Как молить богиню
чистым девам тут, если мало внемлет
Веста молитвам?
Грех с нас жертвой смыть на кого возложит
30 бог Юпитер? О Аполлон, прийди же,
вещий бог, рамен твоих блеск прикрывши
облаком темным!
Ты ль, Венера, к нам снизойдешь с улыбкой —
Смех и Пыл любви вкруг тебя витают;
35 ты ль воззришь на нас, твой народ забытый,
Марс-прародитель?
Упоен игрой бесконечно долгой,
любишь брани клик ты, сверканье шлемов,
грозный Марсов вид над залитым кровью
40 вражеским трупом.
Ты ль, крылатый сын благодатной Майи,
нас спасешь? Приняв человека образ,
ты согласье дал ведь носить здесь имя
«Цезаря мститель».
45 В небо ты поздней возвратись, желанный;
дольше будь меж нас — хоть злодейства наши
гнев твой будят, ты не спеши умчаться,
ветром стремимый,
ввысь. И тешься здесь получать триумфы,
50 зваться здесь отцом, гражданином первым.
Будь нам вождь, не дай без отмщенья грабить
конным парфянам.
«Гораций: Собрание сочинений», СПб., 1993, с. 27—28.
Ода 2. Написана вероятнее всего в 27 году. Обращена к Августу, которого Гораций называет воплощением бога Меркурия и мстителем за смерть Юлия Цезаря. Размер: Сапфическая строфа.
1—20. В пяти первых строфах говорится о явлениях природы принимавшихся за зловещие предзнаменования и наказания за междоусобные войны.
2. Отец — Юпитер.
3. Кремль святой — Капитольская крепость с храмом Юпитера .
6. Пирры век, т.е. время «всемирного потопа».
13. От брегов этрусских, т.е. от Этрусского или Тирренского моря, откуда западный ветер загонял Тибр обратно в устье.
15. Дворец царя — построен, по преданию, царем Нумой Помпилием, как и храм богини Весты, у подошвы Палатинского холма близ Тибра.
carm. i iii sic te diva potens cypri...
Пусть, корабль, поведут тебя
мать-Киприда и свет братьев Елены — звезд;
пусть Эол, властелин ветров,
всем прикажет не дуть, кроме попутного!
5 Мы вверяем Вергилия
на сохрану тебе! Берегу Аттики
сдай его, невредимого;
вместе с ним ты спасешь часть и моей души.
Знать, из дуба иль меди грудь
10 тот имел кто дерзнул первым свой хрупкий челн
вверить морю суровому;
не страшили его Африк порывистый
в дни борьбы с Аквилоном; всход
льющих ливни Гиад; ярости полный Нот —
15 грозный царь Адриатики,
властный бурю взмести, властный унять ее.
Поступь смерти страшна ль была
для того кто без слез чудищ морских видал,
гребни вздувшихся грозно волн,
20 скал ужасных гряды Акрокеравния?
Пользы нет, что премудрый бог
свет на части рассек, их разобщил водой —
раз безбожных людей ладьи
смеют все ж бороздить воды заветные.
25 Дерзко рвется изведать все,
не страшась и греха, род человеческий;
сын Иапета дерзостный,
злой обман совершив, людям огонь принес;
после кражи огня с небес,
30 вслед чахотка, и с ней новых болезней полк
вдруг на землю напал, и вот
смерти день роковой, прежде медлительный,
стал с тех пор ускорять свой шаг.
Высь небес испытал хитрый Дедал, надев
35 крылья — дар не людей, а птиц;
путь себе Геркулес чрез Ахеронт пробил.
Нет для смертного трудных дел;
Нас к самим небесам гонит безумие.
Нашей собственной дерзостью
40 навлекаем мы гнев молний Юпитера.
Впервые: «Гораций: Полное собрание сочинений», М.—Л., 1936, с. 11—12.
Ода 3. К кораблю Вергилия. На отъезд поэта Вергилия в Афины. Размер: IV Асклепиадова строфа.
14. Льющих ливни Гиад. Восход Гиад означал наступление дождливой зимы.
20. Акрокеравний — скалистый мыс при входе в Адриатическое море.
carm. i iii sic te diva potens cypri...
Пусть же правят тобой, корабль,
мать-Киприда, лучи братьев Елены — звезд,
ветров царь и отец — Эол,
всех скрутив остальных, Япига лишь пустив.
5 Дан Вергилий тебе; твой долг
сохранить его нам, берегу Аттики, —
вняв мольбе, — невредимым сдать;
вместе с ним ты спасешь часть и моей души.
Знать, из дуба иль меди грудь
10 тот имел кто дерзнул первым свой хрупкий челн
вверить грозным волнам; ему
страх внушить не могли Африка злой порыв
в дни борьбы с Аквилоном; всход
льющих ливни Гиад; ярости полный Нот,
15 бурных Адрия вод судья, —
хочет — волны взметет, хочет — уложит вновь.
Поступь смерти страшна ль была
для того кто без слез чудищ морских видал,
гребни вздувшихся грозно волн,
20 скал ужасных гряды Акрокеравния?
Пользы нет, что премудрый бог
свет на части рассек, их разобщил водой —
раз безбожных людей ладьи
смеют все ж проплывать вод заповедных ширь.
25 Дерзко рвется изведать все
род людской, и грешит, став на запретный путь;
сын Иапета дерзостный,
злой обман совершив, людям огонь принес;
после кражи огня с небес,
30 вслед чахотка, и с ней новых болезней полк
вдруг на землю напал, и вот
смерти день роковой, прежде медлительный,
стал с тех пор ускорять свой шаг.
Высь небес испытал хитрый Дедал, надев
35 крылья — дар не людей, а птиц;
путь себе Геркулес чрез Ахеронт пробил.
Нет для смертного трудных дел;
нас к самим небесам гонит безумье — так,
наших ради деяний злых,
40 бог Юпитер не мог молний ослабить гнев.
«Гораций: Собрание сочинений», СПб., 1993, с. 29—30.
Ода 3. Написана в 19 году на отъезд поэта Вергилия в Грецию. Размер: 4-я Асклепиадова строфа.
2. Лучи братьев Елены — звезд. Братья Елены, близнецы Кастор и Поллукс, сыновья Юпитера и Леды, считались покровителями моряков; знаком их покровительства было свечение концов корабельных снастей — особое явление атмосферного электричества («огни св. Эльма»). Кастором и Поллуксом называются также две главные звезды созвездия Близнецов.
14. Льющих ливни Гиад. Начало периода видимости созвездия Гиад совпадает с периодом дождей.
36. Геркулес. Гораций имеет в виду самый трудный из подвигов Геркулеса — схождение в Аид за трехглавым псом Цербером.
carm. i ix vides ut alta stet nive candidum...
Смотри — стоит вот белая, вся в снегу,
Соракта, лесу бремя держать невмочь:
томяся, гнутся ветви; стуже
скованы лютою, реки стали.
5 Ослабь же холод, дров на очаг клади
щедрей и чаще! О Талиарх, вина,
сабинской чашей зачерпая,
старого, чистого лей радушней!
Об остальном всем думы оставь богам:
10 они повергли ветры, что бой вели
с пучиной вод, и кипарисов,
ясеней старых не дрогнут ветви.
Что завтра ждет нас, лучше бы знать не тщись
и каждый день свой, данный судьбой, пиши
15 в приход; ни радостей любовных,
юноша, не презирай, ни плясок,
пока в цвету ты, хмурых седин в кудрях
пока не видно. Тут-то простор полей
и под ночь шепот еле внятный
20 пусть тебя радуют в час урочный
и смех веселый, деву предавший вдруг,
когда в укромный спряталась угол она,
и выкуп, что с руки сорвал ты
или с притворно-упрямых пальцев.
Впервые: «Гермес», Пг., 1910, № 18, с. 478—479.
carm. i x mercuri, facunde nepos atlantis...
Вещий внук Атланта, Меркурий! Мудро
Ты смягчил людей первобытных нравы
Тем, что дал им речь и назначил меру
Грубой их силе.
5 Вестник всех богов, я тебя прославлю
В песне. Ты — творец криворогой лиры,
Мастер в шутку все своровать и спрятать,
Что бы ни вздумал.
Ты угнал и скрыл Аполлона стадо,
10 И сердитый Феб, с малышом ругаясь,
Вдруг среди угроз рассмеялся: видит,
Нет и колчана.
Ты Приама вел незаметно ночью:
Выкуп ценный нес он за тело сына,
15 В стан врагов идя меж огней дозорных
Мимо Атридов.
В край блаженный ты беспорочных души
Вводишь; ты жезлом золотым смиряешь
Сонм бесплотный — мил и богам небесным
20 Мил и подземным.
Впервые: «Гораций: Полное собрание сочинений», М.—Л., 1936, с. 20.
Ода 10. К Меркурию. Поэт обращается к Меркурию как к просветителю людей, учредителю гимнастических игр, вестнику богов, изобретателю лиры и проводнику душ в Аид. Размер: Cапфическая строфа.
Ст. 13. Ты Приама вел... — Имеется в виду XXII книга «Илиады».
carm. i x mercuri, facunde nepos atlantis...
Вещий внук Атланта, Меркурий! Мудро
Ты смягчил людей первобытных нравы
Тем, что дал им речь и благой обычай
Ввел состязаний.
5 Вестник всех богов, я тебя прославлю
Песней. Ты — творец криворогой лиры,
Мастер в шутку все своровать и спрятать,
Что бы ни вздумал.
Ты малюткой раз Аполлона стадо
10 Ловко скрыл, угнав. «Не отдашь коль...» — грозно
Тот стращал, — и вдруг рассмеялся: видит —
Нет и колчана.
Ты Приама вел незаметно ночью:
Выкуп ценный нес он за тело сына,
15 В вражий стан идя меж огней дозорных
Мимо Атридов.
В край блаженный ты беспорочных души
Вводишь; ты жезлом золотым смиряешь
Сонм бесплотный — мил и богам небесным,
20 Мил и подземным.
«Гораций: Собрание сочинений», СПб., 1993, с. 38.
Ода 10. Одна из ранних Од. В ней Гораций воспевает Меркурия, касаясь почти всех существенных признаков этого бога. Поэт обращается к нему как к просветителю людей, наделившему их даром речи, учредителю гимнастических состязаний, вестнику богов, изобретателю лиры, проказнику-вору, считавшемуся покровителем воров, проводнику и психопомпу, т. е. отводившему души умерших в Аид. О Меркурии (Гермесе) см. 3-й и 18-й Гомеровы гимны в переводе В. Версаева (В. В. Версаев, Полное собрание сочинений, т. X, М. 1929). Размер: Сапфическая строфа.
Ст. 13, 16. ...Приама вел... в стан греков мимо Атридов — Агамемнона и Менелая, когда Приам шел просить у Ахилла тело убитого им Гектора. См «Илиада», XXIV, ст. 334—467.
Ст. 18. ...Жезлом золотым... Волшебный жезл, которым Меркурий мог усыплять и будить, дан был ему Аполлоном.
carm. i xi tu ne quaesieris, scire nefas, quem mihi, quem tibi...
Нет, не тщись узнавать — ведать грешно, — жизни какой конец
Дал бог мне иль тебе. Полно гадать, брось, Левконоя, в смысл
Цифр халдейских вникать! Лучше терпеть, что ни пошлет судьба:
Много ль зим еще жить бог нам судил, зиму ль одну всего,
5 Ту, что ныне крушит грудью брегов волны тирренских вод:
Будь разумна — вино в чаши цеди, дальним мечтам отмерь
Срок ближайший. Пока речь мы ведем, минет наш век скупой:
День текущий лови, меньше всего веря в грядущий день.
Впервые: «Гермес», Пг., 1914, № 11—12, с. 362—363.
carm. i xii quem virum aut heroa lyra vel acri...
Мужа ты какого, героя ль, бога ль
Лирой хочешь петь или резкой флейтой,
Клио? Имя чье будет вторить всюду
Эхо шутливо?
5 Там, где тень дают Геликона рощи,
Там, где Пинда высь или Гем холодный,
Шли откуда вслед за певцом Орфеем
Рощи покорно?
Матерью учен, замедлял поток он
10 Бурных рек, ветров умерял порывы;
Шли за ним дубы по следам, внимая
Струнам певучим.
Что я смею петь до хвалы обычной
Всех Отцу? Людей и богов делами
15 Правит он во все времена, землею,
Морем и небом.
Выше, чем он сам, ничего нет в мире,
И ничто ему не равно по славе.
Ближе всех к нему занимает место
20 Дева Паллада,
Что смела в боях. Не пройду молчаньем
Вас: о Вакх! о ты, что зверям враждебна,
Дева! ты, о Феб, что внушаешь страх всем
Меткой стрелою!
25 В честь Алкида я буду петь и Леды —
Близнецов: один был кулачным боем
Славен, тот — ездой на конях. Блеснут лишь
Путникам оба,
Вод поток со скал, торопясь, стекает,
30 Ветры стихнут вдруг, разбегутся тучи,
Горы грозных волн — то богов веленье —
В море спадают.
Ромула ль затем, времена ли мира
В царство Нумы петь мне, не знаю, Приска ль
35 Гордые пучки, иль конец Катона,
Славы достойный.
Регула равно я и Скавров вспомню;
Павла, что лишил себя жизни, видя
Вражьих сил успех; как Фабриций чист был,
40 Вспомню я с Музой.
Как служить войне и косматый Курий
Должен был, равно и Камилл, суровой
Бедностью тесним и именьем скудным,
Дедов наследством.
45 Словно древа ствол у Марцеллов слава
С каждым днем растет, и средь них сверкает
Юлиев звезда, как в светилах меньших
Месяц сияет.
О отец и страж ты людского рода,
50 Сын Сатурна! Рок поручил охрану
Цезаря тебе: пусть вторым он правит,
Царствуй ты первым.
Все равно, триумф заслужив, кого он
В Рим введет: парфян ли смиренных, Лаций
55 Мнивших взять, вождей ли индийцев, серов
С края Востока, —
Пусть на радость всем он землею правит,
Ты ж Олимп тряси колесницей грозной,
Стрелы молний шли нечестивым рощам
60 Гневной десницей.
Впервые: «Гораций: Полное собрание сочинений», М.—Л., 1936, с. 22—23.
Ода 12. Написана вероятно в 29 году. Обращена к Августу. Размер: Сапфическая строфа.
Ст. 14. ...Всех Отцу — Юпитеру.
Ст. 25—26 ...Леды — близнецов — Кастора и Поллукса. См. выше примеч. ко 2-му стиху 3-й Оды.
Ст. 33—47. После мифических богов и героев Гораций переходит к царям и героям Рима.
Ст. 35. Гордые пучки, т. е. ликторские связки (fasces), как символ государственной власти.
Ст. 35. Конец Катона. Самоубийство убежденного сторонника аристократической республики Катона Утического (в 46 году до н.э.), вызванное победой Цезаря над Помпеем, стало классическим образцом римской доблести; сам Август, по свидетельству Макробия, «всерьез восхвалял Катона».
Ст. 37. Регул. Марк Атилий Регул был во время первой Пунической войны (III век до н.э.), взят в плен карфагенянами и, по преданию, отправлен ими в Рим для мирных переговоров, где выступил как ярый противник мира, за что по возвращении в Карфаген был казнен.
Ст. 45. Марцеллов слава. Очевидно речь идет о завоевателе Сиракуз во время второй Пунической войны (218—201 г. до н.э.) Марке Клавдии Марцелле и тезке его, племяннике Августа, которого последний усыновил и, невидимому, предназначал себе в наследники.
Ст. 47. Юлиев звезда — Август.
Ст. 50. Сын Сатурна — Юпитер.
carm. i xiv o navis, referent in mare te novi...
Эй, корабль, унесут в море тебя опять
волны! Что ты творишь? Твердо назад держи
в гавань! Разве не видишь —
борт уж, весел лишен, трещит,
5 мачта сломлена злым ветра порывом; все
реи стонут-кряхтят; корпус же твой едва ль,
всех канатов лишенный,
сможет выдержать властных вод
натиск? Нет у тебя паруса, цел чтоб был;
10 нет и бога, кого б вновь ты в беде мог звать.
Будь из кедров понтийских;
будь славнейшего леса сын;
родом, именем пусть хвастаешь — пользы нет;
веры ни́чуть не даст цвету кормы моряк
15 робкий. Ветра ж игрушкой
стать, не ну́дит коль рок, страшись!
Ты, что прежде внушал страх, отвращенье мне,
ныне ж — только предмет жалости тяжких дум;
прочь от вод, что разлились
20 между светлых Цикад, беги!
«Гермес», Пг., 1910, № 15, с. 400.
carm. i xv pastor cum traheret per freta navibus...
Хитрый в Трою когда на корабле пастух
Вез Елену с собой гостеприимную, —
Вверг в бездействие вдруг ветры Нерей, чтоб им
Злые судьбы из вод вещать:
5 «Не к добру ты введешь в дом к себе женщину,
За которой придет многое воинство
Греков, давших обет брак уничтожить твой
Вместе с царством Приамовым.
Сколько пота, увы, людям, коням грозит!
10 Роду Дардана ты сколько смертей везешь!
Вот Паллада уже шлем, колесницу, щит —
Все готовит в жестокий бой.
Не гордись, что с тобой помощь Кипридина!
Тщетно будешь кудрей волны расчесывать,
15 Тщетно жен чаровать лирными песнями —
Не спастись тебе в тереме
Ни от критской стрелы, ни от тяжелых пик:
Шум ворвется, Аякс быстрый найдет тебя.
Хоть и поздно, увы, все ж, любодей, узнай:
20 Будут кудри твои в пыли.
Видишь: гибель несут роду троянскому
Сын Лаэрта — Улисс, Нестор — пилосский царь.
Здесь бежит за тобой Тевкр-саламинец, там —
Закаленный в боях Сфенел,
25 Конеборец лихой, царь колесничников;
За Сфенелом вослед вот Мерион-стрелок,
Вот, храбрейший отца, страстно Тидид, ярясь,
Жаждет — грозный — найти тебя.
Ты же, словно олень, что, увидав волков
30 В дальнем луга краю, мчится, траву забыв, —
Так и ты побежишь, трус, запыхавшийся:
Не такой, как с Еленою!
Пусть отсрочит конец Трои и жен ее
Гнев Ахилла и флот, битвы с врагом прервав, —
35 Все ж, когда протечет ряд неизбежных зим,
Греки град Илион сожгут».
Впервые: «Гораций: Полное собрание сочинений», М.—Л., 1936, с. 26—27.
Ода 15. К Парису. Античные комментаторы видели в образах Париса и Елены намек на Антония и Клеопатру. Размер: II Асклепиадова строфа.
Ст. 3. Нерей — прорицающий о Троянской войне и гибели Трои морской бог, отец Фетиды и дед Ахилла.
carm. i xv pastor cum traheret per freta navibus...
Хитрый в Трою когда на корабле пастух
Вез Елену с собой гостеприимную, —
Вверг в бездействие вдруг ветры Нерей, чтоб мог
Злые судьбы ему вещать:
5 «В дом родной при дурных знаменьях ты везешь
Ту, кого возвратить требует много войск
Греков, давших обет брак уничтожить твой
Вместе с царством Приама всем.
Сколько пота, увы, людям, коням грозит!
10 Роду Дардана ты сколько смертей везешь!
Вот Паллада уже шлем, колесницу, щит —
Все готовит в жестокий бой.
Пусть Венеры самой гордый защитой ты
Чешешь кудри свои, женам чаруешь слух
15 Песней, чуждой войне, нежной кифарой, — все
Тщетно. Тщетно от острых стрел,
Копий тяжких и всех брани тревог бежать
Мнишь ты в спальне; Аякс быстрый найдет тебя.
Пусть хоть поздно, увы, все ж, любодей, узнай:
20 Будут кудри твои в пыли.
Гибель роду троян — видишь ли ты — несут
Сын Лаэрта — Улисс, Нестор — пилосский царь.
Здесь бежит за тобой Тевкр-саламинец, там —
Сфенел, с битвой знаком: коней
25 Мастер он укрощать, он коневод лихой:
Их ничто не страшит. Вот Мерион — стрелок,
Вот, храбрейший отца, страстно Тидид, ярясь
Жаждет — грозный — найти тебя.
Ты же, словно олень, волка завидя вдруг
30 В дальнем луга краю, мчится, траву забыв —
Так и ты побежишь, трус, запыхавшийся,
Хоть не то обещал ты ей.
Пусть отсрочит конец Трои и жен ее
Гнев Ахилла и флот, битвы с врагом прервав, —
35 Все ж, когда протечет ряд неизбежных зим,
Греки град Илион сожгут».
«Гораций: Собрание сочинений», СПб., 1993, с. 44—45.
Ода 15. Эта Ода — пророчество морского бога Нерея «коварному пастуху» Парису, похитившему Елену, — полна намеков на события Троянской войны. Размер: 2-я Асклепиадова строфа.
carm. i xviii nullam, vare, sacra vite prius severis arborem...
Вар, дерев никаких ты не сажай раньше священных лоз
В рыхлой почве, вблизи Тибура рощ, подле стен Катила;
Трудным делает Вакх тем, кто не пьет, жизненный путь; нельзя
Едких сердца тревог прочь отогнать, кроме вина, ничем.
5 Кто же службу в войсках станет, хмельной, иль свою бедность клясть?
Кто не славит тебя, Вакха-отца, сладкой Венеры чар?
Пусть никто не прейдет меры в питье: Либер блюдет предел.
Бой кентавров возник после вина с родом лапифов, — вот
Пьяным лучший урок; Вакх, не щадя, диким фракийцам мстит:
10 То, что можно свершать, то, что нельзя, узкой межой они
Делят, жадные пить. Я же тебя, бог, не дерзну пытать
Против воли твоей; таинств твоих, скрытых от всех плющом,
Я толпе не предам. Радостный бог! Грозных тимпанов звон,
Рог фригийский сдержи, — с ними идут рядом: Любовь к себе
15 И Тщеславье с пустой, поднятой вверх, меру презрев, главой,
И Болтливость, кому вверенных тайн, словно стеклу, не скрыть.
«Гораций: Собрание сочинений», СПб., 1993, с. 48.
Ода 18. Квинтилию Вару. Размер: V Асклепиадова строфа.
Ст. 2. Катил — один из легендарных основателей Тибура.
Ст. 13. Тимпан и рог — музыкальные инструменты вакхического культа.
carm. i xviii nullam, vare, sacra vite prius severis arborem...
Вар, дерев никаких ты не сажай раньше священных лоз
В рыхлой почве, вблизи Тибура рощ, подле стен Катила;
Трудным делает Вакх тем, кто не пьет, жизненный путь; нельзя
Едких сердца тревог прочь отогнать, кроме вина, ничем.
5 Кто, из чаши хлебнув, вспомнит про гнет войн или бедности?
Кто не грянет свой гимн Вакху-отцу с милой Венерою?
Но для каждого есть мера в питье: Либер блюдет предел.
Бой кентавров возник после вина с родом лапифов, — вот
Пьяным лучший урок; Вакх, не щадя, диким фракийцам мстит:
10 То, что можно свершать, то, что нельзя, узкой межой они
Делят, жадные пить. Я же тебя, бог, не дерзну пытать
Против воли твоей; таинств твоих, скрытых от всех плющом,
Я толпе не предам. Только сдержи буйный тимпан и рог!
Вслед за ними идет в злой слепоте дух Себялюбия,
15 И Тщеславье, подняв выше всех мер праздную голову,
И Болтливость, кому вверенных тайн, словно стеклу, не скрыть.
Впервые: «Гораций: Полное собрание сочинений», М.—Л., 1936, с. 30.
Ода 18. Вар, к которому обращена эта Ода, вероятно Квинтилий Вар, друг Вергилия и Горация, смерть которого (в 23 г.) последний оплакивает в 24-й Оде первой книги. Размер: 3-я Асклепиадова строфа.
Ст. 2. ...Подле стен Катила. Катил — один из основателей города Тибура.
Ст. 8. Бой кентавров с фессалийским племенем лапифов на свадьбе царя последних Пирифоя описан Овидием в «Метаморфозах» (XII, 210 слд.).
Ст. 14. Рог фригийский. Вакханалии сопровождались, как и празднества в честь Кибелы, звуками фригийских рогов.
carm. i xxviii te maris et terrae numeroque carentis harenae...
Славный Архит, земель, и морей, и песков исчислитель,
Ныне лежишь ты, покрытый убогой
Малою горстью песка у большого Матинского мыса!
Что из того, что умом дерзновенным
5 Ты облетел и небесную твердь, и эфирные выси?
Смертной душе не укрыться от смерти.
Пал и Пелопа отец, хоть и был он богов сотрапезник,
Умер Тифон, к небесам вознесенный,
Умер Минос, посвященный Юпитером в тайны; владеет
10 Орк Пантоидом, вернувшимся в Тартар,
Хоть и рассказывал он, свой щит на стене узнавая,
Как воевал он под башнями Трои,
Хоть и учил он, что смерть уносит лишь кожу да жилы,
Хоть и великим он был тайновидцем
15 Истин природы, как сам ты твердишь; но всех ожидает
Черная ночь и дорога к могиле.
Фурии многих дают на потеху свирепому Марсу,
Губит пловцов ненасытное море,
Старых и юных гробы теснятся везде: Прозерпина
20 Злая ничьей головы не минует.
Так и меня потопил в Иллирийских волнах буреносный
Нот, Ориона сходящего спутник.
О мореплаватель, ты хоть горстку летучего праха
Брось на мои незарытые кости.
25 Не поскупись! И пускай за это грозящие ветры
Прочь повернут от волны Гесперийской
К рощам Венузии, ты же свой путь продолжай невредима
Пусть на тебя справедливый Юпитер
Щедро прольет дары, и Нептун, охранитель Тарента.
30 Грех совершить ни во что ты не ставишь?
Может ведь это и детям твоим повредить неповинным;
Суд по заслугам с возмездием строгим
Ждет и тебя: не пребудут мольбы мои без отмщенья,
Жертвы тебя не спасут никакие.
35 Пусть ты спешишь, — недолга надо мною задержка: три горсти
Брось на могилу мою, — и в дорогу!
Впервые: «Гораций: Полное собрание сочинений», М.—Л., 1936, с. 40—41.
Ода 28. К Архиту Тарентскому. Ода написана от лица моряка, погибшего в буре и выброшенного на берег близ древней гробницы тарентского математика Архита (IV в. до н.э.): в ст. 1—20 он обращается к Архиту, в ст. 21—36 к проезжим морякам с просьбой похоронить его тело. Размер: I Архилохова строфа.
Ст. 10. Пантоид — имя троянца; Пифагор, последователем которого был Архит, утверждал, будто в него переселилась душа Пантоида, и в доказательство угадал щит Пантоида среди многих щитов, прибитых к храмовой стене.
carm. i xxviii te maris et terrae numeroque carentis harenae...
Моря, земли и песков измеритель несчетных, Архита,
Скудные ныне тебя покрывают
Горсти ничтожного праха у брега Матинского мыса,
Пользы тебе никакой не приносит
5 То, что эфира обитель исследовал ты и все небо
Мыслью обегал, на смерть обреченный.
Пал и Пелопа отец, хоть и был сотрапезник бессмертных,
Умер Тифон, к небесам вознесенный,
Умер Минос, посвященный Юпитером в тайны; владеет
10 Орк Пантоидом, вернувшимся в Тартар,
Хоть доказал он щитом, снятым в Герином храме, что жил он
В пору Троянской войны, утверждая,
Будто лишь кожа да жилы подвластны безжалостной смерти.
Сам же он был знатоком не последним
15 Истин, сокрытых в природе, по-твоему. Но по дороге
К Ночи уходим мы все и к могиле.
Фурии многих дают на потеху свирепому Марсу,
Губит пловцов ненасытное море,
Старых и юных гробы теснятся везде: Прозерпина
20 Злая ничьей головы не минует.
Так и меня потопил в Иллирийских волнах буреносный
Нот, Ориона сходящего спутник.
О мореплаватель, ты мне песку хоть летучею гордостью
Кости прикрой и главу, не скупися:
25 Я ведь могилы лишен. За это пускай все угрозы
Евр от Гесперии волн направляет
К рощам Венузии, ты ж невредим оставайся: награды
Пусть на тебя справедливый Юпитер
Щедро прольет и Нептун, святыни Тарента хранитель.
30 Грех совершить ни во что ты не ставишь?
Может ведь это и детям твоим повредить неповинным,
Суд по заслугам с возмездием строгим
Ждет и тебя: не пребудут мольбы мои без отмщенья,
Жертвы тебя не спасут никакие.
35 Пусть ты спешишь, — не долга ведь задержка: три горсти
Брось на могилу мою, — и в дорогу!
«Гораций: Собрание сочинений», СПб., 1993, с. 58—59.
Ода 28. Ода обращена к тени Архиты, философа и математика из Тарента, жившего в первой половине четвертого века до н.э. По преданию он погиб при кораблекрушении у Матинского мыса (в Апулии). Размер: 1-я Архилохова строфа.
Ст. 1. Песков измеритель — указание на то, что Архите принадлежало сочинение на ту же тему, что и «Псаммит» Архимеда. (Перевод сочинения Архимеда вышел в 1934 г. в ОНТИ.)
Ст. 7. Пелопа отец — Тантал.
Ст. 10. Пантоид — сын Пантоя, Евфорб, один из героев Троянской войны. Здесь речь идет о Пифагоре, который, по преданию, уча о переселении душ, утверждал, что сам был некогда Пантоидом; он доказывал это тем, что узнал щит Пантоида, висевший в Аргосском храме Геры.
Ст. 19. Прозерпина — богиня подземного царства, срезала у умирающих прядь волос, после чего наступала смерть. Ср. «Энеиду» Вергилия, IV, 697.
Ст. 22. Нот — южный ветер, назван попутчиком Ориона, так как при захождении этого созвездия в начале ноября начинались бури.
Ст. 29. Нептун назван стражем города Тарента как отец его мифического основателя.
carm. i xxxii poscimus, si quid vacui sub umbra...
Лира! Нас зовут. Коль в тени мы пели
В час досуга песнь, что прожить достойна
Год иль больше лет, — то сложи теперь мне
Римскую песню.
5 Первым внял тебе гражданин лесбосский;
Был хотя свиреп на войне он, все же
Меж боев, корабль после бурь причалив
К берегу сырому,
Вакха, Муз он пел и Венеру с сыном,
10 Что повсюду с ней неразлучен, Лика
Черных блеск очей воспевал, красавца,
Черные кудри.
Феба слава ты, на пирах Юпитер
Рад тебе внимать, от трудов ты сладкий
15 Отдых всем даешь, я к тебе взываю
Благоговейно!
Впервые: «Гораций: Полное собрание сочинений», М.—Л., 1936, с. 45.
Ода 32. К лире. Размер: Сапфическая строфа.
Ст. 5. Гражданин лесбосский — поэт Алкей.
carm. i xxxiii albi, ne doleas plus nimio memor...
Полно, Альбий, страдать — слишком ты долго чтишь
память Гли́керы злой. Полно скорбеть тебе
в грустных песнях; зачем, верность поправ, тебя
блеском тот, что юней, затмил?
5 К Киру, словно огонь, страсть Лико́риду жжет —
в кудрях девы чело; Кир же всею душой
к гордой Фо́лое льнет. Только скорей уж в связь
с волком вступит коза, чем он,
Кир, дрянной любодей, Фолою в грех введет.
10 Нрав Венеры таков — любит она людей
разных телом, душой в тяжкое впрячь ярмо;
любит зло подшутить она.
Так, меня самого лучший удел любви
ждал, но держит теперь Ми́ртала, дочь раба
15 в сладких путах своих — Адрия злей, где он
брег калабров заливом гнет.
«Гермес», Пг., 1913, № 10, с. 279—280.
Гораций. Ода I, 33.
carm. i xxxiv parcus deorum cultor et infrequens...
Я редко, скупо честь воздавал богам,
пока, безумной мудрости полн, блуждал;
теперь я принужден обратно
парус направить на путь забытый —
5 зане Юпитер — бог, что громады туч
обычно режет молний огнями, — вдруг
промчался по лазури ясной —
кони гремят колесницей быстрой;
земли недвижной грудь и потоки рек,
10 и Стикс, и недра жуткие грозных гор
Тенара, и Атланта грани —
все содрогнулось. Во власти бога
возвысить низких, славу безвестным дать,
принизить гордых — с шумом Фортуна вдруг
15 сорвет с главы царя тиару
прочь — и другому, ликуя, взложит.
«Гермес», Пг., 1915, № 15—16, с. 373.
Гораций. Ода I, 34.
carm. i xxxv o diva, gratum quae regis antium...
Богиня! Ты, что царствуешь в Антии!
Ты властна смертных с низшей ступени ввысь
Вознесть, и гордые триумфы
В плач обратить похоронный можешь.
5 К тебе взывает, слезной мольбой томя,
Крестьянин бедный; вод госпожу, тебя
Зовет и тот, кто кораблями
Критское море дразнить дерзает.
Тебя страшится дак и бродячий скиф,
10 Народы, грады, страны, надменный Рим,
И мать восточного владыки,
И беспощадный тиран в порфире
Трепещут, как бы дерзкой стопою ты
В дворцы не вторглась; как бы толпа, сойдясь,
15 «К оружью!» — не звала, «к оружью!»
Медлящих граждан, чтоб власть низвергнуть
И Неизбежность, верная спутница,
Перед тобой в железной руке несет
Стальные гвозди, крючья, клинья,
20 Скобы кривые — для глыб скрепленья.
А за тобою — Верность с Надеждою
В одежде белой, душ утешители,
В тот час, как в гневе ты оставишь
Взысканных домы, облекшись в траур,
25 И разбежится челядь их низкая.
Уйдет подруга, хитрый покинет друг.
Допив вино, сцедив осадок.
Друга ярмо разделять не склонный.
Храни ж, богиня, Цезаря за морем
30 В войне британской! Юношей свежий рой
Храни, чтоб рос он, страх внушая
Красному морю, всему Востоку!
Увы! Нам стыдно братоубийственных
Усобиц наших. Чем не преступны мы?
35 Чего еще не запятнали
Мы, нечестивцы? Чего из страха
Пред высшей силой юность не тронула.
Дала пощаду чьим алтарям?.. О, пусть
Ты вновь мечи перековала б
40 Против арабов и массагетов!
Впервые: «Гораций: Полное собрание сочинений», М.—Л., 1936, с. 48—49.
Ода 35. К Фортуне. Размер: Алкеева строфа.
Ст. 1. Антий — город в Лации с известным храмом Фортуны.
Ст. 30. В войне британской! — Британский поход Цезаря (т. е. Октавиана) замышлялся в 26 г. до н.э.
Ст. 40. Массагеты — скифское племя.
carm. i xxxv o diva, gratum quae regis antium...
Богиня! Ты, что царствуешь в Антии!
Ты властна смертных с низшей ступени ввысь
Вознесть, и гордые триумфы
В плач обратить похоронный можешь.
5 К тебе взывает, слезной мольбой томя,
Крестьянин бедный; вод госпожу, тебя
Зовет и тот, кто кораблями
Бурное море дразнить дерзает.
И дак свирепый, скифы, бродя в степях,
10 Тебя страшатся. Грады, народы все,
Суровый Лаций, властелинов
Матери, грозный тиран в порфире —
Трепещут, как бы дерзкой стопою ты
Их власть не свергла; как бы толпа, сойдясь,
15 «К оружью!» не звала, «к оружью!»
Медлящих граждан, чтоб власть низвергнуть.
И Неизбежность ходит с тобой везде,
В руке железной гвозди всегда неся,
Свинец расплавленный и клинья,
20 Скобы кривые — для глыб скрепленья.
Тебя Надежда, редкая Верность чтит,
Но, в белой ткани, вслед за тобой нейдет
В тот час, как в гневе ты оставишь
Взысканных домы, облекшись в траур.
25 Но, руша верность, с блудной женою чернь
Отходит прочь; и все разбегутся врозь
Друзья, допив вино с осадком:
Друга ярмо разделять не склонны.
Храни ж, богиня, Цезаря! — В бриттов край
30 Пойдет он дальний; юношей свежий рой
Храни, чтоб рос он, страх внушая
Красному морю, всему Востоку.
Увы! Нам стыдно ран и убийств своих
Граждан! Жестокий род, от каких мы дел
35 Ушли? Чего не запятнали
Мы, нечестивцы? Чего руками,
Богов страшася, юность не тронула?
Дала пощаду чьим алтарям?.. О пусть
Ты вновь мечи перековала б
40 Против арабов и скифов диких!
«Гораций: Собрание сочинений», СПб., 1993, с. 66—67.
Ода 35. К богине Фортуне, храм которой находился в городе Антии. Написана в 26 году, когда наместник Египта Элий Галл должен был отправиться в неудачно закончившийся поход в Аравию. Размер: Алкеева строфа.
Ст. 29. Цезарь — Август.
Ст. 29. Бритов край. Поход Августа в Британию не состоялся.
carm. ii xiv eheu fugaces, postume, postume...
Увы, как быстро, Постум мой, Постум, друг,
несутся годы! Как ты ни чти богов —
морщин не задержать, настигнет
старость; над смертию нет победы.
5 Быков по триста каждый хоть день коли
Плутону в жертву, жалость ему чужда —
смирённые рекой печальной
Титий и сам Герион трехглавый
в руках Плутона; знать, суждено нам всем,
10 земли питомцам, тот переплыть поток —
цари ль мы будем в здешнем мире,
бедные ль пахари — нет различья.
Вотще кровавых станем бежать мы битв
и волн, что Адрий с ревом крушит о брег,
15 вотще остерегаться будем
ветров осенних, вредящих телу;
узреть придется мрачный ленивый ток
реки Коцита, дщерей Даная зреть
бесславных, и мученья вечны
20 Си́зифа, Э́ола сына, участь.
Придется милый край свой покинуть, дом,
жену — и, сколько б здесь ни растил дерев,
пойдет лишь кипарис противный
вслед за тобой, господин недолгий.
25 И твой наследник ви́на, что ты хранил
под ста замками, выпьет — умней тебя —
и пол омочит гордой влагой —
лучшей, чем пьет на пирах понтифик.
«Гермес», Пг., 1914, № 10, с. 312—313.
Гораций. Ода II, 14.
carm. ii xvii cur me querelis exanimas tuis...
Зачем мне сердце грустью своей томишь?
Не мило то ни вышним богам ни мне,
Чтоб жизнь вперед меня ты кончил,
Ты, моя гордость, краса, оплот мой!
5 Но если б раньше смерть унесла тебя,
Моей души часть, с частью другой зачем —
Себе не мил, уже калека —
Медлить я стал бы? Тот день обоим
Принес бы гибель. Дал ведь не ложно я
10 Святую клятву: «Вместе пойдем с тобой,
Куда ни поведешь, мы вместе
Путь и последний свершить готовы!»
Ничто не в силах нас разлучить с тобой:
Ни злой Химеры пламенный жар, ни сам
15 Гиант сторукий, вновь восставши, —
Правды могучей и Парк то воля.
И все равно, кто зрел, одержавши верх,
Мой час рожденья: иль Скорпион лихой,
Весов созвездье, Козерог ли,
20 Волн Гесперийских владыка мощный.
У нас обоих сходится дивно так
Светил влиянье. Злого Сатурна свет
Затмив, тебя Юпитер вырвал,
Спас от него и Судьбы крылатой
25 Полет замедлил: радости полн тогда
В театре трижды рукоплескал народ,
Меня ж, над головой обрушась,
Древо сгубило б, но Фавн, хранитель
Людей Гермеса, доброй рукой удар
30 Смягчил. Там жертвы надо тебе воздать
И храм построить по обету:
Я ж заколю только агнца скромно.
Впервые: «Гораций: Полное собрание сочинений», М.—Л., 1936, с. 80—81.
Ода 17. К больному Меценату. Размер: Алкеева строфа.
Ст. 22. Злого Сатурна свет... Планета Сатурн считалась враждебной людям, а Юпитер — наоборот, благоприятной, радостной.
Ст. 26. ...Трижды рукоплескал народ... — См. Оды I, 20.
Ст. 28. ...Древо сгубило б. — См. Оды II, 13.
Ст. 28. Фавн — италийское божество, отожествлявшееся с греческим Паном, сыном Гермеса (Меркурия), — считался покровителем поэтов.
carm. iii i odi profanum volgus et arceo...
Противна чернь мне, чуждая тайн моих,
Благоговейте молча: служитель муз —
Досель неслыханные песни
Девам и юношам я слагаю.
5 Цари внушают подданных стаду страх,
А бог Юпитер грозен самим царям:
Гигантов одолевший, все он
В трепет движеньем бровей приводит.
Один — бывает — шире других в бразды
10 Сажает лозы; родом знатней, другой
Сойдет искателем на поле;
В славе иль доблести тот поспорит;
Толпой клиентов будет мной сильней, —
Но без пристрастья жребьем решает Смерть
15 Судьбу и знатных и ничтожных:
Выкинет урна любое имя.
Над чьей безбожной шеей повиснул меч,
Изъят из ножен, вкус усладить тому
Не сможет пир и сицилийский:
20 Сна не вернут ему птичек песни
Иль звон кифары. Сон не гнушается
Лачугой скромной сельского жителя,
Реки тенистого прибрежья,
Зыблемых ветром лощин Темпейских.
25 А кто доволен только насущным, тем
Совсем не страшен бурного моря шум,
Когда свирепый вихрь нагонит
Гед, восходя, иль Арктур, склоняясь;
Иль град, побивший лоз виноградных цвет;
30 Земли обманы: ливень, — когда шумят
Деревья, — жгучий зной созвездий,
Холод чрезмерный зимы суровой.
Уж рыбы чуют — водный простор стеснен,
Камней громады ввергнуты в моря глубь;
35 И вновь рабы спускают глыбы:
Смотрит подрядчик и сам хозяин,
Земли гнушаясь. Сходит, однако, Страх
Тотчас туда же, злые Угрозы вслед
И черная за ним Забота,
40 В крепкой ладье ль он, верхом ли едет.
Итак, ни красный мрамор, ни — ярче звезд —
Одежды пурпур мук не смягчал моих,
Ни лучший виноград, ни также
Мазь Ахемена... Зачем же стану
45 Я в новом стиле ввысь громоздить мой зал
С будящей зависть дверью? Зачем менять
На хлопотливые богатства
Мирные нивы долин Сабинских?
Впервые: «Гораций: Полное собрание сочинений», М.—Л., 1936, с. 89—90.
Ода 1. Гораций, как «служитель муз», обращается к хору мальчиков и девушек. Размер: Алкеева строфа.
Ст. 7. Гигантов одолевший... См. Оды II, 12, ст. 6 и II, 19, ст. 23.
Ст. 11. ...На поле, т.е. на Марсово поле, где происходили выборы должностных лиц. Гораций говорит так, как будто депо происходит еще в старой римской республике.
Ст. 17—21. Гораций имеет в виду рассказ о любимце сиракузского тирана Дионисия Старшего — Дамокле, над головой которого Дионисий во время пира велел повесить меч на одном конском волосе, чтобы показать ему непрочность земного счастья. См. Цицерон «Тускуланские беседы», V, 21, 61.
Ст. 24. Лощины Темпейские. См. Оды I, 7 и I, 21. Здесь просто в смысле живописных лощин.
Ст. 28. Гед, обычно Геды — две звезды в созвездии Возничего, с появлением которых (в начале октября) и с захождением Арктура (в конце ноября) совпадает период осенних бурь.
Ст. 44. Мазь Ахемена. Мазь из душистых индийских растений названа так в смысле «восточной» по имени основателя древнеперсидской династии Ахеменидов.
carm. iii iii iustum et tenacem propositi virum...
Кто прав и к цели твердо идет, того
Ни гнев народа, правду забывшего,
Ни взор грозящего тирана
Ввек не откинут с пути, ни ветер,
5 Властитель грозный бурного Адрия,
Ни Громовержец дланью могучей, — нет.
Пускай весь мир, распавшись, рухнет —
Чуждого страха сразят обломки.
И Геркулес и Поллукс таким путем
10 Достигли оба звездных твердынь небес:
Меж них возлегши, будет Август
Нектар пурпурными пить устами.
Таким путем, о Вакх, и тебя везли
Твои тигрицы, чуждому им ярму
15 Подставив шеи; так и Ромул
Орка избегнул на конях Марса,
Когда Юнона радость рекла богам,
Совет державшим: «Трою державную
Повергнул в прах судья преступный
20 Вместе с женой, из-за моря плывшей, —
Град, обреченный мной и Минервою
С тех пор, как не дал Лаомедонт богам
Награды должной, — обреченный
Вместе с народом, с вождем лукавым.
25 Уже не блещет ныне бесславный гость
Лаконки блудной; клятвопреступный род
Приама, Гектором могучий,
Греков уже не разит отважных.
Войне, раздором нашим затянутой,
30 Конец положен. Гнев мой и ненависть
Сложив, я милую для Марса
Внука, который рожден мне жрицей
В дому троянском; в светлый чертог ему
Вступить дозволю; нектара сок вкушать
35 И приобщить его отныне
К сонмам блаженных богов дозволю.
И лишь бы между Римом и Троею
Шумело море — пусть беглецы царят
Счастливые в краю желанном!
40 Лишь бы Приама, Париса пепел
Стада топтали, звери без страха там
Щенят скрывали б, — пусть Капитолия
Не меркнет блеск, и пусть победный
Рим покоряет парфян законам!
45 Вселяя страх, он пусть простирает власть
До граней дальних, где отделяется
Водой от Африки Европа,
Вздувшись, где Нил орошает пашни.
Пусть презирает злато, которому
50 В земле остаться лучше не вырытым,
Чем громоздиться на потребу
Людям, громящим и божьи храмы.
И где бы мира грань ни стояла, пусть
Ее оружьем тронет, стремясь достичь
55 Краев, где солнца зной ярится,
Стран, где туманы и ливни вечно.
Но лишь один воинственным римлянам
Завет кладу я: предков не в меру чтя
И веря счастью, не пытайтесь
60 Дедовской Трои восставить стены!
Коль встанет Троя в пору недобрую, —
Судьба вернется с гибелью горькой вновь:
Юпитера сестра-супруга,
Двину сама я полки победно.
65 Пусть трижды встанут медных ограды стен,
Творимых Фебом, — трижды разрушат их
Мои ахейцы; трижды жены
Пленные мужа, детей оплачут».
Шутливой лире это совсем нейдет!
70 Куда ты, Муза? Брось же упорно так
Рассказывать бессмертных речи
И унижать величавость малым.
Впервые: «Гораций: Полное собрание сочинений», М.—Л., 1936, с. 93—95.
Ода 3. К Августу.
Ст. 9—16. Геркулес, Поллукс, Вакх и Ромул стали богами, хотя и были рождены от смертных женщин.
Ст. 17. Юнона... рекла... — Речь Юноны, предостерегающая римлян от восстановления Трои, — по-видимому, намек на проект Антония перенести столицу из Рима на Восток. В речи она упоминает, не называя, Париса с Еленой (ст. 19—20) и Ромула (ст. 32), сына весталки Реи Сильвии (ст. 32—33) и Марса.
carm. iii iii iustum et tenacem propositi virum...
Кто прав и к цели твердо идет, того
Ни граждан гнев, что рушить закон велят,
Ни взор жестокого тирана
Ввек не откинут с пути; ни ветер,
5 Властитель грозный Адрия бурных вод,
Ни Громовержец дланью могучей, — нет:
Лишь если мир, распавшись, рухнет,
Чуждого страха сразят обломки.
И Поллукс так и странник Геракл, взнесясь,
10 Достигли оба звездных твердынь небес:
Меж них возлегши, будет Август
Нектар пурпурными пить устами.
Тебя за то же, Вакх, наш отец, твои
Возили тигры, чуждому им ярму
15 Подставив шеи; так же Ромул
Орка избегнул на конях Марса,
Когда Юнона радость рекла богам,
Совет державшим: «Трою повергнул в прах
Судья бесчестный, злополучный,
20 Вместе с женой иноземной; Трою
С тех пор, как не дал Лаомедонт богам
Награды должной, — град, обреченный мной
И девой чистою Минервой,
Вместе с народом, с вождем лукавым.
25 Уже не блещет ныне бесславный гость
Лаконки блудной; клятвопреступный род
Приама Гектором могучий
Греков уже не разит отважных.
Война, что длилась нашим раздором лишь,
30 Уже затихла. Гнев свой отринув, я
Теперь помилую для Марса
Внука, что был, ненавистный, жрицей
Рожден троянской; в светлый чертог ему
Вступить дозволю; нектара сок вкушать
35 И приобщить его отныне
К сонмам блаженных богов дозволю.
И отделялся б только от Трои Рим
Шумящим морем — пусть беглецы царят
Счастливые в краю желанном;
40 Лишь бы Приама, Париса пепел
Стада топтали, звери без страха там
Щенят скрывали б, пусть Капитолий, блеск
Бросая вкруг, стоит, и грозный
Рим покоряет парфян законам.
45 Внушая страх, он пусть простирает власть
До граней дальних, там, где Европы край
От Африки пролив отрезал,
Вздувшись, где Нил орошает пашни;
Сильней пусть будет к злату презреньем он,
50 В земле покуда скрыто (и лучше так!),
Чем жаждой все собрать святое
Хищной рукой на потребу людям.
И где бы мира грань ни стояла, пусть
Ее оружьем тронет, стремясь достичь
55 Краев, где солнца зной ярится,
Стран, где туманы и ливни вечно.
Но так квиритам, войнолюбивым я
Вещаю с тем, чтоб, предков не в меру чтя,
Они не смели, вверясь счастью,
60 Дедовской Трои восставить стены.
Коль встанет Троя, с знаменьем мрачным птиц,
Судьба вернется с гибелью горькой вновь:
Юпитера сестра-супруга,
Двину сама я полки победно.
65 Пусть трижды встанет медных оград стена,
Пусть Феб сам строит, — трижды она падет:
Разрушат греки; трижды жены
Пленные мужа, детей оплачут».
Шутливой лире это совсем нейдет!
70 Куда ты, Муза? Брось же упорно так
Рассказывать бессмертных речи
И унижать величавость малым.
«Гораций: Собрание сочинений», СПб., 1993, с. 107—109.
Ода 3. К цезарю Августу. Написана в 27 году. Размер: Алкеева строфа.
Ст. 9—12. Поллукс, как и Геракл, названный «странником» (vagus), в указание его странствований при совершении подвигов, приводятся как пример людей, получивших бессмертие, которого должен удостоиться и Август.
Ст. 13—17. Вакх приводится в пример потому, что он стал богом, несмотря на то что рожден был смертной Семелой. Тигры, везущие колесницу Вакха, служат символом укрощения дикости и свирепости. Последний пример награды бессмертием — Ромул, вознесшийся по мифу на небо на колеснице Марса, после того как Юнона, преследовавшая римлян как потомков троянских выходцев, примирилась с ними.
Ст. 19. Судья бесчестный — Парис, похитивший Елену (жену иноземную).
Ст. 21. Лаомедонт, отец Приама, обманул Аполлона и Посидона, строивших стены Трои. См. «Илиаду», песнь XXI, ст. 441—446 и «Метаморфозы» Овидия, XI, 199—206.
Ст. 26. Лаконка — Елена.
Ст. 32. Внук, т. е. Ромул, так как его отец Марс — сын Юноны.
Ст. 32—33. ...Жрицей рожден троянской. Мать Ромула, Илия, была, по преданию, весталкой и происходила из рода троянца Энея.
Ст. 69—72. Последняя строфа, неожиданно прерывающая торжественную речь Юноны, напоминает конец Оды II, 1.
carm. iii iv descende caelo et dic age tibia...
Сойди же с неба, о Каллиопа, дай,
Царица Муз, мне долгую песнь — пускай
То флейты ль звук, иль голос звонкий,
Дивные ль струны кифары Феба,
5 Вы слышите? Иль сладко безумье так
Прельщает слух и зренье мое?.. Брожу
Священной рощей, мнится: тихо
Веют зефиры, ручьи струятся.
На Вольтур часто мальчиком я ходил.
10 Когда вдали от грани родных полей,
Устав резвиться, раз заснул я,
Свежей листвою меня прикрыли
Голубки. Дивом вкруг то казалось всем, —
Чьи гнезда полнят высь Акерунтии,
15 Бантин тенистые дубравы,
Тучные пашни низин Форента, —
Что невредимым спал я средь черных змей,
Среди медведей, лавром священным скрыт
И миртовых ветвей листвою,
20 Мальчик бесстрашный, храним богами.
Я ваш, Камены, ваш, на вершины ль гор
Взойду Сабинских, хладной Пренесты ль высь
Меня приманит, Тибур горный,
Бай ли прозрачный и чистый воздух.
25 И друга ваших плясок у светлых вод —
Ни дуб проклятый, пав, не сгубил меня,
Ни пораженье при Филиппах,
Мыс Палинуp в Сицилийском море.
Пока со мной вы, смело пущусь я в путь:
30 Средь волн Босфора бешеных буду, плыть,
На Ассирийском побережье
Странником в жгучих песках скитаться.
Узрю пришельцам грозный британцев край,
Конканов племя, пьющее кровь коней;
35 Узрю я невредимо дальний
Дон и носящих колчаны скифов.
Едва успеет Цезарь великий вновь,
В бою уставших, воинов в град вернуть,
Труды военные закончив,
40 В гроте у вас он находит отдых.
Вы кротость в мысли льете ему и, влив, —
Благие, — рады. Знаем мы, как толпу
Титанов страшных, нечестивых,
Молнии ринув, сразил Юпитер.
45 Смиряет землю твердую он, морей
Волненье, грады, мрачный подземный край;
Богами и толпами смертных
Правит один справедливой властью.
Ему внушило страх поколенье то
50 Младое, силой гордое рук своих,
И братья, на Олимп тенистый
Гору взвалить Пелион пытаясь.
Но что Тифей и мощный Мимант могли
Иль грозный видом Порфирион свершить,
55 И Рет и Энкелад, метавший
Груды исторгнутых с корнем вязов, —
Когда Паллада мощный простерла щит
Навстречу дерзким, пылкий Вулкан стоял
Вот здесь, а там Юнона-матерь,
60 Бог Аполлон, неразлучный с луком;
Кудрям дав волю, моет их влагой он
Кастальской чистой; любит он в рощах жить
Ликийских иль в лесу родимом,
В храме на Делосе, иль в Патарах.
65 Коль разум чужд ей, сила гнетет себя,
С умом же силу боги возносят ввысь;
Они же ненавидят сильных,
В сердце к делам беззаконным склонных.
Что это правда, могут примером быть
70 Гиант сторукий иль Орион: за то,
Что тщился обольстить Диану,
Был укрощен он стрелою Девы.
Земля страдает, чудищ своих сокрыв;
Скорбит, что дети ввергнуты в бледный Орк
75 Стрелами молний; пламень Этны
Быстрый горы сокрушить не может.
И вечно коршун Тития печень жрет
За невоздержность, сидя на нем как страж,
И Пирифоя, женолюбца,
80 Триста цепей в преисподней держат.
Впервые: «Гораций: Полное собрание сочинений», М.—Л., 1936, с. 96—98.
Ода 4. К музе Каллиопе. Размер: Алкеева строфа.
Ст. 26. ...Ни дуб проклятый... См. Оды II, 13.
Ст. 27—28. Пораженье при Филиппах. См. Оды II, 7. О грозившей ему опасности у мыса Палинура Гораций больше нигде не упоминает.
Ст. 43. Титаны — дети Урана и Геи, побежденные и свергнутые в Тартар Зевсом, у позднейших античных поэтов часто смешиваются с гигантами, имена которых и перечисляет Гораций в 53—55 стихах.
carm. iii v caelo tonantem credidimus iovem...
Юпитер, громы мечущий — верим мы —
Царит на небе: здесь на земле к богам
Причтется Август, покоривший
Риму британцев и персов грозных.
5 Ужели воин Красса, в постыдный брак
Вступив с парфянкой, в вражеской жил стране?
О курия! О порча нравов!
В доме состарились тестя, персов
Царю покорны, марс, апулиец там,
10 Забывши тогу, званье, священный щит,
Забыв огонь пред Вестой вечный,
Хоть невредимы твердыни Рима?
Опасность эту Регул предрек, когда
Не соглашался мира условья он
15 Принять и дать пример, что влек бы
Гибель для Рима в грядущем веке,
Коль без пощады, сдавшихся в плен, на смерть
Не обрекли бы: «Стяги я, — молвил он, —
Прибитые к пунийским храмам
20 Видел, доспехи, что с римлян сняты
Без боя; граждан римских я зрел, кому
К спине свободной руки скрутили; там
Ворота без запоров; пашут
Вновь, разоренные нами, нивы.
25 Храбрее разве, выкуплен златом, в бой
Вернется воин?.. Вы прибавляете
К стыду ущерб: слинявшей шерсти
Пурпур не может вернуть окраски;
И раз отпавши, истая доблесть вновь
30 Идти не хочет к тем, кто отверг ее.
Как лань, изъятая из сети,
Бросится в бой, так храбрей тот станет.
Кто, вероломный, вверил себя врагам,
Сотрет пунийцев в новой войне, кто мог
35 На скрученных руках покорно
Узы терпеть, убоявшись смерти.
Не зная, как бы жизнь сохранить свою,
С войной смешал он мир. О, какой позор!
О Карфаген великий, выше
40 Стал ты с паденьем постыдным Рима!»
Жены стыдливой он поцелуй отверг
И малых деток, ибо лишился прав;
И мужественно взор суровый
В землю вперил, укрепить желая,
45 Душой нетвердых, членов сената: сам
Им дал совет, не данный дотоль нигде,
Затем — изгнанник беспримерный —
Быстро прошел меж друзей печальных.
А что готовил варвар-палач ему,
50 Он знал, конечно. Все же раздвинул так
Друзей, что вкруг него стояли,
Всех, что пытались уход замедлить,
Как будто, тяжбы долгие он решив,
Клиентов споры, суд покидал, спеша,
55 Чтоб путь держать к полям Венафра
Или в спартанский Тарент на отдых.
Впервые: «Гораций: Полное собрание сочинений», М.—Л., 1936, с. 99—100.
Ода 5. К Августу. Написана в 27 году. Размер: Алкеева строфа.
Ст. 5. Воин Красса. Марк Лициний Красс был побежден и убит парфянами в 53 году.
Ст. 7. Курия — сенат.
Ст. 11. Огонь... вечный — в храме Весты — символ благополучия Рима.
Ст. 13. О Регуле см. Оды I, 12, ст. 37.
carm. iii vi delicta maiorum inmeritus lues...
За грех отцов ответчиком, римлянин,
Безвинным будешь, храмов пока богам,
Повергнутых, не восстановишь,
Статуй, запятнанных черным дымом.
5 Пред властью вышних, помни, бессилен ты:
От них начало, к ним и конец веди:
Как много бед за небреженье
Боги судили отчизне скорбной.
Монез и Пакро натиск отбили наш,
10 Веденный дважды с волей богов вразрез, —
Гордятся, пышную добычу
К пронизям скудным своим прибавив.
Объятый смутой, чуть не погиб наш град:
Уж близко были дак, эфиоп: один
15 Летучими стрелами сильный,
Флотом другой быстроходным грозный.
Злодейства полный, век осквернил сперва
Святыню брака, род и семью; затем,
Отсюда исходя, потоком
20 Хлынули беды в отчизну римлян.
Едва созревши, рада скорей плясать
Ионян танец дева, и с нежных лет
Искусно мажется, заране
Мысль устремляя к любви нечистой.
25 А там любовник, лишь бы моложе, ей
За пиром мужним сыщется: нет нужды
Искать тайком, кому преступно
Ласки дарить, удалив светильник;
При всех открыто — тайны от мужа нет —
30 Идет, велит ли следовать ей купец,
Зовет ли мореход испанский,
Срама ее покупатель щедрый.
Иных отцов был юношей род, что встарь
Окрасил море кровью пунийской, смерть
35 Принес лихому Антиоху,
Пирру-царю, Ганнибалу-зверю.
Сыны то были воинов пахарей,
Они умели глыбы земли копать
Сабинскою мотыгой, строгой
40 Матери волю творя, из леса
Таскать вязанки в час, когда тени гор
Растянет солнце, с выи ярмо волам
Усталым снимет и, скрываясь,
Ночи желанную пору близит.
45 Чего не портит пагубный бег времен?
Отцы, что были хуже, чем деды, — нас
Негодней вырастили; наше
Будет потомство еще порочней.
Впервые: «Гораций: Полное собрание сочинений», М.—Л., 1936, с. 101—102.
Ода 6. К римлянам. Написана в 28 году. Размер: Алкеева строфа.
Ст. 1. За грех отцов..., т. е. за междоусобия со времени Суллы.
Ст. 22. Ионян танец. Ионийские танцы отличались вольностью движений.
Ст. 36. Ганнибал был разбит при Заме в 202 году.
carm. iii ix donec gratus eram tibi...
«Был пока я любим тобой,
И руками никто больше из юношей
Шеи не обвивал твоей,
Был счастливее я персов царя тогда!»
5 «Ах, пока не пылал к другой
Страстью ты, не сменил Лидию Хлоею,
Имя Лидии славилось,
Я счастливей была римлянки Илии!»
«Я под властью Фракиянки,
10 Нежны песни ее, сладок кифары звон;
За нее умереть готов,
Лишь бы только судьба милой продлила век!»
«Мне взаимным огнем зажег
Кровь туриец Калай, Орнита юный сын:
15 За него дважды смерть приму,
Лишь бы только судьба друга продлила век!»
«А вдруг прежняя страсть придет
И нас свяжет опять крепким, как медь, ярмом,
К русой Хлое остынет пыл,
20 И откроется дверь снова для Лидии?»
«Хоть звезды он красивее,
Ты коры на волнах легче и вспыльчивей
Злого, мрачного Адрия,
Я с тобой хочу жить, я и умру с тобой!»
Впервые: «Гермес», Пг., 1912, № 6, с. 171—172.
Ст. 8. Иначе Рея Сильвия — мать легендарных Ромула и Рема, основателей Рима.
Ст. 9. Хлои.
Ст. 14. Из области города Турий в южной Италии.
Ст. 21. Калаид — один из Бореадов, участник похода аргонавтов.
carm. iii xi mercuri – nam te docilis magistro...
О Меркурий-бог! Амфион искусный,
Обучен тобой, воздвигал ведь стены
Песней! Лира, ты семиструнным звоном
Слух услаждаешь!
5 Ты беззвучна встарь, нелюбима, — ныне
Всем мила: пирам богачей и храмам!..
Дайте ж песен мне, чтоб упрямой Лиды
Слух преклонил я.
Словно средь лугов кобылице юной,
10 Любо ей скакать; не дает коснуться;
Брак ей чужд; она холодна поныне
К дерзости мужа.
Тигров ты, леса за собой умеешь
Влечь и быстрых рек замедлять теченье;
15 Ласкам ведь твоим уступил и грозный
Ада привратник —
Цербер-пес, хотя над его главою
Сотня страшных змей, угрожая, вьется;
Смрадный дух и гной треязычной пастью
20 Он извергает.
Вняв тебе, средь мук Иксион и Титий
Улыбнулись вдруг; без воды стояла
Урна в час, когда ты ласкала песней
Дщерей Даная.
25 О злодействе дев пусть услышит Лида
И о каре их, пресловутой бочке,
У которой дно пропускает воду, —
Так, хоть и поздно,
Все ж виновных ждет и в аду возмездье.
30 Так безбожно (что их греха ужасней?),
Так безбожно всех женихов убили
Острым железом!
Брачных свеч была лишь одна достойна.
Своего отца, что нарушил клятву,
35 Обманула дева святою ложью,
Славная вечно.
«Встань, — она рекла жениху младому, —
Встань, чтоб вечный сон не постиг, откуда
Ты не ждешь. Беги от сестер-злодеек,
40 Скройся от тестя!
Словно львицы, вдруг на ягнят напавши,
Так мужей своих они все терзают;
Я добрей — тебя не убью, не стану
Дверь запирать я.
45 Пусть за то, что я пощадила мужа,
Злой отец меня закует хоть в цепи;
Взяв на судно, пусть отвезет в пустыню,
В край Нумидийский.
Мчись, куда несут и пути и ветры!
50 Ночь тебе — покров, и Венера — спутник.
В добрый час... А мне над могилой вырежь
Надпись на память...»
Впервые: «Гораций: Полное собрание сочинений», М.—Л., 1936, с. 109—110.
Ода 11. К Меркурию и лире. Говоря о лире, Гораций вспоминает нисхождение Орфея в Аид (ст. 13—24), а затем — мужеубийство Данаид и благородство Гипермнестры, пощадившей мужа (ст. 25—52). Размер: Cапфическая строфа.
carm. iii xi mercuri – nam te docilis magistro...
О Меркурий-бог! Амфион искусный,
Обучен тобой, воздвигал ведь стены
Песней! Лира, ты семиструнным звоном
Слух услаждаешь!
5 Ты беззвучна встарь, нелюбима, — ныне
Всем мила: пирам богачей и храмам!..
Дайте ж песен мне, чтоб упрямой Лиды
Слух преклонил я,
Словно средь лугов кобылице юной,
10 Любо ей скакать; не дает коснуться;
Брак ей чужд; она холодна поныне
К дерзости мужа.
Тигров ты, леса за собою властна
Влечь и быстрых рек замедлять теченье;
15 Ласкам ведь твоим и привратник ада,
Грозный, поддался
Цербер-пес, хотя над его главою
Сотня страшных змей, угрожая, вьется;
Смрадный дух и гной треязычной пастью
20 Он извергает.
Вняв тебе, средь мук Иксион и Титий
Вдруг смеяться стал; без воды стояли
Урны в час, когда ты ласкала песней
Дщерей Даная.
25 Слышит Лида пусть о злодейках-девах,
Столь известных, пусть об их каре слышит!
Вечно вон вода из бездонной бочки
Льется, хоть поздно.
Все ж виновных ждет и в аду возмездье.
30 Так безбожно (что их греха ужасней?),
Так безбожно всех женихов убили
Острым железом!
Брачных свеч была лишь одна достойна.
Доблестно отца, что нарушил клятву,
35 Дева ввесть в обман приняла решенье,
Славная вечно.
«Встань, — она рекла жениху младому, —
Встань, чтоб вечный сон не постиг, откуда
Ты не ждешь. Беги от сестер-злодеек,
40 Скройся от тестя!
Словно львицы, вдруг на ягнят напавши,
Так мужей своих они все терзают;
Мягче их — тебя не убью, не стану
Дверь запирать я.
45 Пусть за то, что я пощадила мужа,
Злой отец меня закует хоть в цепи;
Взяв на судно, пусть отвезет в пустыню,
В край Нумидийский.
Ты ж иди, куда тебя ноги ль, ветры ль
50 Будут мчать: шлют ночь и Венера помощь.
В добрый час... А мне над могилой вырежь
Надпись на память...»
«Гораций: Собрание сочинений», СПб., 1993, с. 122—123.
Ода 11. К Меркурию и лире. Размер: Сапфическая строфа.
Ст. 13 слд. Гораций имеет в виду музыку и пение мифического поэта Орфея, которому повиновались не только леса и реки, но и Цербер, пропустивший его в Аид, где пенье Орфея прекратило мучения заключенных там теней: перестало вертеться огненное колесо, к которому привязан царь лапифов Иксион, коршуны не клевали печень Тития и перестали лить воду в бездонную урну дочери Даная, убившие своих мужей. Гораций грозит Лике за ее холодность к участи Данаид и советует следовать примеру Гипермнестры, единственной из всех дочерей Даная, пощадившей своего мужа Линкея.
carm. iii xvii aeli vetusto nobilis ab lamo ...
О Элий, отпрыск Лама старинного —
Того, что имя Ламиям первым дал
И всем потомкам их потомков,
Как говорят летописцы рода, —
5 Твой древний предок — так говорит молва —
Впервые власть над стенами Формий взял,
Над Лирисом, чьи волны в роще
Нимфы Марики безмолвно льются, —
В краю пространном. Завтра ненастье Евр
10 Примчит, засыплет листьями рощу всю,
Устелет брег травой ненужной,
Если не лжет многолетний ворон,
Дождей предвестник. Дров наготовь сухих,
Пока возможно: завтра ведь ты вином
15 И поросенком малым будешь
Гения тешить с прислугой праздной.
Впервые: «Гораций: Полное собрание сочинений», М.—Л., 1936, с. 118.
Ода 17. К Элию Ламии. О Ламе и Формиях см. примеч. к предыдущей Оде. Размер: Алкеева строфа.
carm. iii xvii aeli vetusto nobilis ab lamo ...
О Элий, отпрыск славного Лама ты, —
Того, что имя Ламиям первым дал
И остальным своим потокам —
Летопись память хранит об этом;
5 И ты от Лама род свой ведешь, — того,
Что первый власть над стенами Формий взял,
Над Лирисом, чьи волны в роще
Нимфы Марики безмолвно льются, —
Тиран могучий. Завтра ненастье Евр
10 Примчит, засыплет листьями рощу всю,
Устелет брег травой ненужной,
Если не лжет многолетний ворон,
Дождей предвестник. Дров наготовь сухих,
Пока возможно: завтра ведь ты вином
15 И поросенком малым будешь
Гения тешить с прислугой праздной.
«Гораций: Собрание сочинений», СПб., 1993, с. 130.
Ода 17. К Элию Ламию, к которому обращена и 26-я Ода первой книги. Гораций выводит его род от мифического царя лестригонов (см. предыдущую Оду) Лама. Размер: Алкеева строфа.
carm. iii xix quantum distet ab inacho...
Кем приходится Инаху
Кодр, что принял без слов смерть за отечество,
Ты твердишь, про Эаков род
И про древнюю брань возле троянских стен,
5 Но сказать не умеешь ты,
Сколько стоит вина кадка хиосского,
В чьем дому попируем мы
И когда мы стряхнем холод Пелигнии.
Дай же, мальчик, вина скорей
10 В честь полуночи, в честь новой луны и в честь
Дай Мурены-хозяина,
Девять чаш или три с теплой смешав водой.
Тот, кто любит нечетных Муз,
Тот, как буйный поэт, требует девять влить;
15 А тремя ограничиться
Миролюбцам велят три неразлучные
Обнаженные Грации.
Рад безумствовать я: что ж берекинтских флейт
Не слышны дуновения?
20 Что, молчанье храня, с лирой висит свирель?
Ненавижу я скаредность —
Сыпь же розы щедрей! С завистью старый Лик
Шум безумный услышит пусть,
И соседка его, старцу нелегкая.
25 Вот уж взрослая, льнет к тебе
Рода, блещешь ты сам, Телеф, в кудрях густых,
Ясный, словно звезда, — меня ж
Иссушает, томя, к милой Гликере страсть.
Впервые: «Гораций: Полное собрание сочинений», М.—Л., 1936, с. 120—121.
Ода 19. К Телефу. Размер: IV Асклепиадова строфа.
Ст. 8. Пелигния — суровая область в Апеннинских горах.
Ст. 11. Мурена — См. примеч. к Оде II, 10.
Ст. 12. Девять чаш или три с теплой смешав водой. — Древние пили вино, смешанное с водой: отношение вина к воде 9:3 считалось крепким, отношение 3:9 — слабым.
Ст. 18. Берекинтские флейты употреблялись в экстатических обрядах культа Кибелы.
carm. iii xix quantum distet ab inacho...
Сколь позднее, чем царь Инах,
Кодр без страха принял ради отчизны смерть,
Ты твердишь, про Эака род,
Как сражались в боях близ Илиона стен;
5 Сколько ж стоит кувшин вина
Лоз хиосских и кто воду согреет нам,
Кто нам дом отведет, когда
Хлад пелигнов терпеть кончу я, — ты молчишь.
Дай же, мальчик, вина скорей
10 В честь полуночи, в честь новой луны, и дай
В честь Мурены: мешать с водой
Можно девять, иль три киафа взяв вина.
Тот, кто любит нечетных Муз,
Тот — в восторге поэт — требует девять влить;
15 Тронуть киафов больше трех,
Ссор боясь, не велят голые Грации,
Три, обнявшись всегда, сестры.
Рад безумствовать я: что ж берекинтских флейт
Звуки медлят еще свистеть?
20 Что, молчанье храня, с лирой висит свирель?
Рук скупых не терплю ведь я:
Сыпь же розы щедрей! С завистью старый Лик
Шум безумный услышит пусть,
Пусть строптивая с ним слышит соседка шум.
25 Вот уж взрослая, льнет к тебе
Рода, блещешь ты сам, Телеф, в кудрях густых,
Ясный, словно звезда, — меня ж
Иссушает, томя, к милой Гликере страсть.
«Гораций: Собрание сочинений», СПб., 1993, с. 132.
Ода 19. К Телефу. Кто этот Телеф, неизвестно. Гораций насмехается над его историческими изысканиями. Размер: 4-я Асклепиадова строфа.
carm. iii xx non vides, quanto moveas periclo...
Ты не видишь, Пирр, как тебе опасно
Трогать юных львят африканской львицы?
Вскоре ты сбежишь после жарких схваток,
Трус-похититель!
5 Вот, стремясь найти своего Неарха,
Юных круг прорвет лишь она, — и страшный
Бой решит тогда, за тобой, за ней ли
Будет добыча;
Ты спешишь достать из колчана стрелы,
10 А она клыки, угрожая, точит;
Сам судья борьбы наступил на пальму
Голой ногою;
Легкий ветр ему освежает плечи,
Кроют их кудрей благовонных волны —
15 Был таков Нирей иль с дождливой Иды
На небо взятый.
Впервые: «Гораций: Полное собрание сочинений», М.—Л., 1936, с. 122.
Ода 20. К Пирру. Ода обращена к Пирру, отвлекающему прекрасного Неарха от его возлюбленной. Размер: Cапфическая строфа.
Ст. 15. Нирей — красивейший из греческих героев под Троей.
Ст. 15—16. ...с... Иды // На небо взятый. — Ганимед.
carm. iii xx non vides, quanto moveas periclo...
Ты не видишь, Пирр, как тебе опасно
Трогать юных львят африканской львицы?
Вскоре ты сбежишь после жарких схваток,
Трус-похититель;
5 Вот, стремясь найти своего Неарха,
Юных круг прорвет лишь она, — и страшный
Бой решит тогда, за тобой, за ней ли
Будет добыча;
Ты спешишь достать из колчана стрелы,
10 Зубы та меж тем, угрожая, точит;
Сам судья борьбы наступил на пальму
Голой ногою;
Легкий ветр ему освежает плечи,
Кроют их кудрей надушенных волны —
15 Был таков Нирей, иль с дождливой Иды
На небо взятый.
«Гораций: Собрание сочинений», СПб., 1993, с. 133.
Ода 20. Размер: Сапфическая строфа.
Ст. 15. Нирей — «Смертный, прекраснейший всех, после дивного мужа Пелида», говорит про него Гомер («Илиада», II, 674), перечисляя греков, осаждавших Трою.
Ст. 15—16. ...С дождливой Иды на небо взятый. Ганимед, похищенный Зевсом.
carm. iii xxi o nata mecum consule manlio...
О ты, с кем вместе свет мы узрели, знай:
Судьбе ль укоры, шутки ли ты несешь,
Раздоры иль любви безумье,
Легкий ли сон, — о скудель благая!
5 С какою целью ты ни хранила б сок
Массикский, — можно вскрыть тебя в добрый день.
Сойди ж — веленье то Корвина:
Требует вин он, стоявших долго.
Речей Сократа мудрых напился он,
10 Но все ж не презрит, сколь ни суров, тебя:
И доблесть древнего Катона
Часто, по слухам, вином калилась.
Ты легкой пыткой тем, кто угрюм всегда,
Язык развяжешь; трезвых людей печаль
15 И замыслы, что зреют втайне,
Вскрыть ты умеешь с шутливым Вакхом;
Вернуть надежду мнительным можешь ты,
Внушить задор и сил бедняку придать:
Испив тебя, он не страшится
20 Царских тиар и солдат оружья.
Пусть Вакх с Венерой благостной будут здесь,
И в хоре дружном Грации. Пусть тебя
При ярких лампах пьют до утра,
Как побегут перед Фебом звезды.
Впервые: «Гораций: Полное собрание сочинений», М.—Л., 1936, с. 123.
Ода 21. К амфоре, ровеснице Горация. Размер: Алкеева строфа.
Ст. 5—6. Сок массикский — массикское вино. См. Оды II, 7, ст. 22.
carm. iii xxvii inpios parrae recinentis omen...
Пусть злочестных в путь поведут приметы
Злые: крики сов или сук брюхатых,
Пусть на них лиса, что щенилась, мчится
Или волчица;
5 Пусть змея им путь пресечет начатый
И спугнет коней, по дороге прянув
Как стрела. А я, за кого тревожусь,
Буду молиться;
Ворон пусть, вещун, от восхода солнца
10 С криком к ней летит перед тем, как птица,
Вестница дождей, возвратится к лону
Вод неподвижных.
Счастливо живи, Галатея, всюду,
Где тебе милей; и меня ты помни.
15 Пусть тебе в пути не грозит ворона,
Дятел зловещий.
Но смотри: скользит Орион к закату,
Пробудитель бурь; хорошо мы знаем,
Что сулят нам черный залив и в ветре
20 Белое небо.
Жены пусть врагов, лети их порывы,
Ярости слепой испытаю? А ветра,
Ропот черных волн и удары бури
В берег дрожащий!
25 Знала этот страх и Европа, вверив
Хитрецу быку белоснежный стаи свой
И увидев вдруг, что кругом бушуют
Море и рыбы.
Лишь вчера цветы на лугу сбирала,
30 Сплесть спеша венок, по обету, нимфам —
Ныне зрит вокруг в полусвете ночи
Звезды и волны.
Лишь ступив ногой на стоградный остров
Крит, она рекла: «О отец! Отныне
35 Я тебе не дочь — мою честь сгубило
Страсти безумье.
Где была я? Где я? Ведь павшей деве
Даже смерть мила! Наяву ль я плачу,
Вспомнив мой позор, или мне, невинной,
40 Призрак бесплотный,
Вылетевший в дверь из слоновой кости,
Страшный сон навел? Разве лучше было
Морем долго плыть, чем в зеленом поле
Рвать мне цветочки?
45 Будь сейчас он здесь, этот бык проклятый,
Я б его мечом изрубила в гневе,
Я б ему рога обломала, был хоть
Мил так недавно.
Стыд забыв, ушла от родных Пенатов!
50 Стыд забыв, еще умереть я медлю!
О, да слышит бог: среди львов я голой
Лучше останусь,
Лучше стану тиграм добычей нежной
Раньше, чем со щек худоба лихая
55 Сгонит красоту и иссушит тело
Жертвы прекрасной.
Вот отец корит, хоть далек он: «Что ж ты
Медлишь смерть избрать себе? Видишь — ясень?
Под его суком захлестни на горле
60 Девичий пояс!
Если же в скалах, на утесах острых
Смерть тебя прельстит, то свирепой буре
Вверь себя. Иль ты предпочтешь — царевна, —
Долю наложниц:
65 Шерсти прясть урок для хозяйки, грубой
Варвара жены?..» Между тем Венера
Внемлет ей, смеясь вероломно с сыном, —
Лук он ослабил.
Всласть натешась, ей говорит: «Сдержи ты
70 Гневный пыл и ссор избегай горячих —
Даст тебе рога ненавистный бык твой,
Даст изломать их.
Ты не знаешь: бог необорный — муж твой,
Сам Юпитер. Брось же роптать, великий
75 Жребий несть учись: ты ведь части света
Имя даруешь».
Впервые: «Гораций: Полное собрание сочинений», М.—Л., 1936, с. 131—133.
Ода 27. К Галатее. Размер: Cапфическая строфа.
Ст. 9—11.Ворон считался добрым предзнаменованием; вестница дождей ворона: ее крик, как и остальные упоминаемые примеры, считался недобрым.
Ст. 25. Гораций излагает ту версию мифа о Европе, по которой бык был не самим Юпитером, а только послан им.
Ст. 41. Вылетевший в дверь из слоновой кости... — Через эту дверь к людям вылетали не вещие, а лживые сны («Одиссея», XIX, 562—565).
carm. iii xxvii inpios parrae recinentis omen...
Пусть злочестных в путь поведут приметы
Злые: крики сов или сук брюхатых,
Пусть на них лиса, что щенилась, мчится,
Или волчица;
5 Пусть змея им путь пресечет начатый
Сбоку, как стрела, устремясь, коней им
Вдруг спугнет. А я, за кого тревожусь,
Буду молиться;
Ворон пусть, вещун, от восхода солнца
10 С криком к ней летит перед тем, как птица,
Вестница дождей, возвратится к лону
Вод неподвижных.
Счастливо живи, Галатея, всюду,
Где тебе милей; и меня ты помни.
15 Пусть тебе в пути не грозит ворона,
Дятел зловещий.
Все ж смотри: спешит Орион, спускаясь
С бурей, — знаю я, чего стоит темный
Адрия залив, как Иапиг ясный
20 Вред причиняет.
Жены пусть врагов и их дети взрывы
Ярости слепой испытают Австра,
Ропот черных волн и удары бури
В берег дрожащий.
25 Смело так быку-хитрецу доверив
Белое, как снег, свое тело, в страхе
Море вдруг узрев и зверей, — Европа
Вся побледнела.
Лишь вчера цветы на лугу сбирала,
30 Сплесть спеша венок, по обету, нимфам —
Ныне зрит вокруг в полусвете ночи
Звезды и волны.
Лишь ступив ногой на стоградный остров
Крит, она рекла: «О отец! Мне стало
35 Чуждо слово „дочь” — мою честь сгубило
Страсти безумье.
Где была? Куда я пришла? Ведь мало
Деве, павшей, раз умереть... Проступок
Гнусный, слезы — явь то иль мной, невинной,
40 Призрак бесплотный
Зло играл: за дверь из слоновой кости
Вырвясь, сон навел. Разве лучше было
Морем долго плыть, чем в зеленом поле
Рвать мне цветочки?
45 Будь сейчас он здесь, этот бык проклятый,
Я б его мечом изрубила в гневе,
Я б ему рога обломала, был хоть
Мил так недавно.
Стыд забыв, ушла от родных Пенатов;
50 Стыд забыв, я в Орк не спешу. О, если
Внемлет бог какой, — среди львов я голой
Пусть бы блуждала.
Раньше, чем со щек худоба лихая
Сгонит красоту и добычи нежной
55 Выпьет соки все, — я прекрасной жажду
Тигров насытить.
Вот отец корит, хоть далек он: «Что ж ты
Медлишь смерть избрать себе? Видишь — ясень?
Можешь ты на нем удавиться, — благо
60 Пояс с тобою.
Если же в скалах, на утесах острых
Смерть тебя прельстит, то свирепой буре
Вверь себя. Иль ты предпочтешь — царевна —
Долю наложниц?
65 Шерсти прясть урок для хозяйки, грубой
Варвара жены?..» Между тем Венера
Внемлет ей, смеясь вероломно с сыном —
Лук он ослабил.
Всласть натешась, ей говорит: «Сдержи ты
70 Гневный пыл и ссор избегай горячих —
Даст тебе рога ненавистный бык твой,
Даст изломать их.
Ты не знаешь: бог необорный — муж твой,
Сам Юпитер. Брось же роптать, великий
75 Жребий несть учись: ты ведь части света
Имя даруешь».
«Гораций: Собрание сочинений», СПб., 1993, с. 141—143.
Ода 27. К Галатее, собирающейся плыть через Адриатическое море. Размер: Сапфическая строфа.
Ст. 25, 27. Бык-хитрец — Юпитер, обернувшийся быком, чтобы похитить дочь финикийского царя Агенора — Европу, которую он перенес на остров Крит.
Ст. 41. ...Дверь из слоновой кости... Гомер говорит: «Создано двое ворот для вступления снам бестелесным // В мир наш: одни роговые, другие из кости слоновой. // Сны, проходящие к нам воротами из кости слоновой, // Ложны, несбыточны, верить никто из людей им не должен» («Одиссея» XIX, 562, перев. Жуковского).
carm. iii xxix tyrrhena regum progenies, tibi...
Царей тирренских отпрыск! Тебе давно
Храню, не тронув, с легким вином кувшин
И роз цветы; и из орехов
Масло тебе, Меценат, на кудри
5 Уже отжато. Брось промедление!
Не век же Тибур будешь ты зреть сырой,
И поле Эфулы покатой,
И Телегона-злодея горы.
Покинь же роскошь эту постылую,
10 Покинь чертог, достигший небесных туч;
В блаженном Риме брось дивиться
Грохоту, дыму и пышным зданьям.
Богатым радость — жизни уклад сменять;
Под кровлей низкой скромный для них обед
15 Без багреца, без балдахина
Часто морщины со лба сгонял им.
Уж Андромеды светлый отец зажег
Свое созвездье; Малый бушует Пес
И Льва безумное светило:
20 Знойные дни возвращает Солнце.
С бредущим вяло стадом спешащий в тень
Пастух усталый ищет ручей в кустах
Косматого Сильвана; замер
Берег, не тронутый спящим ветром.
25 А ты, уставом города занятый
И благом граждан, вечно тревожишься,
Что нам готовят серы, бактры,
Киру покорные встарь, и скифы.
Но мудро боги скрыли грядущее
30 От нас глубоким мраком: для них смешно,
Когда о том, что недоступно,
Смертный мятется. Что есть, спокойно
Наладить надо; прочее мчится все,
Подобно Тибру: в русле сейчас своем
35 В Этрусское он море льется
Мирно, — а завтра, подъявши камни,
Деревья с корнем вырвав, дома и скот —
Все вместе катит; шум оглашает вкруг
Леса соседние и горы;
40 Дикий разлив и притоки дразнит.
Лишь тот живет хозяином сам себе
И жизни рад, кто может сказать при всех:
«Сей день я прожил! Завтра — тучей
Пусть занимает Юпитер небо
45 Иль ясным солнцем, — все же не властен он,
Что раз свершилось, то повернуть назад;
Что время быстрое умчало,
То отменить иль не бывшим сделать.
Фортуна рада злую игру играть,
50 С упорством диким тешить жестокий нрав:
То мне даруя благосклонно
Почести шаткие, то — другому.
Ее хвалю я, если со мной; когда ж
Летит к другому, то, возвратив дары
55 И в добродетель облачившись,
Бедности рад я и бесприданной.
Ведь мне не нужно, если корабль трещит
От южной бури, жалкие слать мольбы
Богам, давать обеты, лишь бы
60 Жадное море моих не съело
Из Тира, с Кипра ценных товаров груз
Нет! Я спокойно, в челн двухвесельный сев,
Доверюсь Близнецам и ветру,
И понесусь по валам Эгейским».
Впервые: «Гораций: Полное собрание сочинений», М.—Л., 1936, с. 135—137.
Ода 29. К Меценату. Размер: Алкеева строфа.
Ст. 1. Царей тирренских отпрыск! — Меценат возводил свой род к этрусским (тирренским) царям.
Ст. 10. ...чертог, достигший... туч... — Дом Мецената на Эсквилинском холме был одним из самых высоких зданий Рима; оттуда были видны и Тибур и Тускул, основанный, но мифу, Телегоном, невольным убийцей своего отца Одиссея.
Ст. 17. Андромеды... отец... — Цефей и другие созвездия восходят в июле.
Ст. 27. Бактры названы вместо парфян.
carm. iii xxix tyrrhena regum progenies, tibi...
Царей тирренских отпрыск! Тебе давно
Храню, не тронув, с легким вином кувшин
И роз цветы; и из орехов
Масло тебе, Меценат, на кудри
5 Уже отжато: вырвись из уз своих —
Не век же Тибур будешь ты зреть сырой,
Над полем Эфулы покатым
Зреть Телегона-злодея горы.
Покинь же роскошь ты ненавистную,
10 Чертог, достигший выси далеких туч;
В богатом Риме брось дивиться
Грохоту, дыму и пышным зданьям;
Богатым радость — жизни уклад сменять;
Под кровлей низкой скромный для них обед
15 Без багреца, без балдахина
Часто морщины со лба сгонял им.
Уж Андромеды светлый отец Кефей
Огнем блистает: Малый бушует Пес
И Льва безумного созвездье;
20 Знойные дни возвращает Солнце.
С бредущим вяло стадом уж в тень спеша,
Пастух усталый ищет ручей в кустах
Косматого Сильвана; смолкнул
Брег, ветерок перелетный замер.
25 Тебя заботит, лучше какой уклад
Для граждан: ты ведь полон тревог за Рим;
Готовят что нам серы, бактры,
Киру покорные встарь, и скифы.
Но мудро боги скрыли от нас исход
30 Времен грядущих мраком густым: для них
Смешно, коль то, что не дано им,
Смертных тревожит. Что есть, спокойно
Наладить надо; прочее мчится все,
Подобно Тибру: в русле сейчас своем
35 В Этрусское он море льется
Мирно, — а завтра, подъявши камни,
Деревья с корнем вырвав, дома и скот —
Все вместе катит: шум оглашает вкруг
Леса соседние и горы;
40 Дразнит и тихие реки дикий
Разлив. Проводит весело жизнь свою
Как хочет тот, кто может сказать: сей день
Я прожил, завтра — черной тучей
Пусть занимает Юпитер небо
45 Иль ясным солнцем, — все же не властен он,
Что раз свершилось, то повернуть назад;
Что время быстрое умчало,
То отменить иль не бывшим сделать.
Фортуна рада злую игру играть,
50 С упорством диким тешить жестокий нрав:
То мне даруя благосклонно
Почести шаткие, то — другому.
Ее хвалю я, если со мной; когда ж
Летит к другому, то, возвратив дары
55 И в добродетель облачившись,
Бедности рад я и бесприданной.
Ведь мне не нужно, если корабль трещит
От южной бури, жалкие слать мольбы
Богам, давать обеты, лишь бы
60 Жадному морю богатств не придал
Из Тира, с Кипра ценных товаров груз.
Нет! Я отважно, в челн двухвесельный сев,
Доверясь Близнецам и ветру,
В бурю помчусь по волнам эгейским.
«Гораций: Собрание сочинений», СПб., 1993, с. 145—146.
Ода 29. Написана между 27 и 24 годом. Размер: Алкеева строфа.
Ст. 1. Царей тирренских отпрыск. Меценат принадлежал к роду Цильниев, восходившему к древним этрусским (тирренским) «лукумонам» — владетелям отдельных областей Этрурии.
Ст. 8. Телегона горы... — Тускулум, построенный по легенде сыном Улисса и Цирцеи — Телегоном, который, приехав на Итаку, убил (по неведению) своего отца.
Ст. 17—20. Перечисляются созвездия, видимые в середине лета, когда солнце вступает в знак Льва.
Ст. 63. Близнецы — Кастор и Поллукс. См. примеч. к ст. 2 Оды I, 3.
carm. iv ii pindarum quisquis studet aemulari...
Тот, держась на крыльях, скрепленных воском,
Морю имя дать обречен, как Икар,
Кто, о Юл, в стихах состязаться дерзко
С Пиндаром тщится.
5 Как с горы поток, напоенный ливнем
Сверх своих брегов, устремляет воды,
Рвется так, кипит глубиной безмерной
Пиндара слово.
Фебова венца он достоин всюду —
10 Новые ль слова в дифирамбах смелых
Катит, мчится ль вдруг, отрешив законы,
Вольным размером;
Славит ли богов иль царей, героев,
Тех, что смерть несли поделом кентаврам,
15 Смерть Химере, всех приводившей в трепет
Огненной пастью;
Иль поет коня и борца, который
С игр элидских в дом возвратился в славе,
Песнью, в честь его, одарив, что сотни
20 Статуй ценнее;
Плачет ли с женой скорбной об утрате
Мужа и до звезд его силу славит
Нрав златой и доблесть, из тьмы забвенья
Вырвав у смерти.
25 Полным ветром мчится диркейский лебедь
Всякий раз, как ввысь к облакам далеким
Держит путь он; я же пчеле подобен
Склонов Матина —
Как она, с трудом величайшим, сладкий
30 Мед с цветов берет ароматных, так же
Средь тибурских рощ я слагаю скромно
Трудные песни.
Лучше ты, поэт, полнозвучным плектром
Нам споешь о том, как, украшен лавром.
35 Цезарь будет влечь через холм священный
Диких сигамбров.
Выше, лучше здесь никого не дали
Боги нам и рок, не дадут и впредь нам,
Даже если б вдруг времена вернулись
40 Века златого.
Будешь петь ты радость народа, игры,
Дни, когда от тяжб отрешится форум.
Если бог к мольбам снизойдет, чтоб храбрый
Август вернулся.
45 Вот тогда и я подпевать отважусь,
Если только речь мою стоит слушать,
Цезаря возврат привечая: «Славься,
Ясное солнце!»
«О, триумф!» — не раз на его дороге,
50 «О, триумф!» — не раз возгласим, ликуя,
И воскурит Рим благосклонным вышним
Сладостный ладан.
Твой обет — волов и коров по десяти,
Мой обет — один лишь бычок, который!
55 Уж покинул мать и на сочных травах
В возраст приходит;
У него рога словно серп на небе
В третий день луны молодой; примета
Есть на лбу — бела, как полоска снега, —
60 Сам же он рыжий.
Впервые: «Гораций: Полное собрание сочинений», М.—Л., 1936, с. 143—145.
Ода 2. К Юлу Антонию. Размер: Cапфическая строфа.
Ст. 18. Элидские игры — олимпийские.
Ст. 25. Диркея — источник в Фивах, на родине Пиндара.
Ст. 28. Матин — гора в Апулии, на родине Горация.
Ст. 35—36. Священный Холм в Риме, на пути триумфальных процессий; сигамбры — германское племя.
carm. iv ii pindarum quisquis studet aemulari...
Тот, держась на крыльях, скрепленных воском,
Морю имя дать обречен, как Икар,
Кто, о Юл, в стихах состязаться — дерзкий —
С Пиндаром тщится.
5 Как с горы поток, напоенный ливнем
Сверх своих брегов, устремляет воды,
Рвется так, кипит глубиной безмерной
Пиндара слово.
Стоит он всегда Аполлона лавров:
10 Новые ль слова в дифирамбах смело
Катит, мчится ль вдруг, отрешив законы,
Вольным размером;
Славит ли богов иль царей, героев,
Тех, что смерть несли поделом кентаврам,
15 Смерть Химере, всех приводившей в трепет
Огненной пастью;
Иль поет коня и борца, который
С игр элидских в дом возвратился в славе,
Песнью, в честь его, одарив, что сотни
20 Статуй ценнее;
С скорбною ль женой об утрате мужа
Плачет, ей до звезд его силу славит,
Нрав златой и доблесть, из тьмы забвенья
Вырвав у Смерти.
25 Полным ветром мчится диркейский лебедь
Всякий раз, как ввысь к облакам далеким
Держит путь он, я же пчеле подобен
Склонов Матина —
Как она, с трудом величайшим, сладкий
30 Мед с цветов берет ароматных, так же
Понемногу я среди рощ прибрежных
Песни слагаю.
Лучше ты, поэт, полнозвучным плектром
Нам споешь о том, как, украшен лавром,
35 Цезарь будет влечь через холм священный
Диких сигамбров.
Выше, лучше здесь никого не дали
Боги нам и рок, не дадут и впредь нам,
Пусть хотя б назад времена вернулись
40 Века златого.
Будешь петь ты радость народа, игры,
Дни, когда от тяжб отрешится форум,
Если бог к мольбам снизойдет, чтоб храбрый
Август вернулся.
45 Вот тогда и я подпевать уж буду, —
Если стоит речь мою слушать, — счастлив
Тем, что Цезарь к нам возвращен: «О славься,
Красное солнце!»
Шествию его «о Триумф!» не раз мы
50 Возгласим тогда — «о Триумф!» Ликуя,
Государством всем благосклонным вышним
Ладан воскурим.
Твой обет — быков и коров по десять,
Мой обет — один лишь теленок; ныне,
55 Мать покинув, он на лугу цветущем
В возраст приходит;
И рога его подражают рожкам
В третий день луны молодой; примета
Есть на лбу — бела, как полоска снега, —
60 Сам же он рыжий.
«Гораций: Собрание сочинений», СПб., 1993, с. 153—154.
Ода 2. К Гаю Юлу Антонию, сыну триумвира Марка Антония, воспитаннику своей мачехи — Октавии, сестры Августа. Он был любимцем Августа, но во 2 году до н.э. был казнен за связь с дочерью Августа Юлией. Юл был поэтом и советовал Горацию написать в честь Августа Оду в стиле Пиндара. Написана в 14 году. Размер: Сапфическая строфа.
Ст. 14. Кентавры были истреблены Тезеем, Пирифоем и Пелеем за попытку похитить невесту Пирифоя.
Ст. 35. Холм священный — часть Священной дороги между храмом Весты и подъемом на Палатинский холм.
Ст. 44. ...Август вернулся из германского похода в 16 году.
carm. iv iii quem tu, melpomene, semel...
Кто младенцем твой кроткий взгляд
встретит, Муза, хоть раз — славы не даст тому
бой кулачный; не станет тот
в цирке, всех впереди мчась в колеснице, гнать
5 резвых пару коней; его
в римский кремль не введет, всем на показ, Война,
гордым лавром ему обвив
лоб за то, что царей, шедших грозой на Рим, —
вождь искусный, — он в прах разбил.
10 Нет, он славу найдет лирой своей воспев
пышный Тибура край, поля,
вод шумливых поток, чащи тенистых рощ.
Так мне в первой из всех столиц —
в Риме, — юношей цвет честь оказал, включив
15 в сонм поэтов меня; и вот
меньше зависть врагов песни мои язвит.
Сладко волей твоей звучат
струны лиры златой. Муза моя! Ведь ты
властна — только бы в мысль пришло —
20 дать и рыбам немым лебедя дивный глас.
Всем обязан я лишь тебе;
тем, что всяк говорит, перст обратив, мне вслед:
«Вот наш римский поэт!» И все —
песнь и самый успех, есть коль успех, — твой дар.
«Гермес», Пг., 1915, № 20, с. 464—465.
Гораций. Ода IV, 3.
carm. iv iv qualem ministrum fulminis alitem...
Орлу царем быть птиц поручил Отец;
Царю богов он молниеносцем был;
При похищеньи Ганимеда
Верность его испытал Юпитер.
5 Птенца когда-то пылкость — отцовский дар —
Его толкнула вон из гнезд? лететь,
Труда незнавшим; ветер вешний
Робкого новым движеньям в небе
Учил, согнавши тучи. Затем его
10 К земле, к овчарням пылкий порыв увлек;
А ныне жажда пищи, брани
Гонит его на борьбу с драконом.
В лугу отрадном, тешась травой, коза
Вдруг видит львенка (в пору, как прогнан он
15 От груди матери) и чует —
Сгубят ее молодые зубы...
Такой же страх винделикам Друз внушил,
Когда в Ретийских Альпах он вел войну.
Откуда взяли те обычай
20 Всюду, как встарь амазонки, острый
Носить топорик в правой руке, — искать
Я бросил: право, все не дано нам знать.
Орды, победные доселе,
Все перед юношей мудрым пали,
25 Поняв, какая сила талант и ум,
Когда воспитан в доме, что люб богам,
И что отеческой заботой
Август для юных Неронов сделал.
Рождают храбрых храбрые; лишь отцов
30 Наследье — доблесть коней младых, быков;
Орлы жестокие не могут
Мирных на свет произвесть голубок.
Растит ученье силы врожденный дар,
Уход разумный доблесть в груди крепит;
35 Когда же нравственность слабеет,
Все благородное грех позорит.
Обязан чем ты роду Неронов, Рим,
Тому свидетель берег Метавра, там
Разбит был Газдрубал в тот чудный
40 День, что рассеявши мрак, впервые
Победы сладкой Лацию радость дал,
С тех пор как, словно пламя в сухом бору,
Иль Евр над морем Сицилийским,
Мчался верхом Ганнибал чрез грады.
45 В счастливых войнах римский народ тогда
Расти уж стал, и в храмах, безбожно так
Рукой пунийца разоренных,
Вновь водворились благие боги.
Коварный молвил враг Ганнибал тогда:
50 «Волков добыча хищных — олени мы
Идем на тех, кого избегнуть
Было бы высшим триумфом нашим.
Народ сей после Трои сожженья смог,
В волнах этрусских долго блуждав, донесть
55 Отважно до брегов авзонских
Отчих богов и детей, и старцев.
Как дуб секирой срезан, сильней растет
В густых дубравах Алгида, так и он
Средь тяжких битв и поражений
60 Дух укрепляет самим железом.
Росла не пуще Гидра, когда Геракл,
Томясь бесчестьем, головы ей рубил;
Не знали Фивы Эхиона
Чудищ грозней, иль народ Колхиды.
65 Утопишь глубже — выникнет краше он;
Поборешь — свергнет вдруг победителя
С великой славой и вступает
В битвы, что после восхвалят жены.
Гонцов мне гордых слать в Карфаген уже
70 Нельзя отныне: пали надежды все
С тех пор, как Газдрубал сражен был, —
Имени нашего счастья пало.
Все могут сделать Клавдия войск полки:
Их жизнь Юпитер сам, благосклонный к ним,
75 Хранит; их мудрые расчеты
В брани опаснейший миг спасают».
Ода 4. К Риму. Ода написана в честь пасынка Августа Друза в 15 году, после похода Друза за Альпы. Размер: Алкеева строфа.
Ст. 1. Отец — Юпитер.
Ст. 49. ...Молвил... Ганнибал... Гораций влагает в уста Ганнибала подробную речь, которой заканчивается Ода. У Тита Ливия сообщается только, что когда консул Гай Клавдий, возвратившись в свой лагерь, приказал бросить голову Газдрубала... перед неприятельскими аванпостами... Ганнибал, потрясенный до глубины души таким великим государственным и семейным горем, говорят, сказал, что он узнает судьбу Карфагена (перевод под ред. П. Адрианова, М. 1897).
carm. iv vi dive, quem proles niobaea magnae...
Бог, чью месть за дерзкий язык изведал
Род Ниобы весь, похититель Титий
И Ахилл, едва не вошедший в Трою
Победоносно:
5 Воин всех сильней, но тебе не равный,
Хоть родился он от Фетиды-нимфы;
Хоть копьем своим приводил он в трепет
Башни дарданцев.
Словно гордый кедр, что секирой срублен,
10 Словно Эвром вдруг кипарис сраженный,
Рухнул наземь он, и покрылась прахом
Гордая выя.
Он бы не врасплох, не в коне сокрытый,
В том, что ложно был посвящен Минерве, —
15 Грянул на троян, что в дворце Приама
Пели, пируя;
Нет, он был бы въявь для врага ужасен,
Он бы вверг в огонь и грудных младенцев,
Не щадя — о, грех! — даже тех, что скрыты
20 В матери чреве.
К счастью, Феб, твой глас и благой Венеры
Вняв, отец богов снизошел к Энею:
Стены дал ему возвести для града
С лучшей судьбою.
25 Ты, учивший Муз прикасаться к лире,
Ты, чьи дальний Ксанф омывает кудри,
Будь защитой, Феб, Агиэй безусый,
Давна Камене!
Феб вдохнул мне дар — научил искусству
30 Песни петь и дал мне поэтом зваться.
Лучшие из дев и отцов славнейших
Отроки! Вас ведь
Всех берет под кров свой Диана-дева,
Чьи и рысь и лань поражают стрелы...
35 Вы блюдите такт, по ударам пальца,
Песни лесбийской.
Чинно пойте песнь вы Латоны сыну,
Пойте той, что свет возвращает ночью,
Рост дает плодам и движеньем быстрым
40 Месяцев правит.
Дева! Став женой, «Вознесла я, — скажешь, —
Гимн богам во дни торжества, что Риму
Век протекший дал, а поэт Гораций
Дал мне размеры».
Впервые: «Гораций: Полное собрание сочинений», М.—Л., 1936, с. 152—153.
Ода 6. К Аполлону. Размер: Cапфическая строфа.
Ст. 20. В матери чреве — слова Агамемнона в «Илиаде» (VIII, 57).
Ст. 26. Ксанф — река в ликийских Патарах (см. примеч. к Оде III, 4).
Ст. 27. Агиэй — «охранитель улиц», эпитет Аполлона.
Ст. 31—44. В заключение Оды Гораций обращается к хору, исполняющему его «Юбилейный гимн».
carm. iv vi dive, quem proles niobaea magnae...
Бог, чью месть за дерзкий язык изведал
Род Ниобы весь, похититель Титий,
И Ахилл, едва не вошедший в Трою
Победоносно.
5 Воин всех сильней, но тебе не равный,
Хоть родился он от Фетиды-нимфы;
Хоть копьем своим приводил он в трепет
Башни дарданцев.
Словно гордый кедр, что секирой срублен,
10 Словно Евром вдруг кипарис сраженный,
Рухнул наземь он и главой уткнулся
В прах илионский.
Он в обман не ввел бы — в коне сокрытый,
В том, что ложно был посвящен Минерве, —
15 Тевкров, как на грех, пировавших, двор весь
В радостной пляске;
Нет, он въявь гроза для плененных — ужас! —
Ввергнул бы в огонь и детей, не знавших
Речи; даже тех — о позор! — что скрыты
20 В матери чреве.
К счастью, Феб, твой глас и благой Венеры
Вняв, отец богов снизошел к Энею:
Стены дал ему возвести для града
С лучшей судьбою.
25 Мастер лиры, ты, обучивший Музу,
В Ксанфа ты струях омываешь кудри;
Будь защитой, Феб, Агиэй безусый,
Давна Камене!
Феб внушил мне дар вдохновенья, песни
30 Петь и имя мне даровал поэта.
Лучшие из дев и отцов славнейших
Отроки! Вас ведь
Всех берет под кров свой Диана-дева,
Чьи и рысь и лань поражают стрелы...
35 Вы блюдите такт, по ударам пальца,
Песни лесбийской.
Чинно пойте песнь вы Латоны сыну,
Пойте той, что свет возвращает ночью,
Рост дает плодам и движеньем быстрым
40 Месяцев правит.
Дева! Став женой, «Вознесла я, — скажешь, —
«Гимн богам во дни торжества, что Риму
Век протекший дал, а поэт Гораций
Дал мне размеры».
«Гораций: Собрание сочинений», СПб., 1993, с. 161—162.
Ода 6. К Аполлону. Ода служит как бы предисловием к «Юбилейному гимну» (см. ниже). Написана в 17 году. Размер: Сапфическая строфа.
Ст. 13. ...В коне сокрытый... Греки взяли Трою после смерти Ахилла при помощи деревянного коня, в которого спрятались (см. «Энеиду» Вергилия, II). Гораций говорит, что Ахилл не стал бы прибегать к подобным хитростям и обману.
Ст. 22. Отец богов — Юпитер.
Ст. 28. Греческой Музе (ст. 25) противополагается римская Камена.
Ст. 36. Песня лесбийская, т. е. сапфический размер, которым написан «Юбилейный гимн».
carm. iv vii diffugere nives, redeunt iam gramina campis...
Вот уж сбежали снега, вновь трава на полях зеленеет
и на деревьях листва —
вид свой меняет земля чередою, и реки, спадая,
плавно текут в берегах.
5 С Грацией обе сестры и нимфы все вместе дерзают
в легких одеждах плясать.
«В вечность не верь!» — нам твердит каждый год, каждый час, уносящий
день благодатный от нас.
Тают морозы весной от зефиров; весну сокрушает
10 лето и гибнет само —
только иссыплет дары плодоносная осень, — и снова
праздная мчится зима.
Но бег времен возродит все умершие силы природы;
мы же, едва отошли
15 в лоно Энея-отца и богатого Тулла, и Анка,
мы — только призрак и прах.
Ведает кто — придадут ли к итогу поднесь прожитого
боги нам завтрашний день?
Жадных наследников рук все минует — что ты, не жалея,
20 собственной отдал душе.
Раз только ты уж помрешь, и торжественный суд в преисподней
Минос свершит над тобой;
тут ни дар слова, Торкват, ни твой род, ни твое благочестье,
не восстановят тебя.
25 Ведь и Диане самой Ипполита из тьмы преисподней
скромного вывесть невмочь;
сил не имеет Тезей с дорогого сорвать Пирифоя
Тартара узы долой.
«Гермес», Пг., 1909, № 17, с. 529—530.
carm. iv ix ne forte credas interitura quae...
Поверь, погибнуть рок не судил словам,
Что я, рожден близ шумного Авфида,
С досель неведомым искусством
Складывал в песни под звуки лиры.
5 Хотя Гомер и первый в ряду певцов,
Но все же Пиндар, все же гроза-Алкей,
Степенный Стесихор, Кеосец
Скорбный еще не забыты славой.
Не стерло время песен, что пел, шутя,
10 Анакреонт, и дышит досель любовь,
И живы, вверенные струнам,
Пылкие песни лесбийской девы.
Ведь не одна Елена Лаконская
Горела страстью к гостю-любовнику,
15 Пленясь лицом его и платьем,
Роскошью царской и пышной свитой.
И Тевкр не первый стрелы умел пускать
Из луков критских; Троя была не раз
В осаде; не одни сражались
20 Идоменей и Сфенел — герои
В боях, достойных пения Муз; приял
Свирепый Гектор и Деифоб лихой
Не первым тяжкие удары
В битвах за жен и детей сограждан.
25 Немало храбрых до Агамемнона
На свете жило, но, не оплаканы,
Они томятся в вечном мраке —
Вещего не дал им рок поэта.
Безвестный подвиг, словно бездействие,
30 В могилу сходит. Лоллий! Стихи мои
Тебя без славы не оставят;
Не уступлю я твоих деяний
В добычу алчной пасти забвения;
Тебе природой ум дальновидный дан,
35 Душою прям и тверд всегда ты
В благоприятных делах и трудных,
Каратель строгий жадных обманщиков,
Ты чужд корысти всеувлекающей;
Ты не на год лишь консул в Риме —
40 Вечно ты консул, пока ты судишь,
Превыше личной выгоды ставя честь,
Людей преступных прочь отметаешь дар
И сквозь толпу враждебной черни
Доблесть проносишь, как меч победный.
45 Не тот счастливым вправе назваться, кто
Владеет многим: имя счастливого
К лицу тому лишь, кто умеет
Вышних даянья вкушать разумно,
Спокойно терпит бедность суровую,
50 Боится пуще смерти постыдных дел,
Но за друзей и за отчизну
Смерти навстречу пойдет без страха.
Впервые: «Гораций: Полное собрание сочинений», М.—Л., 1936, с. 158—159.
Ода 9. К Лоллию. Лоллий — полководец Августа, разбитый германцами в 16 г. до н.э. Гораций утешает его тем, что служба кратковременна, а добродетель вечна (ст. 39—44). Размер: Алкеева строфа.
Ст. 7. Кеосец. — См. примеч. к Оде II, 1.
Ст. 38. Ты чужд корысти... — Интересно, что Лоллий прославился именно корыстолюбием и впоследствии из-за этого и погиб.
carm. iv ix ne forte credas interitura quae...
Поверь, погибнуть рок не судил словам,
Что́ я, рожденный там, где шумит А́уфид,
С досель неведомым искусством
Складывал в песни под звуки лиры.
5 Хотя Гомер и в первом ряду стоит,
Но все ж поэты: Пиндар, гроза-Алкей,
Степенный Стесихор, Кеосец
Скорбный, — еще не забыты славой.
Не стерло время песен, что пел, шутя,
10 Анакреонт, и дышит еще любовь,
И живы, вверенные струнам,
Пылкие песни лесбийской девы.
Прельстясь кудрями пышными иль одежд
Златою тканью, роскошью царской, слуг
15 Числом, — из женщин не одна ведь
Страстью любовной зажглась Елена.
И Тевкр не первый стрелы умел пускать
Из луков критских; Троя была не раз
В осаде; не одни сражались
20 Идоменей и Сфенел — герои.
В боях, достойных пения Муз; приял
Свирепый Гектор и Деифоб лихой
Не первым тяжкие удары —
Кару за юношей, жен стыдливых.
25 Немало храбрых до Агамемнона
На свете жило, вечный, однако, мрак
Гнетет их всех, без слез, в забвеньи:
Вещего не дал им рок поэта.
Талант безвестный близок к бездарности,
30 Зарытой в землю. Лоллий! Мои стихи
Тебя без славы не оставят;
Подвигов столько твоих не дам я
Пожрать забвенью жадному без борьбы.
Тебе природой ум дальновидный дан,
35 Душою прям и тверд всегда ты
В благоприятных делах и трудных;
Каратель строгий жадных обманщиков,
Чуждался денег, всем столь желанных, ты;
Был консулом не год один лишь;
40 Добрый надежный судья, всегда ты
Превыше личной выгоды ставил честь,
Людей преступных прочь отметал дары
С презрением, и правосудья
Меч проносил сквозь толпу густую.
45 Не тот счастливым вправе назваться, кто
Владеет многим: имя счастливца тот
Носить достойней, кто умеет
Вышних даянья вкушать разумно,
Привык суровой бедности гнет терпеть,
50 Боится пуще смерти постыдных дел,
Но за друзей и за отчизну
Смерти навстречу пойдет без страха.
«Гораций: Собрание сочинений», СПб., 1993, с. 165—166.
Ода 9. Считается, что эта Ода обращена к Марку Лоллию, другу Мецената. Этот Лоллий, бывший консулом в 21 году, в 16-м потерпел поражение в Галлии. Однако это вызывает сомнения, так как характеристика Лоллия в конце Оды совершенно не соответствует тому облику, в котором он рисуется по другим источникам. Размер: Алкеева строфа.
Ст. 7—8. Кеосец скорбный — Симонид. См. Оды II, 1, ст. 38.
Ст. 12. Лесбийская дева — Сафо.
Ст. 18. Критские луки считались лучшими.
carm. iv xii iam veris comites, quae mare temperant...
Вот уж, спутник весны, веет фракийский ветр,
Гонит вдаль паруса, моря лаская гладь;
Льда уж нет на лугах; воды бесшумно мчат
Реки, талых снегов полны.
5 Вьет касатка гнездо с слезными стонами
О загубленном ей Итисе, Итисе.
О, позор для Афин! Зло ей пришлось царю
Мстить за дикую страсть его.
Вот пасут пастухи жирных овец стада;
10 Лежа в мягкой траве, тешат свирелью слух
Богу Пану, кому по сердцу скот хранить
В темных рощах Аркадских гор.
Будит жажду весна! Хочешь, Вергилий, пить
Сок калесской лозы, Либера дар? Так знай:
15 Ты получишь вина, юношей знатных друг, —
Нарда только достань ты мне.
Нарда малый оникс выманит амфору,
Ту, что ныне лежит в складе Сульпиция.
Много новых надежд властно дарить вино,
20 Горечь тяжких забот смывать.
Жаждешь этих утех, — так поспеши скорей
К нам с товаром своим: я ведь не думаю
Дать безмездно тебе мокнуть в моем вине,
Словно в пышном дому богач.
25 Право медлить ты брось, всякий расчет забудь.
Помня мрачный костер, можно пока, дерзай
С трезвой мыслью мешать глупость на краткий срок:
Сладко мудрость забыть порой!
Впервые: «Гораций: Полное собрание сочинений», М.—Л., 1936, с. 163—164.
Ода 12. К Вергилию-торговцу. Вергилий-торговец (тезка поэта), ближе неизвестен. Размер: II Асклепиадова строфа.
Ст. 1. Фракийский ветр. — Имеется в виду западный ветер Зефир; Фракия считалась родиной ветров («Илиада», XXIII, 229).
Ст. 5. Касатка — намек на миф об афинской царевне Прокне и ее муже — фракийце Терее.
Ст. 17. Нарда малый оникс... — Из оникса выдалбливались сосудики для нарда и других благовоний, которыми торговал Вергилий.
carm. iv xii iam veris comites, quae mare temperant...
Вот уж, спутник весны, веет фракийский ветр,
Гонит вдаль паруса, моря лаская гладь;
Льда уж нет на лугах; воды бесшумно мчат
Реки, талых снегов полны.
5 Вьет касатка гнездо; стонет она, скорбит;
Сердце бедной томит Итиса смерть; укор
Вечно Кекропу шлет, — зло ей пришлось царю
Мстить за дикую страсть его.
Вот пасут пастухи жирных овец стада;
10 Лежа в мягкой траве, тешат свирелью слух
Богу Пану, кому по сердцу скот хранить
В темных рощах Аркадских гор.
Будит жажду весна! Хочешь, Вергилий, пить
В Калах выжатый сок, Либера дар? Так знай:
15 Ты получишь вина, юношей знатных друг, —
Нарда только достань ты мне.
Нарда малый оникс выманит амфору,
Ту, что ныне лежит в складе Сульпиция.
Много новых надежд властно дарить вино,
20 Горечь тяжких забот смывать.
Жаждешь этих утех, так поспеши скорей
К нам с товаром своим: мысли такой я чужд —
Дать безмездно тебе мокнуть в моем вине,
Словно в пышном дому богач.
25 Право, медлить ты брось, всякий расчет забудь.
Помня мрачный костер, можно пока, дерзай
С трезвой мыслью мешать глупость на краткий срок:
Сладко мудрость забыть порой.
«Гораций: Собрание сочинений», СПб., 1993, с. 170.
Ода 12. К купцу Вергилию. Размер: 2-я Асклепиадова строфа.
Ст. 6. Итис — сын Прокны, дочери афинского царя Пандиона. Обесчещенная Тереем, мужем ее сестры Филомелы, Прокна вместе с Филомелой убила Итиса и накормила им Терея. Спасая сестер от преследования, боги превратили Прокну в ласточку, Филомелу в соловья и Терея в удода. См. «Метаморфозы» Овидия VI, 412—676.
Ст. 16—17. Нард — благовонная мазь, приготовлявшаяся из ценного индийского растения и хранившаяся в сосудах из камня оникса.
carm. iv xiv quae cura patrum quaeve quiritium...
Каким путем бы римский сенат, народ
Увековечить подвиги мог твои,
О Август, честь воздать заслугам,
Выбив на камне, вписав их в фасты?
5 Во всей вселенной, солнце какой бы край
Ни озаряло, ты — величайший вождь!
Винделики, кому латинян
Чужды законы, еще недавно
Твою узнали мощь на войне: народ
10 Генавнов дикий бревнов проворных Друз
Прогнал, двойное пораженье
Им нанеся и низвергнув башни,
Что враг в Альпийских грозных горах возвел.
А вскоре старший в доме Неронов дал
15 Жестокий бой свирепым ретам,
Волей богов обратил их в бегство.
В пылу сраженья стоило зреть его,
Как он без счета груди врагов дробил,
Что обрекли себя на гибель.
20 Словно бурливые воды ветер
Волнует южный, в пору, когда Плеяд
Созвездье тучи режет, полки врагов
Без устали теснил Тиберий,
В самую сечу с конем врываясь.
25 Как Ауфид бурный — туроподобный — вдруг
Чрез царство Давна волны свирепо мчит,
Полям и нивам апулийца
В гневе грозя наводненьем страшным,
Громил так Клавдий, ринувшись в смертный бой.
30 Одетых в латы варваров без потерь;
Кося и задних и передних,
Трупами землю устлал победно.
Ты войско, мудрость, милость богов ему
Сумел доставить. С той ведь поры, как порт
35 Тебе с мольбой Александрия
Вместе с дворцом, уж пустым, открыла,
Спустя пятнадцать лет тебе вновь дала
Фортуны милость добрый исход войны,
К деяньям, прежде совершенным.
40 Лавры прибавив и блеск желанный.
Узды не знавший прежде кантабр и перс,
Кочевник скиф и индус — дивятся все
Тебе, Италии и Рима
Здесь на земле, покровитель мощный!
45 Дивится Нил, что место рожденья вод
Таит, и Истр, и быстро текущий Тигр,
И Океан, чудовищ полный,
Ревом глушащий британцев дальних.
Тебе покорны: галлы, которым чужд
50 Пред смертью трепет; дикой земли сыны —
Испанцы; и тебя сигамбры
Чтят, кровожадные, сдав оружье.
Впервые: «Гораций: Полное собрание сочинений», М.—Л., 1936, с. 167—168.
Ода 14. К Августу. О Неронах Друзе и Тиберии см. Оды IV, 4. Написана в 14 году. Размер: Алкеева строфа.
Ст. 4. Фасты — календарные записи, в которые вносилась летопись исторических событий.
Ст. 14. ...Старший в доме Неронов... — Тиберий.
Ст. 29. Клавдий — Тиберии.
Ст. 35. Александрия была покорена в 30 году.
carm. saec. i phoebe silvarumque potens diana...
Феб и ты, царица лесов, Диана,
Ясный свет небес! Поклоненье вечно
Да воздается вам! Снизойдите к просьбам
В день сей священный!
5 В день, когда Сивиллы велели книги
Воспевать богов, под покровом коих
Семихолмный град, — хору дев избранных
С отроков хором.
Пусть, о Солнце, ты, что даешь и прячешь
10 День, — иным и тем же рождаясь, — пусть же
Ты нигде не зришь ничего славнее
Города Рима!
Ты, что в срок рожать помогаешь женам,
Будь защитой им, Илифия, кроткой,
15 Пусть Луциной ты предпочла бы зваться,
Пусть Генитальей.
О умножь наш род, помоги указам,
Что издал сенат об идущих замуж,
Дай успех законам, поднять сулящим
20 Деторожденье!
Круг в сто десять лет да вернет обычай
Многолюдных игр, да поются гимны
Трижды светлым днем, троекратно ночью
Благоприятной.
25 Парки! вы всегда предвещали правду:
То, что рок судил, что хранит, незыблем,
Термин — бог; судьбе вы былой даруйте
Судьбы благие.
Хлебом пусть полна и скотом, Церере
30 В дар Земля венок из колосьев вяжет,
Ветром пусть плоды и живящей влагой
Вскормит Юпитер.
Благосклонно, лук отложив и стрелы,
Юношей внемли, Аполлон, моленьям!
35 Ты, царица звезд, о Луна младая,
Девушкам внемли!
Если вами Рим был когда-то создан
И этрусский брег дан в удел троянцам,
Отчий град послушным сменить и Ларов
40 В бегстве успешном.
За Энеем чистым уйдя, который
Указал им путь из горящей Трои,
Спасшись сам, и дать обещал им больше,
Чем потеряли, —
45 Боги! честный нрав вы внушите детям,
Боги! старцев вы успокойте кротких,
Роду римлян дав и приплод и блага
С вечною славой.
Все, о чем, быков принося вам белых,
50 Молит вас Анхиза, Венеры отпрыск,
Да получит он, ко врагам смиренным
Милости полный.
Вот на суше, на море перс страшится
Ратей грозных, острых секир албанских,
55 Вот приказов ждут уже скиф и индус,
Гордый недавно.
Вот и Верность, Мир, вот и Честь, и древний
Стыд, и Доблесть вновь, из забвенья выйдя,
К нам назад идут, и Обилье с полным
60 Близится рогом.
Вещий Феб, чей лук на плечах сверкает,
Бог — любимец Муз девяти, целящим
Ты искусством шлешь облегченье людям
В тяжких недугах.
65 Лишь узрит алтарь Палатинский оком
Добрым Феб, продлит он навеки Рима
Мощь, из года в год одаряя новым
Счастием Лаций.
С Алгида ль высот, с Авентина ль внемлет
70 Здесь мужей пятнадцати гласу Дева,
Всех детей моленьям она любовно
Ухо преклонит.
Так решил Юпитер и сонм всевышних,
Верим мы, домой принося надежду,
75 Научившись петь, восхваляя хором
Феба с Дианой.
Впервые: «Гораций: Полное собрание сочинений», М.—Л., 1936, с. 173—175.
Юбилейный гимн (Carmen Saeculare) был написан Горацием в 17 году, для вековых или юбилейных игр, справлявшихся через 110 лет в честь подземных богов. При Августе ритуал игр был изменен и центральное место в празднестве заняли Юпитер, Юнона, Аполлон и Диана. До нашего времени дошел и официальный отчет об этих играх в виде найденных в 1890 году в Риме частей надписи, высеченной на мраморной колонне. В этой надписи упоминается и о Горации как об авторе гимна, пропетого хором из 27 мальчиков и 27 девочек. Размер: Сапфическая строфа.
Ст. 5. Книги Сивиллы. — Толкование книг предсказаний легендарной пророчицы (Сивиллы) было поручено особой коллегии жрецов. Легенду об этих пророчествах см. в «Энеиде» Вергилия (III, 441 слд.).
Ст. 7. Семихолмный град — Рим.
Ст. 9. Солнце — Феб-Аполлон.
Ст. 14—16. Илифия — богиня родов (как и Луцина и Гениталия) — Диана, на которую под влиянием греческого культа Артемиды были перенесены функции, принадлежавшие Юноне.
Ст. 27. Термин — бог границ, символ неприкосновенности и устойчивости.
Ст. 35. Луна — Диана как богиня луны (см. Оды III, 22).
Ст. 50. ...Анхиза, Венеры отпрыск... — Август, как потомок Энея, сын Анхиза и Венеры.
Ст. 54. Албанских — вместо «римских», так как из города Альбы-Лонги, по преданию, вышли основатели Рима.
Ст. 65. Алтарь палатинский. Для юбилейных игр были сооружены на Палатинском холме особые алтари.
Ст. 69. Алгид — был древним местом поклонения Диане (см. Оды I, 21, ст. 6).
ep. i ibis liburnis inter alta navium...
На либурнийских, друг, ты поплывешь ладьях
к судам громадным вражеским;
везде охотно с цезарем готов делить
ты, Меценат, опасности.
5 А мне как быть? Мне жизнь мила пока ты жив,
и в тягость — если нет тебя!
Избрать ли лучше мне, как ты велишь, покой,
не сладкий от тебя вдали,
иль подвиг бранный твой, чтобы нести его
10 как надо мужу стойкому?
Так понесем же вместе! Хоть чрез Альп хребты,
хоть по Кавказу дикому,
хоть до пределов самых крайних Запада
с тобой пойду бесстрашно я.
15 Ты спросишь — чем же облегчу я подвиг твой,
я — слабый, невоинственный?
С тобой вдвоем я меньше за тебя боюсь,
чем мучась в одиночестве!
Страшней наседке за неоперившихся
20 птенцов, коль их покинула,
хоть от подползших змей их защитить она
не сможет и присутствуя.
И в этот, и во всякий я готов поход
надеясь на любовь твою —
25 а вовсе не в надежде, что удастся мне
побольше впрячь волов в плуги;
иль что до зноя скот мой из Калабрии
пастись пойдет в Луканию;
иль что достигнут стен высоких Тускула
30 мои чертоги сельские.
О нет! Уже я слишком от щедрот твоих
богат; копить не стану я
еще — чтоб в землю прятать, как скупой Хремет,
иль расточать, как жалкий мот.
Впервые: «Гораций: Полное собрание сочинений», М.—Л., 1936, с. 179—180.
Эпод 1. Написан перед актийской кампанией 31 г., в которой Октавиан с легкими либурнийскими кораблями выступал против тяжелых египетских кораблей Антония (ст. 1—2). Размер (как и в девяти последующих эподах) — чередование ямбического триметра и ямбического диметра.
ep. i ibis liburnis inter alta navium...
На либурнийских, друг, ты поплывешь ладьях
среди судов с бойницами;
везде охотно с цезарем готов делить
ты, Меценат, опасности.
5 Но мне как быть? Мне жизнь мила пока ты жив,
и в тягость — если нет тебя!
Избрать ли лучше мне, как ты велишь, покой,
не сладкий от тебя вдали,
иль подвиг бранный твой, чтобы нести его
10 как надо мужу стойкому?
Так понесем же вместе! Хоть чрез Альп хребты,
хоть по Кавказу дикому,
хоть до пределов самых крайних Запада
с тобой пойду бесстрашно я.
15 Ты спросишь — чем же облегчу я подвиг твой,
я — слабый, невоинственный?
С тобой я буду меньший страх испытывать,
чем ужас в одиночестве.
Страшней наседке за неоперившихся
20 птенцов, коль их покинула,
хоть от подползших змей их защитить она
не сможет и присутствуя.
И в этот, и во всякий я готов поход
надеясь на любовь твою —
25 а не в надежде, что удастся больше мне
впрягать волов в плуги свои;
иль что до зноя скот мой из Калабрии
пастись пойдет в Луканию;
иль что достигнут стен высоких Тускула
30 мои чертоги сельские.
Довольно; слишком от твоей я щедрости
богат; копить не стану я
еще — чтоб в землю прятать, как скупой Хремет,
иль расточать, как жалкий мот.
«Гораций: Собрание сочинений», СПб., 1993, с. 185—186.
Эпод 1. К Меценату, которого Август хотел взять с собой в поход против Антония. Написан в 31 году.
Ст. 1. Либурнийские ладьи. См. примечание к ст. 32, оды I, 37.
ep. ii 'beatus ille qui procul negotiis...
Блажен, кто вдалеке от городских забот,
как смертных древний род людей,
отцов поля взрыхляет на волах своих,
чуждаясь дел ростовщиков.
5 Его не будит грозный боевой сигнал,
не устрашает моря гнев.
На биржу не ходя, не обивает он
порогов знатных гордецов.
Подсаживает он к высоким тополям
10 подросшие отводки лоз;
иль на бредущие с мычанием стада
в долине дальней он глядит;
иль прививает он здоровые сучки,
сухие срезавши серпом;
15 иль мед, отжав, хоронит в чистые горшки;
иль кротких он овец стрижет.
Когда ж из сада Осень выставит главу
в венце из вызревших плодов,
как рад он груши привитые рвать
20 иль кисти, пурпура красней,
чтоб наградить тебя, Приап, или тебя,
Сильван почтенный, страж полей.
Как рад он полежать под дубом вековым,
а то в объятьях муравы,
25 когда скользит река в высоких берегах,
щебечет птичек хор в лесу,
бурлят ключи навстречу медленным водам, —
к дремоте легкой все зовет.
Когда ж ненастная Юпитера пора
30 и дождь, и снег с собой несет —
свирепых кабанов травит он сворой псов,
гоня в преграды из тенет;
иль сети редкие протянет на шестках —
дроздам-обжорам западню;
35 иль зайца-труса, гостя-журавля петлей —
добычу сладкую возьмет.
Кто всех присущих бирже тягостных забот
средь этих не забудет благ?
А если скромная жена разделит труд
40 мой дом, детей моих вести —
как сабиня́нка, иль как смуглая жена,
проворного апульца друг;
коль на очаг святой она положит дров
сухих, когда вернется муж
45 усталый, и скоту довольному в хлевах
осушит полные сосцы;
нальет из доброй бочки свежего вина,
домашних изготовит яств —
меня ни устрицы лукринские, ни лещ,
50 ни камбала не привлекут,
ни все, что буря, разразившись на водах
восточных, гонит в море к нам.
Ведь ни цесарка в мой желудок не войдет,
ни рябчик с Греции брегов
55 желанней, чем олива, снятая с ветвей
плодом обильнейших дерев;
чем любящий луга щавель и мальвы плод,
желудков отягченных друг;
иль козлик, вырванный у волка; иль баран,
60 закланный в Терминалий день.
Средь яств таких как любо на овец глядеть,
домой спешащих; на быков,
что, от трудов устав, понуривши главы,
плуг опрокинутый влекут;
65 на слуг, стоящих подле светлых Ларов вкруг —
зажиточного дома знак».
Сказавши это, Алфий-ростовщик, вот-вот
готовый селянином стать,
тотчас все деньги в Иды требует назад,
70 в Календы ж ищет дать взаймы.
Впервые: «Гермес», Пг., 1910, № 17, с. 454—456.
Гораций. Эпод II.
ep. vi quid inmerentis hospites vexas canis...
Что на прохожих мирных, пес, кидаешься?
Знать, волка тронуть боязно?
Посмей-ка только на меня ты броситься —
узнаешь как кусаюсь я!
5 Ведь я, как рыжий пес лаконский, иль моло́сс —
защитник стад пастушеских, —
в снегу глубоком, уши вверх, за зверем мчусь,
какой бы ни был спереди;
а ты, наполнив рощу грозным лаем, сам
10 кусок что кинут нюхаешь.
Смотри, смотри же! Я — на злых жесток — держу
рога мои готовыми,
как зять, Ликамбу мстивший вероломному,
как враг горячий Бупала.
15 Ужели, черным зубом тронут, буду я,
не мстя, реветь, как мальчики?
Впервые: «Гораций: Полное собрание сочинений», М.—Л., 1936, с. 188.
Эпод 6.
13—14. Зять Ликамба — Архилох, враг Бупала — Гиппонакт, самые известные из греческих ямбографов (VII—VI вв. до н.э.).
ep. vi quid inmerentis hospites vexas canis...
Что на прохожих мирных, пес, кидаешься?
Знать, волка тронуть боязно?
Посмей-ка только на меня ты броситься —
узнаешь как кусаюсь я!
5 Ведь я, как рыжий пес лаконский, иль моло́сс —
защитник стад пастушеских, —
в снегу глубоком, уши вверх, за зверем мчусь,
какой бы ни был спереди;
а ты, наполнив рощу грозным лаем, сам
10 кусок что кинут нюхаешь.
Смотри, смотри же! Я — на злых жесток — держу
готовыми рога, как зять
Ликамба, мстивший вероломцу за отказ,
как враг горячий Бупала.
15 Ужели, черным зубом тронут, буду я,
не мстя, реветь, как мальчики?
«Гораций: Собрание сочинений», СПб., 1993, с. 194.
Эпод 6.
5. Лаконские и молосские собаки (из Эпира) считались самыми лучшими овчарками гончими.
12—13. Зять Ликамба — Архилох, который был обманут Ликамбом, отказавшимся выдать за него замуж свою дочь Необулу, за что Архилох отомстил ему опозорив и Необулу, и ее сестру, которые, по позднейшему преданию, повесились от отчаянья.
ep. ix quando repostum caecubum ad festas dapes...
Когда ж, счастливец-Меценат, отведаем,
победам рады Цезаря,
вина Цекуба, что хранилось к празднику
(угодно так Юпитеру)
5 в твоем высоком доме, и споем под звук
дорийской лиры с флейтами?
Так пили мы когда суда сожженные
покинул вождь, Нептуна сын,
грозивший Риму узами, которые
10 с рабов он снял предателей.
О, римский воин — не поверят правнуки! —
порабощен царицею;
в оружии, с поклажей служит женщине
и евнухам морщинистым;
15 и солнце видит меж знамен воинственных
постель с кисейным пологом!
Две тысячи тут галлов, повернув коней,
привет пропели Цезарю,
и вдруг, налево в гавань повернувшие,
20 суда укрылись недругов...
Веди ж златую колесницу, о Триумф,
телят ярма не ведавших!
Вождя ему, Триумф, не видел равного
ты ни в войну с Югуртою,
25 ни в ту в которой доблесть Сципионова
сам Карфаген разрушила!
Уж враг, на суше, на́ море поверженный,
сменил на траур пурпур свой.
Иль в гавань Крита он плывет стоградного,
30 недобрым ветром движимый,
иль к Сиртам, южным Нотом вечно зыблемым,
иль по морям неведомым.
Неси же, мальчик, в чашах нам уемистых
хиосских иль лесбосских вин,
35 иль влей вина ты нам еще цекубского,
от тошноты целящего —
заботы любо нам и страх за Цезаря
прогнать Лиэем сладостным!
Впервые: «Гораций: Полное собрание сочинений», М.—Л., 1936, с. 190—191.
Эпод 9. На победу над Антонием и Клеопатрой при Акции в 31 г. до н.э.
8. Нептуна сын. Так называл себя Секст Помпей, войско которого в значительной части состояло из беглых рабов.
17. Две тысячи тут галлов. Малоазийские галлы изменили Атонию незадолго до битвы.
19—20, 29—32 показывают, что во время написания стихотворения в Риме еще было неизвестным направление бегства Антония.
ep. ix quando repostum caecubum ad festas dapes...
Когда ж, счастливец-Меценат, отведаем,
победам рады Цезаря,
вина Цекуба, что хранилось к празднику
(угодно так Юпитеру)
5 в твоем высоком доме, и споем под звук
дорийской лиры с флейтами?
Так пили мы когда суда сожженные
покинул вождь, Нептуна сын,
грозивший Риму узами, что дружески
10 с рабов он снял предателей.
О, римский воин — дети, не поверите! —
порабощен царицею;
оружье, колья носит — служит женщине
и евнухам морщинистым;
15 в военном стане солнце зрит постыдную
палатку в виде полога!
Две тысячи тут галлов, повернув коней,
привет пропели Цезарю,
и вдруг, налево в гавань повернувшие,
20 суда укрылись недругов...
Веди ж златую колесницу, о Триумф,
телят ярма не ведавших!
Вождя ему, Триумф, не видел равного
ты ни в войну с Югуртою,
25 ни в ту в которой «Африкана» доблести
сам Карфаген был памятник.
Уж враг, на суше, на́ море поверженный,
сменил на траур пурпур свой.
Иль в гавань Крита он плывет стоградного,
30 туда гонимый ветрами,
иль к Сиртам, Нотом он обуреваемый,
спешит по морю страшному.
Неси же, мальчик, в чашах нам уемистых
хиосских иль лесбосских вин,
35 иль влей вина ты нам еще цекубского,
от тошноты целящего —
заботы любо нам и страх за Цезаря
прогнать Лиэем сладостным!
«Гораций: Собрание сочинений», СПб., 1993, с. 196—197.
Эпод 9. К Меценату после победы при Акциуме.
6. Дорийская (греческая) лира противополагается резким фригийским флейтам.
8. Нептуна сын — Секст Помпей, называвший себя сыном Нептуна за свои морские победы над флотом Октавиана. В 36 году он, однако, был разбит и потерял почти весь свой флот, а войско его, набранное в значительной части из рабов и изгнанников, сдалось.
11. Римский воин — Антоний.
12. Царицею — Клеопатрой.
17. Две тысячи тут галлов, т.е. галатов перешедших из войска Антония под знамена Октавиана.
24. Югуртинская война (112—106) с нумидийским царем Югуртой была победоносно закончена Марием.
25. «Африкан» — Сципион Африканский Младший, разрушивший Карфаген в 146 году.
35. Цекубское вино считалось унимающим тошноту.
ep. x mala soluta navis exit alite...
Идет с дурным корабль, отчалив, знаменьем,
неся вонючку-Мевия.
Так оба борта бей ему без устали,
о Австр, волнами грозными!
5 Пусть, море вздыбив, черный Евр проносится,
дробя все снасти с веслами;
и Аквилон пусть дует, что нагорные
крошит дубы дрожащие;
пускай с заходом Ориона мрачного
10 звезд не сияет благостных.
По столь же бурным пусть волнам он носится,
как греки-победители,
когда сгорела Троя, и Паллады гнев
на судно пал Аяксово.
15 О, сколько пота предстоит гребцам твоим,
тебе же — бледность смертная,
позорный мужу вопль, мольбы и жалобы
Юпитеру враждебному,
когда дождливый Нот в заливе Адрия,
20 взревевши, разобьет корму.
Когда ж добычей жирной будешь тешить ты
гагар на берегу морском,
тогда козел блудливый вместе с овцами
да будет Бурям жертвою!
Впервые: «Гораций: Полное собрание сочинений», М.—Л., 1936, с. 192.
Эпод 10. На поэта Мевия, о котором говорит Вергилий в ст. 90 третьей эклоги, сопоставляя его с другим плохим поэтом Бавием: «Бавия кто не отверг тебя пусть полюбит, о Мевий!» (Перев. С. Шервинского.)
10. Звезды благостные — близнецы Диоскуры. См. Оды I 3, ст. 2.
14. О гневе Афины-Паллады на Аякса, обесчестившего в ее храме дочь Приама Кассандру, см. «Одиссею» IV, 499 слд. и «Энеиду» Вергилия, I, 39 слл.
ep. xi petti, nihil me sicut antea iuvat...
Теперь как прежде, Петтий, мне писать стишки
радости нет никакой, когда пронзен любовью я,
любовью той что ищет пуще всех во мне
к мальчикам страсти огонь зажечь иль к нежным девушкам.
5 Я отрезвился от любви к Инахии —
третий декабрь с той поры листву с деревьев стряхивал.
Увы, какой мне стыд, везде по Городу
баснею стал я какой! Как стыдно мне пиров теперь,
где обличало все меня в любви моей —
10 томность, молчанье мое, и вздох из глубины груди.
«Ужели перед богачом ничтожество
с искренним чувством бедняк? — в слезах тебе я сетовал,
когда нескромный Вакх из сердца пылкого
жгучим вином выводил на свет все чувства тайные. —
15 Но раз свободно, наконец, в груди моей
гневом вздымается желчь, пущу тогда я на́ ветер
припарки, раны сердца не целящие,
брошу с неравным борьбу врагом мою постыдную...»
Похваставшись тебе таким решением,
20 я отправлялся домой; но шел стопой неверною,
о горе, вовсе не к своим дверям, увы!
К жестким порогам, где я и бедра и бока ломал!
Теперь Ликиска я люблю надменного —
девушек может он всех затмить своею нежностью.
25 Бессильно всё из этих пут извлечь меня —
друга ль сердечный совет, насмешки ли суровые.
Лишь страсть другая разве — или к девушке,
к стройному ль станом юнцу, узлом что вяжет волосы.
Впервые: «Гораций: Полное собрание сочинений», М.—Л., 1936, с. 193.
Эпод 11. Размер: чередование ямбических триметров с элегиямбами.
ep. xi petti, nihil me sicut antea iuvat...
Теперь как прежде, Петтий, мне писать стишки
радости нет никакой, когда пронзен любовью я;
любовью той что ищет пуще всех во мне
к мальчикам страсти огонь зажечь иль к нежным девушкам.
5 Я отрезвился от любви к Инахии —
третий декабрь с той поры листву с деревьев стряхивал.
Увы, какой мне стыд, везде по Городу
баснею стал я какой! Как стыдно мне пиров теперь,
где обличало все меня в любви моей —
10 томность, молчанье мое, и вздох из глубины груди.
«Ужели перед выгодой ничтожество
с искренним чувством бедняк? — в слезах тебе я сетовал,
когда нескромно бог, лишь распалюся я
жгучим вином чересчур, из сердца тайну выведет. —
15 Но раз свободно, наконец, в груди моей
гневом вздымается желчь, пущу тогда я на́ ветер
припарки, раны злые не целящие,
кончу с неравным борьбу, отбросив скромность ложную...»
Едва решенье твердое я принял, ты
20 в дом мне вернуться велел; но я стопой неверною
спешил, о горе, не к своим дверям, увы!
К жестким порогам, где я ломал и бедра, и бока.
Теперь Ликиска я люблю надменного —
девушек может он всех затмить своею нежностью.
25 Бессильно всё из этих пут извлечь меня —
друга ль сердечный совет, насмешки ли суровые.
Лишь страсть другая разве — или к девушке,
к стройному ль станом юнцу, узлом что вяжет волосы.
«Гораций: Собрание сочинений», СПб., 1993, с. 199.
Эпод 11. К другу Горация — Петтию. Нечетные стихи — ямбический триметр, четные — элегиямбы (сочетание дактилей с ямбами).
ep. xiii horrida tempestas caelum contraxit et imbres...
Грозным ненастием свод небес затянуло; Юпитер
низводит с неба снег и дождь; стонут и море и лес.
Хладный их рвет Аквилон фракийский. Урвемте же, други,
часок что послан случаем. Силы пока мы полны,
5 надо нам быть веселей! Пусть забудется хмурая старость!
Времен Торквата-консула дай нам скорее вина!
Брось говорить о другом; наверное, бог благосклонно
устроит все на благо нам. Любо теперь нам себя
нардом персидским увла́жнить, и звуками лиры килленской
10 от горя и волнения сердце свое облегчить.
Так и великому пел питомцу Кентавр знаменитый:
«В бою непобедимый ты, смертным Фетидой рожден.
Край Ассарака тебя ожидает, где хладные волны
текут Скамандра скудного, быстро бежит Симоис.
15 Путь же обратный тебе оттуда отрезали Парки,
и даже мать лазурная в дом уж тебя не вернет.
Там облегчай ты вином и песней тяжелое горе —
они утеху сладкую в скорби тяжелой дают».
Впервые: «Гораций: Полное собрание сочинений», М.—Л., 1936, с. 194.
Эпод 13. Размер: чередование гексаметра с ямбэлегическими стихами.
6. Манлий Торкват — консул 65 г., года рождения Горация.
9. Киллена — гора, где Меркурий, по мифу, изобрел лиру.
11. Кентавр — Хирон, воспитатель Ахилла.
ep. xiii horrida tempestas caelum contraxit et imbres...
Грозным ненастием свод небес затянуло; Юпитер
нисходит в снеге и дожде; стонут и море, и лес.
Хладный их рвет Аквилон фракийский. Урвемте же, други,
часок что послан случаем. Силы пока мы полны,
5 надо нам быть веселей! Пусть забудется хмурая старость!
Времен Торквата-консула ви́на давай поскорей!
Брось говорить о другом; наверное, бог благосклонно
устроит все на благо нам. Любо теперь нам себя
нардом персидским облить, и звуками лиры килленской
10 от горя и волнения сердце свое облегчить.
Так и великому пел питомцу Кентавр знаменитый:
«В бою непобедимый ты, смертным Фетидой рожден.
Край Ассарака тебя ожидает, где хладные волны
текут Скамандра скудного, быстро бежит Симоис.
15 Путь же обратный тебе оттуда отрезали Парки,
и даже мать лазурная в дом не вернет уж тебя.
Там облегчай ты вином и песней тяжелое горе —
они утеху сладкую в скорби тяжелой дают».
«Гораций: Собрание сочинений», СПб., 1993, с. 200.
Эпод 13. К друзьям. Нечетные стихи — гекзаметры, четные — сочетание ямбов с дактилями.
6. Торкват был консулом в год рождения Горация (65 г.) (см. Оды III 21).
9. Нард — растение из которого приготовлялись благовония (см. Оды IV 12, ст. 16 слд.).
9. Лира килленская, т.е. изобретенная Меркурием, родившимся, по мифу, на горе Киллене в Аркадии.
11. Кентавр — Хирон, воспитатель Ахилла, сына нимфы Фетиды.
13. Край Ассарака — Троя, названная так по имени прадеда Энея, Ассарака.
ep. xiv mollis inertia cur tantam diffuderit imis...
Вялость бездействия мне почему столь глубоким забвеньем
все чувства переполнила,
словно из Леты воды снотворной я несколько кубков
втянул иссохшей глоткою?
5 Часто вопросом таким ты меня, Меценат, убиваешь.
То бог, то бог мне не дает
ямбы нача́тые — песнь что давно уж тебе обещал я —
закончить, свиток закрутив.
Страстью такой, говорят, к Бафиллу-самосцу теосский
10 поэт Анакреонт пылал.
Часто оплакивал он любви своей муки на лире
в стихах необработанных.
Сам ты, бедняга, горишь — огня твоего не прекрасней
был тот что Илион спалил.
15 Радуйся счастью! А я терзаюсь рабынею Фриной —
ей мало одного любить!
Впервые: «Гораций: Полное собрание сочинений», М.—Л., 1936, с. 195.
Эпод 14. К Меценату. Нечетные стихи — гекзаметры, четные — ямбические диметры.
Ст. 10—12. Гораций называет стихи Анакреона необработанными противопоставляя вылощенным стихам позднейших александрийских поэтов.
ep. xvii iam iam efficaci do manus scientiae...
«Сдаюсь, сдаюся я искусству мощному!
Молю во имя Прозерпины царственной,
молю Дианой неприкосновенною
и заклинаний свитками, могущими
5 с небес на землю низводить созвездия, —
о пощади! Заклятьям дай, Канидия,
обратный ход, и чары уничтожь свои!
Ведь внука умолил Телеф Нереева,
хоть и ходил он на него с мизийцами,
10 хоть и метал в него он стрелы острые.
Ведь и троянки умастили Гектора,
пернатым и собакам обреченного,
когда, оставя стены, илионский царь
к ногам Ахилла пал неумолимого.
15 Ведь и гребцы Улисса злополучного
щетинистые шкуры с тела сбросили
с согласия Цирцеи — и вернулись вновь
и речь, и разум к ним, и облик доблестный.
Тобой довольно я уже наказан был,
20 любимица матросов и разносчиков!
Исчезли юность и румянец скромности,
остались кости только с кожей бледною,
и волосы — седые от помад твоих.
От мук не знаю никогда я отдыха;
25 гоня друг друга, день и ночь сменяются,
но мне от тяжких вздохов грудь не вылечить.
Готов признать я все чему не верил я —
и то, что сердце рвут стихи сабелльские,
а от марсийских песен голова трещит.
30 Чего еще ты хочешь? Я горю, горю —
так самого Геракла кровь кентаврова
не жгла, ни в Этне пламя сицилийское
так не бушует жарко! Ты ж, несносная,
пока мой прах не разнесется ветрами —
35 варить отравы будешь всё колхидские.
Какой конец, какую дань назначишь мне?
Скажи — когда я честно пени выплачу —
чтоб искупить мне все, быков ли сотню ты
себе попросишь, или восхваления
40 на лживой лире: „Чистая ты, честная,
сиять ты будешь меж светил звездой златой!”
Ведь даже за Елену оскорбленные
Кастор с Поллуксом поддались мольбам певца,
и вновь его глазам вернули зрение;
45 так разреши — ты властна! — от безумия
меня, о ты, чей грязью не запятнан род!
О ты, что и не мыслишь на девятый день
умерших нищих бедный прах выкапывать,
чье сердце мягко, руки не запятнаны,
50 и Пактумей — плод чрева твоего; и кровь
твою смывает бабка с твоего белья —
лишь вскочишь с ложа, бодрая родильница!»
«Зачем мольбы ты в уши шлешь закрытые?
Ведь глуше я чем скалы к воплям тонущих,
55 когда Нептун волнами бьет их зимними!
Как, разглашать ты будешь безнаказанно
Котитты тайны и Амура вольного?
И, словно эсквилинский чародей и жрец,
мои дела осмеивать по городу!
60 К чему ж платила старым я пелигнянкам,
и яд к чему мешала быстродейственный?
Но век твой будет дольше чем хотел бы ты;
несчастный, будешь жизнь влачить ты горькую,
чтоб подвергаться новым все страданиям.
65 Покоя жаждет Пелопа-предателя
отец, голодный Тантал перед яствами,
и Прометей, орлом давно терзаемый;
и на вершине горной укрепить скалу
Сизиф стремится, вопреки Юпитеру.
70 То с верху башни ты захочешь броситься,
то, пе́тлей шею затянув, повеситься,
Иль меч германский в грудь вонзить в унынии
тяжелом — тщетны будут все старания!
Помчусь, как вражий всадник, на плечах твоих,
75 и предо мной сама земля расступится!
Иль мне, что может — как ты, любопытствуя,
узнал — из воска куклам дать движения,
и месяц с неба совлекать заклятьями,
и мертвецов сожженных расшевеливать,
80 варить искусно зелья приворотные —
иль мне рыдать, что чарам недоступен ты?»
Впервые: «Гораций: Полное собрание сочинений», М.—Л., 1936, с. 199—201.
Эпод 17. Начало эпода — воззвание Горация, далее (со ст. 53) ответ Канидии. Размер: ямбические триметры.
8. Нереев внук — Ахилл, ранивший Телефа, а потом исцеливший его ржавчиной своего копья.
28—29. Сабеллы, марсы, как и пелигны (ст. 60) — апеннинские племена, считавшиеся колдунами.
42—44. Имеется в виду легенда о том как поэт Стесихор нелестно отозвался о Елене в своих стихах; Диоскуры наказали его слепотой, но когда он написал палинодию (см. примеч. к Оде 1 16), вернули ему зрение.
58. Эсквилинский чародей. Эсквилинское кладбище как место колдовства Канидии изображено и в сатире 1 8.
ep. xvii iam iam efficaci do manus scientiae...
«Сдаюсь, сдаюся я искусству мощному!
Молю во имя Прозерпины области,
Дианы власти нерушимой именем,
и заклинаний свитками, могущими
5 с небес на землю низводить созвездия, —
о пощади! Заклятьям дай, Канидия,
обратный ход, и чары уничтожь свои!
Ведь внука умолил Телеф Нереева,
хоть бился гордо с ним и вел он полчища
10 мизийцев, и метал он стрелы острые.
Троянки тело умастили Гектора,
пернатым и собакам обреченное,
когда, оставя стены, илионский царь
к ногам Ахилла пал неумолимого.
15 Гребцы Улисса, много испытавшего,
щетинистые шкуры с тела сбросили
с согласия Цирцеи — и вернулись вновь
и речь, и разум к ним, и облик доблестный.
Тобой довольно я уже наказан был,
20 любимица матросов и разносчиков!
Исчезли юность и румянец скромности,
остались кости только с кожей бледною,
и от твоих курений поседел я весь.
От мук не знаю никогда я отдыха;
25 гоня друг друга, день и ночь сменяются,
но мне от тяжких вздохов грудь не вылечить.
Итак, я должен все что отрицал признать —
приводят в трепет грудь стихи сабелльские,
а от марсийских песен голова трещит.
30 Чего же хочешь ты?.. О море, о земля!
Сгораю я — ни Несса кровь Геракла так
не жгла, ни в Этне раскаленной так не жжет,
бушуя вечно, пламя!.. Ты ж, несносная,
пока мой прах не разнесется ветрами —
35 варить отравы будешь всё колхидские.
Конец какой же или дань назначишь мне?
Скажи — когда я честно пени выплачу —
чтоб искупить мне все, быков ли сотню ты
себе попросишь, или восхваления
40 на лживой лире: „Чистая ты, честная,
сиять ты будешь меж светил звездой златой!”
Сестры Елены срамом огорченные
Кастор с Поллуксом поддались мольбам, и вновь
поэту зренье отнятое отдали;
45 так разреши — ты властна! — от безумия
меня, о ты, чей грязью не запятнан род!
Старуха, не из опытных, в девятый день
умерших нищих бедных прах рассеивать!
Чье сердце мягко, руки не запятнаны,
50 и Пактумей — плод чрева твоего; и кровь
твою смывает бабка с твоего белья —
лишь вскочишь с ложа, бодрая родильница!»
«Зачем мольбы ты в уши шлешь закрытые?
Ведь глуше я чем скалы к воплям тонущих,
55 когда волнами бьет Нептун их зимними.
Чтоб ты без кары разглашал Котитии
и Купидона вольного все таинства;
без наказанья, словно эсквилинского
ты чародейства жрец, меня высмеивал?
60 К чему ж платила старым я пелигнянкам,
и яд к чему мешала быстродейственный?
Но век твой будет дольше чем хотел бы ты;
несчастный, будешь жизнь влачить ты горькую,
чтоб подвергаться новым все страданиям.
65 Покоя жаждет Пелопа-предателя
отец, голодный Тантал перед яствами,
и Прометей, орлом давно терзаемый;
и на вершине горной укрепить скалу
Сизиф стремится, вопреки Юпитеру.
70 То с верху башни ты захочешь броситься,
то, пе́тлей шею затянув, повеситься,
иль меч норикский в грудь вонзить в унынии
тяжелом — тщетны будут все страдания!
Тогда на вражьих я плечах твоих верхом
75 помчусь надменно — все пред мной расступится.
Иль мне, что может — как ты, любопытствуя,
узнал — из воска куклам дать движения,
и месяц с неба совлекать заклятьями,
сожженных мертвых снова расшевеливать,
80 варить искусно зелья приворотные —
рыдать, коль чары на тебя не действуют?»
«Гораций: Собрание сочинений», СПб., 1993, с. 205—207.
Эпод 17. К Канидии. Размер: ямбический триметр.
8. Телеф — мифический царь мизийцев, раненный под Троей Ахиллом (внуком Нерея). Ему было предсказано оракулом, что он исцелится от раны только прикосновением древка ранившего его копья. Ахилл над ним сжалился и исцелил его.
11. О выдаче царю Трои Приаму тела убитого Ахиллом Гектора см. последнюю книгу «Илиады».
15—17. О спутниках Улисса (Одиссея), превращенных Цирцеей в свиней, cм. «Одиссею» X, 210.
28—29. Стихи сабелльские и марсийские песни — заклинания (см. Эп. 5, 76).
31. Несса кровь. См. примечание к Эп. 3.
42—44. Гораций намекает на легенду о поэте Стесихоре (VI век до н.э.), опозорившем в одном своем произведении Елену, за что был ослеплен ее братьями Диоскурами, вернувшими ему зрение после того как он сочинил «палинодию», в которой говорил, что вовсе не сама Елена, а только ее призрак был увезен в Трою Парисом.
58—59. Эсквилинского чародейства жрец. Канидия называет Горация жрецом эсквилинских чар за осведомленность его во всех приемах колдовства над трупами зарывавшимися на Эсквилинском холме (см. Эп. 5).
60. Племя пелигнов так же славилось своим колдовством, как и племя марсов.
72. Меч норикский — из лучшей стали, выделывавшейся в Норике (на юг от Дуная).
epist. i i prima dicte mihi, summa dicende camena...
Имя твое, Меценат, в моих первых стихах, — пусть оно же
Будет в последних! Свое отыграл я, мечом деревянным
Я награжден, ты же вновь меня гонишь на ту же арену.
Годы не те, и не те уже мысли! Вейяний, доспехи
5 В храме Геракла прибив, скрывается ныне в деревне
С тем, чтоб народ не молить о пощаде у края арены.
Часто мне кто-то кричит в мои еще чуткие уши:
«Вовремя, если умен, ты коня выпрягай, что стареет,
Так чтоб к концу не отстал он, бока раздувая, всем насмех».
10 Вот почему и стихи, и другие забавы я бросил;
Истина в чем и добро, ищу я, лишь этим и занят;
Мысли сбираю и так их кладу, чтоб достать было близко.
Спросишь, пожалуй, кто мной руководит и школы какой я?
15 Я никому не давал присяги на верность ученью —
То я, отдавшись делам, служу гражданскому благу —
Доблести истинный страж, ее непреклонный приспешник;
То незаметно опять к наставленьям скачусь Аристиппа —
Вещи себе подчинить, а не им подчиняться стараюсь.
20 Долгою кажется ночь тому, кто обманут любимой,
Долог поденщику день, бесконечными кажутся годы
Детям, лишенным отца, материнской опекой томимым;
Так же лениво течет для меня безотрадное время,
То, что мешает моей мечте и решенью заняться
25 Всем, что будет равно беднякам и богатым полезно,
Чем нельзя без вреда пренебречь ни юным, ни старым.
Мне остается таких, начал в утешенье держаться.
Пусть тебе и невмочь с дальнозорким тягаться Линкеем —
Все ж, гнойноглазый, тебе гнушаться не следует мази;
30 С необоримым пускай ты не чаешь Гликоном сравняться,
Все ж не бросай охранять от хирагры себя узловатой.
Надо хоть сколько-нибудь пройти, коль нельзя уже дальше.
Жадностью если полна твоя грудь и скупостью низкой,
Есть заклинанья, слова, которыми можешь ослабить
35 Горе свое, и болезнь избыть хотя бы отчасти.
Если тебя честолюбье томит — есть верное средство:
С искренним сердцем прочесть заклинание нужно три раза.
Всякий: завистник, гневливый, лентяй, волокита, пьянчуга,
Как бы он ни был упорен, — смягчиться он все-таки может:
40 Пусть терпеливо лишь ухо преклонит он нравоученью.
Шаг к добродетели первый — стараться избегнуть порока,
К мудрости — глупость отбросить. Ты видишь, с каким напряженьем
Мысли и с риском каким для жизни бежишь ты от мнимых
Бедствий, коль ты небогат иль на выборах ты провалился.
45 Чтобы деньгу накопить, до Индии крайних пределов
Мчишься купцом, не ленясь, чрез огонь, через море, чрез скалы.
А почему бы тебе не поверить тому, кто умнее,
И не отвергнуть всего, к чему ты так глупо стремился?
Разве презрел бы борец, по распутьям и селам бродящий,
50 С игр олимпийских венок, коль была бы надежда, возможность
Пальму, столь сладостный дар, получить, не пылясь и не мучась?
Злато дороже сребра, но доблесть дороже и злата.
«Граждане, граждане, прежде всего деньгу наживайте:
Доблесть — дело десятое!» Так от края до края
55 Биржа гудит: урок сей твердят и младые и старцы,
«К левой подвесив руке пеналы и счетные доски».
Пусть ты умен, добронравен, оратор искусный и честен, —
Коль без шести иль семи ты четыреста тысяч имеешь,
Будешь плебей. А меж тем за игрою твердят мальчуганы:
60 «Будешь царем, коли правильно бьешь». Об этом и помни!
Чистую совесть храня, не бледней от сознанья проступков.
Росция ль лучше закон ты скажи мне, иль детская песня,
Царство дающая тем, кто правильно делает дело,
Песня, что пелась не раз и Камиллам и Куриям в детстве?
65 Лучше ль советует тот, что твердит: «Наживайся честнее,
Если это возможно; а нет — наживайся, как можешь»,
Чтобы из первых рядов смотреть на слезливые драмы —
Или же тот, что велит и тебе помогает свободно
Гордой Фортуне давать отпор, головы не склоняя?
70 Если бы римский народ спросил, почему не держусь я
Тех же суждений, что он, как и в портиках тех же прогулок,
Милого всем не ищу, ненавистного не избегаю —
Я бы ответил ему, как когда-то лиса осторожно
Молвила хворому льву: «Следы вот меня устрашают:
75 Все они смотрят к тебе, ни один не повернут обратно».
Многоголовый ты зверь, и по разным ты бродишь дорогам
Тешат одних откупа казенные, ходят другие,
Пряников, яблок набрав, за богатой вдовой на охоту
Иль за скупым стариком, чтоб в садок посадить их, поймавши;
80 Тайно у третьих растет от процентов богатство Так пусть уж
Тянет одних к одному, а других к другому, но разве
Могут они хоть час одного и того же держаться?
«Нет уголка на земле милей, чем прелестные Байи!» —
Скажет богач, и любовь господина спешащего чуют
85 Море и озеро там; но только лишь вздорная прихоть
Волю откроет свою: «Вы, каменщики, понесете
Завтра к Теану свои инструменты». Коль брачное ложе
В доме, твердит: «Ничего нет приятней, чем жизнь холостая»,
Если же нет: «Хорошо лишь женатый живет», — он клянется.
90 Петлей какой удержать мне Протея, что лик свой меняет?
Ну, а бедняк? Меняет и он чердаки да кровати,
Бани, цирюльников; рвет его в лодке наемной от качки
Так же, как рвет богача, что на собственной едет триреме.
Если цирюльник плохой волоса неровно мне выстриг,
95 Ты ведь смеешься; торчит из-под чесаной верхней туники
Старой рубахи конец или тога неровно спадает, —
Тоже смеешься. А что, коли нет равновесья в рассудке:
Брезгует тем, что искал, что недавно отринул, вновь ищет.
Вечно кипит, расходясь со всеми порядками жизни,
100 Рушит иль строит; то вдруг заменяет квадратное круглым?
Это безумье совсем для тебя не смешно, а почтенно:
Ты не находишь, что врач мне нужен, а то попечитель,
Претором данный, хотя — о нуждах моих все радея —
Сердишься ты, если ноготь подрезан коряво у друга,
105 Друга, что предан тебе и свой взор на тебя устремляет.
Словом, мудрец — одного лишь Юпитера ниже: богат он,
Волен, в почете, красив, наконец он и царь над царями,
Он и здоров, как никто, — разве насморк противный пристанет.
Впервые: «Гораций: Оды, Эподы, Сатиры, Послания», М., 1970, с. 321—324.
Послание 1. К МЕЦЕНАТУ. О важности философских занятий.
Ст. 2—3. ...мечом деревянным // Я награжден... — Деревянным мечом награждались уходящие на покой гладиаторы, вроде Вейния.
Ст. 55 повторяет ст. 74 из сатиры 1, 6.
Ст. 57. Четыреста тысяч сестерциев — всаднический ценз.
Ст. 61. Закон Росция Отона выделял всадникам первые ряды в театре (ст. 66).
Ст. 86. Теан — город в Кампании, в стороне от моря.
Ст. 101. Попечитель назначался претором к душевнобольным.
epist. i i prima dicte mihi, summa dicende camena...
Имя твое, Меценат, в моих первых стихах, — пусть оно же
Будет в последних! Меня уж смотрели довольно — рапирой
Я награжден, ты же вновь заключить меня в школу стремишься.
Годы не те и не те уже мысли! Вейяний, оружье
5 В храме Геракла прибив, скрывается ныне в деревне
С тем, чтоб народ не молить о пощаде у края арены.
Часто мне кто-то кричит в мои чистые, чуткие уши:
«Вовремя, если умен, ты коня выпрягай, что стареет,
Так чтоб к концу не отстал он, бока раздувая, всем насмех».
10 Вот почему и стихи и другие забавы я бросил;
Истина в чем и добро, я ищу, и тому весь отдался;
Мысли, сбирая, кладу я так, чтоб достать было близко.
Спросишь, пожалуй, кто мной руководит и школы какой я:
Клятвы слова повторять за учителем не присужденный,
15 Всюду я гостем примчусь, куда б ни загнала погода.
То я, отдавшись делам, погружаюсь в житейские волны —
Доблести истинный страж, ее непреклонный сопутник;
То незаметно опять к наставленьям скачусь Аристиппа —
Вещи себе подчинить, а не им подчиняться стараюсь.
20 Долгою кажется ночь тому, кто обманут любимой,
Долог поденщику день, бесконечными кажутся годы
Детям, когда — без отца — надзор их гнетет материнский:
Так же лениво течет для меня безотрадное время
То, что мешает моей мечте и решенью заняться
25 Всем, что равно беднякам и богатым полезно, что вредно
Детям и старцам равно, если будет оно в небреженьи.
Мне остается таких начал в утешенье держаться.
Так далеко, как Линкей, хоть не можешь ты взором достигнуть,
Все ж, гнойноглазый, тебе не следует мази гнушаться;
30 С необоримым пускай ты не чаешь Гликоном сравняться,
Все ж не бросай охранять от хирагры себя узловатой.
Надо хоть сколько-нибудь пройти, коль нельзя уже дальше.
Жадностью если кипит твоя грудь и несчастною страстью,
Есть заклинанья, слова, которыми можешь ослабить
35 Горе такое и часть болезни большую отбросить.
Пусть честолюбье тебя раздувает — есть верное средство:
С искренним сердцем прочесть тебе формулу нужно три раза.
Всякий: завистник, гневливый, лентяй, волокита, пьянчуга,
Как бы ни был он дик, — смягчиться он все-таки может:
40 Пусть терпеливо лишь ухо преклонит он нравоученью.
Шаг к добродетели первый — стараться избегнуть порока,
К мудрости — глупость отбросить. Ты видишь, с каким напряженьем
Мысли и с риском каким для жизни бежишь ты от мнимых
Бедствий, коль ты небогат иль на выборах ты провалился:
45 Бедности чтоб избежать, до Индии крайних пределов
Мчишься купцом, не ленясь, чрез огонь, через море, чрез скалы.
Иль, неразумный, все то, чего жаждешь, презреть и отвергнуть,
Слушая тех, кто умней, и поверив им, ты не желаешь?
Разве презрел бы борец, по распутьям и селам бродящий,
50 С игр олимпийских венок, коль была бы надежда, возможность
Пальму, столь сладостный дар, получить без того, чтоб пылиться?
Злато дороже сребра, но доблесть дороже и злата.
«Граждане, прежде всего вы, граждане, денег ищите;
Доблесть уж после монет!» своды Януса так поучают
55 С края до края: урок сей твердят и младые и старцы,
«К левой подвесив руке пеналы и счетные доски».
Пусть ты умен, добронравен, оратор искусный и честен, —
Коль без шести иль семи ты четыреста тысяч имеешь,
Будешь плебей. За игрой мальчуганы твердят: «Будешь царь ты,
60 Если сумеешь попасть». Пусть же медною служит стеною:
Чистую совесть хранить, не бледнеть от сознанья проступков.
Росция ль лучше закон, ты скажи мне, иль детская песня,
Царство дающая тем, кто правильно делает дело;
Песня, что пелась не раз и Камиллам и Куриям в детстве.
65 Лучше советчик какой? Что твердит: «Добывай себе средства
Честно, коль можешь, а то — добывай, как угодно», — чтоб, сидя
В первых рядах, ты смотрел плаксивые Пупия пьесы, —
Или же тот, что велит и тебе помогает свободно
Гордой Фортуне давать отпор, головы не склоняя?
70 Если бы римский народ спросил, почему не держусь я
Тех же суждений, что он, как и в портиках тех же прогулок, —
Милого всем не ищу, ненавистного не избегаю —
Я бы ответил ему, как когда-то лиса осторожно,
Будто бы, хворому льву: «Следы вот меня устрашают:
75 Все они смотрят к тебе, ни один не повернут обратно».
Ты многоглавый ведь зверь? За чем же идти иль за кем мне?
Тешат одних откупа казенные, ходят другие,
Пряников, яблок набрав, на охоту — ловить незамужних
Женщин скупых, стариков, чтоб в садок посадить их поймавши;
80 Тайно у многих растет от процентов богатство... Так пусть уж
Тянет одних к одному, а других к другому, — но разве
Выдержать могут они хоть час лишь, одно одобряя?
«Нет уголка на земле милей, чем прелестные Вайи!» —
Скажет богач, и любовь господина спешащего чуют
85 Море и озеро там; но только лишь вздорная прихоть
Волю откроет свою: — «Вы, каменщики, понесете
Завтра к Теану свои инструменты». Коль брачное ложе
В доме, твердит: «Ничего нет приятней, чем жизнь холостая»,
Если же нет — «Хорошо лишь женатый живет» — он клянется.
90 Петлей какой удержать мне Протея, что лик свой меняет?
Ну, а бедняк что? Смешно! Чердаки он, кровати меняет,
Бани, цирюльников; рвет его в лодке наемной от качки
Так же, как рвет богача, что на собственной едет триреме.
Если цирюльник плохой волоса мне ступеньками выстриг,
95 Ты ведь смеешься; торчит из-под чесаной верхней туники
Старой рубахи конец или тога неровно спадает, —
Тоже смеешься. А что, как воюет мой разум с собою:
Брезгует тем, что искал, что недавно отринул, вновь ищет;
Вечно кипит, расходясь со всеми порядками жизни;
100 Рушит иль строит; то вдруг заменяет квадратное круглым.
Ты, лишь обычным сочтя сумасбродством, над тем не смеешься;
Ты не находишь, что врач мне нужен, а то попечитель,
Претором данный, хотя — о нуждах моих все радея —
Сердишься ты, если ноготь подрезан коряво у друга,
105 Друга, что предан тебе и свой взор на тебя устремляет.
Словом, мудрец — одного лишь Юпитера ниже: богат он,
Волен, в почете, красив, наконец он и царь над царями,
Он и здоров, как никто, — разве насморк противный пристанет.
«Гораций: Собрание сочинений», СПб., 1993, с. 289—291.
Послание 1. Написано в 20 году.
Ст. 2—4. ...Рапирой я награжден... Гораций сравнивает себя с отставным гладиатором, получившим в знак своего освобождения от занятий деревянную рапиру. Если же такой заслуженный гладиатор вновь возвращался на арену, то он опять попадал в гладиаторскую «школу», под власть ее содержателя.
Ст. 4. Отставной гладиатор, каким был Вейяний, посвящал свое оружие Геркулесу.
Ст. 49—51. Ср. Оду I, 1, ст. 3—6.
Ст. 54. Своды Януса — арки на форуме, где были лавки менял, своего рода биржа. См. Сат. II. 3, ст. 19.
Ст. 56. Повторение стиха 74-го из шестой сатиры первой книги.
Ст. 58. Четыреста тысяч сестерциев — имущественный ценз всадника (около 22 000 рублей). Ср. «Наука поэзии», ст. 384.
Ст. 62. По закону Люция Росция Отона (67 года) всадники получили привилегию занимать 14 первых рядов в театре. См. Эп. 4, ст. 16.
Ст. 64. Камиллы и Курии, т. е. герои древних времен. Ср. Оды I, 12, ст. 41—42.
Ст. 76. Многоглавый зверь. Ср. поговорку «Сколько голов, столько умов».
Ст. 83. Байи (к северу от Неаполя) упоминаются Горацием как модный римский курорт.
Ст. 85. Озеро — Лукринское озеро около Бай. См. Оды II, 1; II, 15 и III, 1.
Ст. 102—103. ...Попечитель, претором данный... По назначению, или с утверждения городского претора, определялись опекуны над людьми душевнобольными или страдавшими слабостью воли.
Ст. 107. Царь над царями — титул персидских царей.
epist. i ii troiani belli scriptorem, maxime lolli...
Лоллий, пока у певца ты Троянской войны выбираешь
В Риме стихи для речей, я его прочитал здесь, в Пренесте.
Что́ добродетель, порок, что́ полезно для нас или вредно —
Лучше об этом, ясней, чем Хризипп или Крантор, он учит.
5 А почему это так — послушай-ка, если свободен.
Повесть о том, как в войне многолетней столкнулись под Троей
Греки и варваров рать из-за страсти Париса, содержит
Много неистовых дел безрассудных царей и народов.
Вот Антенор пресечь причину войны предлагает;
10 Что же Парис? Говорит, что никто его не заставит
Мирно царить и счастливо жить. А Нестор хлопочет
Ссоре конец положить меж Ахиллом и сыном Атрея.
Первый горит от любви, и оба пылают от гнева.
Сходят владыки с ума, а спины трещат у ахейцев.
15 Яростный гнев, произвол, злодеянья, раздор, вероломство —
Много творится грехов и внутри и вне стен Илионских.
Силой, однако, какой обладают и доблесть и мудрость,
Учит нас тот же поэт на полезном примере Улисса:
Как, покорив Илион, прозорливо он грады и нравы
20 Многих людей изучил, и много невзгод он изведал
В море широком, пока возвращенье в отчизну готовил
Всей он дружине, и как не могла поглотить его бездна.
Знаешь ты песни Сирен и волшебные зелья Цирцеи;
Если бы — жадным глупцом — как товарищи, он их отведал,
25 Был бы под властью — позор! — блудницы и, мысли лишенный,
Жил бы нечистым он псом иль свиньею в грязи бы валялся
Мы ведь ничто: рождены, чтоб кормиться плодами земными;
Мы — ветрогоны, мы все — женихи Пенелопы; подобны
Юношам мы Алкиноя, что заняты были не в меру
30 Холею кожи и, спать до полудня считая приличным,
Сон, что лениво к ним шел, навевали звоном кифары,
Чтоб человека зарезать, ведь до света встанет разбойник, —
Ты, чтоб себя уберечь, ужель не проснешься? Не хочешь
Бегать, пока ты здоров? Побежишь, заболевши водянкой.
35 До света требуй подать тебе книгу с лампадою; если
Ты не направишь свой ум к делам и стремленьям высоким,
Будешь терзаться без сна ты любви или зависти мукой.
Все, что тревожит твой глаз, устранить ты торопишься, если ж
Что-нибудь душу грызет, ты отложишь лечение на год.
40 Тот уж полдела свершил, кто начал: осмелься быть мудрым
И начинай! Ведь, кто жизнь упорядочить медлит, он точно
Тот крестьянин, что ждет, чтоб река протекла, а она-то
Катит и будет катить волну до скончания века.
Ищут денег, жену с приданым, «чтоб вывесть потомство»,
45 Ищут леса, чтобы их корчевать и вспахивать плугом!
Кто, сколько нужно, достал, ничего не желает пусть больше,
Ибо ни дом, ни земля, ни меди иль золота груды
Прочь лихорадку отвесть от больного владельца не могут
Или заботы прогнать: ведь нужно ему быть здоровым,
50 Если он думает тем, что собрал, наслаждаться разумно.
Если кто алчен и скуп, его радуют дом и богатство
Так, как картины — слепца; как подагрика радуют грелки,
Звуки кифары — больные от грязи скопившейся уши.
Если сосуд загрязнен, то все, что вольешь, закисает.
55 Всех наслаждений беги: цена наслажденья — страданье.
Жадный всегда ведь в нужде — так предел полагай вожделеньям.
Сохнет завистник, когда у другого он видит обилье;
Пытки другой не нашли сицилийские даже тираны
Хуже, чем зависть. Кто гнев обуздать не сумеет, тот будет
60 Каяться в том, что свершил по внушению чувства больного,
С карой крутой поспешив ради злобно пылающей мести.
Гнев есть безумье на миг — подчиняй же свой дух: не под властью —
Властвует сам он; его обуздай ты вожжами, цепями.
Учит наездник коня, пока шеей младой поддается,
65 Путь, как укажет ездок, держать; и щенком привыкает
Пес, чтобы службу начать в лесу... Итак, пока молод,
Чистым сердцем впивай слова и вверяйся мудрейшим.
Запах, который впитал еще новый сосуд, сохранится
70 Долгое время. И пусть ты отстанешь, иль, рьяный, обгонишь,
Тех, что медлят, не жду; за ушедшим вперед не гонюсь я.
Впервые: «Гораций: Оды, Эподы, Сатиры, Послания», М., 1970, с. 325—327.
Послание 2. К ЛОЛЛИЮ. О Гомере как наставнике в философии (тема, излюбленная философами-стоиками). Адресат послания — родственник (моет быть, сын) полководца, адресата Оды IV, 9.
Ст. 4. Хрисипп, Крантор — философы III в. до н.э., первый стоической, второй — академической школы.
Ст. 19—22. Пересказ начальных стихов «Одиссеи».
Ст. 58. Сицилийские тираны — Фаларид (VI в.), Дионисий (IV в.) и другие славились своей жестокостью.
epist. i ii troiani belli scriptorem, maxime lolli...
Лоллий, пока у певца ты Троянской войны выбираешь
В Риме стихи для речей, я его прочитал здесь в Пренесте.
Что́ добродетель, порок, что́ полезно для нас или вредно —
Лучше об этом, ясней, чем Хризипп или Крантор, он учит.
5 Думаю так почему, коль не занят другим, ты послушай.
Повесть о том, как в войне многолетней столкнулись под Троей
Греки и варваров рать из-за страсти Париса, содержит
Много неистовых дел безрассудных царей и народов.
Вот Антенор пресечь причину войны предлагает;
10 Что же Парис? Говорит — не заставить его, безмятежно
Царствуя, счастливо жить. А Нестор хлопочет усердно
Ссоре конец положить меж Ахиллом и сыном Атрея.
Первый горит от любви, и оба пылают от гнева.
Что б ни творили цари-сумасброды — страдают ахейцы.
15 Яростный гнев, произвол, злодеянья, раздор, вероломство —
Много творится грехов и внутри и вне стен Илионских.
Силой, однако, какой обладают и доблесть и мудрость,
Учит нас тот же поэт на полезном примере Улисса:
Как, покорив Илион, прозорливо он грады и нравы
20 Многих людей изучил, и много невзгод он изведал
В море широком, пока возвращенье в отчизну готовил
Всей он дружине, и как не могла поглотить его бездна.
Знаешь ты песни Сирен и волшебные зелья Цирцеи;
Если бы — жадным глупцом — как товарищи, он их отведал,
25 Был бы под властью — позор! — блудницы и, мысли лишенный,
Жил бы нечистым он псом иль свиньею в грязи бы валялся.
Мы ведь ничто: рождены, чтоб кормиться плодами земными;
Мы — ветрогоны, мы все — женихи Пенелопы; подобны
Юношам мы Алкиноя, что заняты были не в меру
30 Холею кожи и, спать до полудня считая приличным,
Сон, что лениво к ним шел, навевали звоном кифары
Чтоб человека зарезать, ведь до́ света встанет разбойник, —
Ты, чтоб себя уберечь, ужель не проснешься? Не хочешь
Бегать, пока ты здоров? Побежишь, заболевши водянкой.
35 До света требуй подать тебе книгу с лампадою; если
Ты не направишь свой ум к делам и стремленьям высоким,
Будешь терзаться без сна ты любви или зависти мукой.
Все, что тревожит твой глаз, устранить ты торопишься, если ж
Что-нибудь душу грызет, ты отложишь лечение на год.
40 Тот уж полдела свершил, кто начал: осмелься быть мудрым
И начинай! Ведь, кто жизнь упорядочить медлит, он точно
Тот крестьянин, что ждет, чтоб река протекла, а она-то
Катит и будет катить волну до скончания века.
Ищут денег, жену с приданым затем, «чтоб потомство
45 Вывесть себе», и уж лес покоряется, девственный, плугу;
Кто, сколько нужно, достал, ничего не желает пусть больше,
Ибо ни дом, ни земля, ни меди иль золота груды
Прочь лихорадку отвесть от больного владельца не могут
Или заботы прогнать: ведь нужно ему быть здоровым,
50 Если он думает тем, что собрал, наслаждаться разумно.
Если кто алчен и скуп, его радуют дом и богатство
Так, как картины — слепца, как подагрика радуют грелки,
Звуки кифары — больные от грязи скопившейся уши.
Если сосуд загрязнен, то все, что вольешь, закисает.
55 Всех наслаждений беги; цена наслажденья — страданье.
Жадный всегда ведь в нужде — так предел полагай вожделеньям
Сохнет завистник, когда у другого он видит обилье;
Пытки другой не нашли сицилийские даже тираны
Хуже, чем зависть. Кто гнев обуздать не сумеет, тот будет
60 Каяться в том, что свершил по внушению чувства больного,
С карой крутой поспешив ради злобно пылающей мести.
Гнев есть безумье на миг — подчиняй же свой дух: не под властью —
Властвует сам он; его обуздай ты вожжами, цепями.
Учит наездник коня, пока шеей младой поддается,
65 Путь, как укажет ездок, держать; и щенком привыкает
Лаять охотничий пес на чучело в шкуре оленьей,
Прежде чем службу несет в лесу... Так теперь, пока молод,
Сердцем ты чистым слова впивай и вверяйся мудрейшим.
Запах, который впитал еще новый сосуд, сохранится
70 Долгое время. И пусть ты отстанешь, иль, рьяный, обгонишь,
Тех, что медлят, не жду; за ушедшим вперед не гонюсь я.
«Гораций: Собрание сочинений», СПб., 1993, с. 292—293.
Послание 2.
Ст. 1. Певец троянской войны — Гомер.
Ст. 4. Хризипп и Крантор — философы III века до н.э.: первый — стоик, второй — академик. Здесь Гораций называет их как философов вообще, противополагая Гомеру.
Ст. 9. Антенор — друг Приама, впоследствии царь венетов. О его совете вернуть Елену Менелаю см. «Илиаду» VII, 348 слд.
Ст. 11. О хлопотах старейшего из греков, пилосского царя Нестора, примирить Агамемнона и Ахилла см. «Илиаду», I, 254—284.
Ст. 19—22. Подражание началу «Одиссеи».
Ст. 23. О сиренах см. «Одиссею», XII, 158 слд.: о Цирцее — там же, X, 135 слд.
Ст. 58. Сицилийские... тираны, как Дионисий (406—367) или Фаларид (565—549), которые отличались особенной жестокостью.
epist. i iii iuli flore, quibus terrarum militet oris...
Юлий Флор, в каких ныне круга земного пределах
Августа пасынок Клавдий при войске? Узнать я хотел бы:
Край ли Фракийский, где Гебр ледяными оковами связан,
Тот ли пролив, что быстро течет между башен соседних,
5 Тучные ль Азии долы, холмы ль в отдаленьи вас держат?
Хочется знать, что за труд замышляет когорта ученых:
Кто же из вас описать деяния Августа взялся?
Кто же векам передаст все войны и все замиренья?
Что с нашим Титием? Он на устах скоро будет всех римлян;
10 Он, не бледнея, испил из источника Пиндара даже;
Он ручейков и озер, всем доступных, гнушаться дерзает.
Как он, здоров? Вспоминает ли нас? К латинским ли струнам
Тщится лады приспособить фиванские, Музы веленьем,
Или свирепо вопит, над искусством трагедии пыжась?
15 Чем занимается Цельз мой? Твердил и твердить ему буду —
Ищет пусть мыслей своих, избегает пусть трогать творенья
Те, что уже Аполлон Палатинский в хранилище принял:
Иначе, стаей слетясь, когда-нибудь птицы обратно
Истребуют перья свои, и вызовет смех лишь ворона,
20 Краденых красок лишась. А что же ты сам замышляешь?
Где, легкокрылый, ты мед с цветов собираешь? Не малый
Дар у тебя, не лишен обработки, без грубости пошлой;
Станешь ли ты изощрять свой язык для защиты, готовить
В деле гражданском ответ или складывать милую песню:
25 Премию первую — плющ победителя — ты получаешь.
Если б ты мог пренебречь леченьем тоски и заботы,
Тотчас пошел бы туда, куда мудрость небес повела бы.
Вот что нам нужно, и вот куда мы должны устремляться,
Если отчизне хотим мы и сами себе быть полезны.
30 Кстати, ты мне напиши о Мунации; столько ль заботы
Ты уделяешь ему, сколько нужно, иль — сшитая плохо —
Дружба не может срастись и снова расходится? Все же
Кровь ли горячая вас иль незнание жизни толкает,
Словно коней без узды, — в каких бы местах вы ни жили,
35 Братский союз расторгать вам отнюдь не пристало, и знайте:
Телка обетная к дню возвращенья обоих пасется.
Впервые: «Гораций: Оды, Эподы, Сатиры, Послания», М., 1970, с. 328—329.
Послание 3. К ФЛОРУ, молодому поэту, сопровождавшему в 21 г. до н.э. Тиберия, пасынка Августа и будущего императора, в его походе на Восток.
Ст. 4. Пролив — Геллеспонт.
Ст. 6. Когорта ученых — группа писателей-дилетантов из знатной молодежи, сопровождавшей Тиберия; к ней принадлежали упоминаемые далее Титий, Цельс и другие.
Ст. 10. ...испил из источника Пиндара... — О подражании Пиндару (ср. «фиванские лады» в ст. 13) ср. Оду IV, 2.
Ст. 17. Аполлон Палатинский в хранилище принял... — В храме Аполлона Палатинского Августом была открыта публичная библиотека.
epist. i iii iuli flore, quibus terrarum militet oris...
Юлий Флор, в каких ныне круга земного пределах
Августа пасынок Клавдий при войске, так хочется знать мне.
Край ли Фракийский, где Гебр ледяными оковами связан,
Волны ль морские, что быстро бегут между башен соседних,
5 Тучные ль Азии долы, холмы ль в отдаленьи вас держат?
Хочется знать, что за труд замышляет когорта ученых:
Кто же из вас описать все деяния Августа взялся?
Кто же векам передаст все войны его, перемирья?
Что с нашим Титием? Он на устах скоро будет всех римлян;
10 Он, не бледнея, испил из источника Пиндара даже;
Он ручейков и озер, всем доступных, гнушаться дерзает.
Как он, здоров? Как меня вспоминает? К латинским ли струнам
Тщится лады приспособить фиванские, Музы веленьем,
Или свирепо вопит, как трагик-актер, надуваясь?
15 Чем занимается Цельз мой? Твердил и твердить ему буду —
Ищет пусть мыслей своих, избегает пусть трогать творенья
Те, что уже Аполлон Палатинский в хранилище принял:
Иначе, стаей слетясь, когда-нибудь птицы обратно
Встребуют перья свои, и вызовет смех лишь ворона,
20 Краденых красок лишась. А что же ты сам замышляешь?
Где, легкокрылый, ты мед с цветов собираешь? Не малый
Дар у тебя, не лишен обработки, без грубости пошлой;
Станешь ли ты изощрять свой язык для защиты, готовить
В деле гражданском ответ или складывать милую песню:
25 Премию первую — плющ победителя — ты получаешь.
Если б ты мог пренебречь леченьем тоски и заботы,
Тотчас пошел бы туда, куда мудрость небес повела бы.
Вот что нам нужно, и мал ли, велик ли — туда устремитесь,
Если отчизне хотим мы и сами себе быть полезны.
30 Должен ты мне написать о Мунации, столько ль заботы
Ты уделяешь ему, сколько нужно, иль — сшитая плохо —
Рана не может срастись и опять раскрывается? Все же,
Кровь ли горячая вас иль незнание жизни толкает,
Словно коней без узды, — в каких бы местах вы ни жили,
35 Братский союз расторгать вам отнюдь не пристало, и знайте:
Телка обетная к дню возвращенья обоих пасется.
«Гораций: Собрание сочинений», СПб., 1993, с. 294—295.
Послание 3. К Юлию Флору, к которому обращено еще послание II, 2. Он сопровождал пасынка Августа Тиберия Клавдия Нерона в походе на Армению в 20 году. Написано в 21 году.
Ст. 4. ...Между башен соседних... На европейском и азиатском берегу Геллеспонта находилось по башне.
Ст. 10. О Пиндаре и подражании ему см. Оды IV, 2.
Ст. 15. Цельз — тот же, которому написано Послание I, 8.
Ст. 17, Аполлон Палатинский. Подразумевается библиотека при основанном Августом храме Аполлона.
Ст. 25. Плющ. См. Оды I, 1, ст. 29.
Ст. 30. Мунаций — сын Луция Мунация Планка, консула 42 года, к которому обращена Ода I, 7.
epist. i iv albi, nostrorum sermonum candide iudex...
Альбий, сатир моих ты — судья беспристрастный. Не знаю,
Что мне сказать о твоих занятьях на вилле Педанской?
Пишешь ли то, что вещиц даже Кассия Пармского лучше,
Иль молчаливо среди благодатных лесов ты блуждаешь,
5 Мысли направив на то, что добрых и мудрых достойно?
Не был ты телом без чувств никогда: красоту тебе боги
Дали, богатство тебе и умение им наслаждаться.
Больше чего ж пожелать дорогому питомцу могла бы
Мамка, коль здраво судить он, высказывать чувства умеет,
10 Если и славой богат, и друзьями, и добрым здоровьем,
Если в довольстве живет и всегда кошелек его полон?
Меж упований, забот, между страхов кругом и волнений
Думай про каждый ты день, что сияет тебе он последним;
Радостью снидет тот час, которого чаять не будешь.
15 Хочешь смеяться — взгляни на меня: Эпикурова стада
Я поросенок; блестит моя шкура холеная жиром.
Впервые: «Гораций: Оды, Эподы, Сатиры, Послания», М., 1970, с. 330.
Послание 4. К АЛЬБИЮ ТИБУЛЛУ, известному поэту-элегику, жившему на вилле в Педе (ст. 2) близ Тибура.
Ст. 3. Кассий Пармский — поэт, погибший в гражданской войне; его сочинения нам неизвестны.
Ст. 15—16. ...Эпикурова стада // Я поросенок... — Сравнение эпикурейцев со свиньями было таким же ходячим, как сравнение киников с собаками.
epist. i iv albi, nostrorum sermonum candide iudex...
Альбий, сатир моих ты — судья беспристрастный. Не знаю,
Что мне сказать о твоих занятиях около Педа.
Пишешь ли то, что вещиц даже Кассия Пармского лучше,
Иль молчаливо среди благодатных лесов ты плетешься,
5 Мысли на все устремив, что добрых и мудрых достойно?
Не был ты телом без чувств никогда: красоту тебе боги
Дали, богатство тебе и умение им наслаждаться.
Больше чего ж пожелать дорогому питомцу могла бы
Мамка, коль здраво судить он, высказывать чувства умеет,
10 Если и славой богат, и друзьями, и добрым здоровьем,
Коль хорошо он живет и всегда кошелек его полон?
Меж упований, забот, между страхов кругом и волнений
Думай про каждый ты день, что сияет тебе он последним;
Радостью снидет тот час, которого чаять не будешь.
15 Хочешь смеяться — взгляни на меня: Эпикурова стада
Я поросенок; блестит моя шкура холеная жиром.
«Гораций: Собрание сочинений», СПб., 1993, с. 296.
Послание 4. К поэту Альбию Тибуллу, проводившему лето на своей даче около поселка Педа (Pedum), километрах в 20-ти от Рима, близ Тибура.
Ст. 15—16. Гораций применяет к себе кличку, которую применяли к эпикурейцам их противники.
epist. i v si potes archiacis conviva recumbere lectis...
Если ты гостем решишься возлечь на короткое ложе,
Если со скромного блюда вкушать не боишься ты зелень,
С солнца последним лучом ожидать я, Торкват, тебя стану.
Вина будешь ты пить, разлитые при консуле Тавре
5 Между Минтурнских болот и Петрином вблизи Синуессы.
Лучше коль есть у тебя, так пришли, или мне покоряйся.
Блещет давно очаг для тебя, и начищена утварь.
Брось пустые надежды и брось о богатстве заботы,
Брось даже Мосха процесс: ведь завтрашний праздник — рожденья
10 Цезаря — даст нам и вволю поспать, и, в приятной беседе
Бодрствуя, летнюю ночь провести без ущерба позволит.
Что мне Фортуны дары, если ими нельзя наслаждаться!
Тот, кто ради наследника скуп иль оглядчив, достоин
Зваться безумцем; так пить же начну я, цветы рассыпая:
15 Дела мне нет, что меня назовут безрассудным за это!
Выход чему не дает опьянение? Тайны раскроет,
Сбыться надеждам велит, даже труса толкает в сраженье,
Душу от гнета тревог избавляет и учит искусствам.
Полные кубки кого не делали красноречивым,
20 В бедности тесной кому от забот не давали свободу?
Хлопоты все на себя возложив, я с уменьем, с охотой
Буду следить, чтоб ковер нечистый иль грязная скатерть
Морщить не нудили нос, чтобы кружка и чашка, блистая,
Зеркалом были тебе; чтоб не втерся меж другом и другом
25 Гость такой, что слова за порог выносил бы; чтоб ровня
С ровней сидел; для тебя приглашу я Септиция, Бутру,
Также Сабина, коль не зван он раньше на пир и не занят
Девой, милее, чем мы; и для всяких незваных есть место.
Пахнут, однако, пиры, слишком тесные, духом козлиным;
30 Сколько желаешь гостей, напиши и, дела все отбросив,
Скройся двором от клиента, что стражем стоит перед входом.
Впервые: «Гораций: Оды, Эподы, Сатиры, Послания», М., 1970, с. 331—332.
Послание 5. К МАНЛИЮ ТОРКВАТУ, адресату Оды IV, 7. Приглашение на день рождения Августа (23 сентября).
Ст. 4. Вина, предлагаемые Горацием, не старые (консульство Тавра — 26 г. до н.э., за шесть лет до выхода «Посланий») и не из лучших мест Италии.
Ст. 9. Брось даже Мосха процесс... — Торкват выступил защитником в громком процессе ритора Мосха, обвиненного в отравлении.
epist. i v si potes archiacis conviva recumbere lectis...
Если ты гостем лежать на Архия ложах способен,
Если со скромного блюда вкушать не боишься ты зелень,
С солнца последним лучом ожидать я, Торкват, тебя стану.
Вина ты вновь будешь пить, что разлиты при консуле Тавре
5 Между Минтурнских болот и Петрином вблизи Синуессы.
Лучше коль есть у тебя, так пришли, или мне покоряйся.
Жертвенник блещет давно для тебя, и начищена утварь.
Ищет кто легких богатств и тяжбы ведет — всех оставь ты,
Даже и Мосха процесс; ведь завтрашний праздник — рожденья
10 Цезаря — даст нам и вволю поспать и, в приятной беседе
Бодрствуя, летнюю ночь провести без ущерба позволит.
Что мне Фортуны дары, если ими нельзя наслаждаться!
Ради наследника скуп кто иль слишком умерен, сидит тот
Рядом с безумцем; так пить же начну и цветы рассыпать я:
15 Дела мне нет, что меня назовут безрассудным за это!
Выход чему не дает опьянение? Тайны раскроет,
Сбыться надеждам велит, даже труса толкает в сраженье,
Душу от гнета тревог избавляет и учит искусствам.
Полные кубки кого не делали красноречивым,
20 В бедности тесной кому от забот не давали свободу?
Хлопоты все на себя возложив, я с уменьем, с охотой
Буду следить, чтоб ковер нечистый иль грязная скатерть
Морщить не нудили нос, чтобы кружка и чашка, блистая,
Зеркалом были тебе; в круг надежных друзей чтоб не втерся
25 Гость такой, что слова за порог выносил бы; чтоб ровня
С ровней сидел; для тебя приглашу я Септиция, Бутру,
Также Сабина, коль не́ зван он раньше на пир и не занят
Девой, милее, чем мы; и для всяких незваных есть место.
Пахнут, однако, пиры, слишком тесные, духом козлиным;
30 Сколько желаешь гостей, напиши и, дела все отбросив,
Скройся двором от клиента, что стражем стоит перед входом.
«Гораций: Собрание сочинений», СПб., 1993, с. 297.
Послание 5. К Торквату, к которому обращена и Ода IV, 7.
Ст. 1. Архия ложа — выражение для нас неясное. Один из древних комментаторов Горация указывает, что это были короткие ложа, делавшиеся каким-то мастером Архием.
Ст. 4—5. Тавр был консулом в 26 году. Гораций таким образом говорит, что он будет угощать не старым вином и не из лучших сортов. Минтурнские болота — часть Помптинских болот около города Минтурн, к северу от города Синуессы. Местечко Петрин находилось в фалернской области, где выделывались лучшие сорта вина из винограда, росшего на южных склонах горы Массика; но Гораций указывает на вино из винограда, росшего на ее северных склонах, т. е. на низший сорт вина.
Ст. 9—10. Праздник рожденья Цезаря... — вероятно Августа, приходившийся 23 сентября, т. е. в конце лета (см. ст. 11).
epist. i vi nil admirari prope res est una, numici...
Сделать, Нумиций, счастливым себя и таким оставаться
Средство, пожалуй, одно только есть: «Ничему не дивиться».
Люди такие ведь есть, что без всякого трепета в сердце
Могут на солнце взирать, на звезды, на неба вращенье.
5 Ну, а чем же должны для нас быть земные богатства,
Моря дары, что приносят доход арабу с индийцем,
Рукоплесканья толпы, благосклонная милость квиритов?
С чувством и взглядом каким к тому относиться должны мы?
Этот мечтает о счастье, другой лишь боится несчастья —
10 Оба теряют душевный покой: того и другого
Страх угнетает и все нежданное в ужас приводит.
В горе ли он или рад, опасается он или жаждет —
Разницы нет, коли он цепенеет душою и телом,
Что-то увидев чуть лучше иль хуже своих ожиданий.
15 Даже мудрец глупцом прослывет и правый — неправым,
Ежели он в самой добродетели в крайность вдается.
Ну же, дивуйся теперь серебру и мраморам древним,
Бронзе, каменьям, твореньям искусств и пурпуровым тканям;
Радуйся: ты говоришь — тебя тысяча глаз созерцает;
20 Рано на форум ходи и поздно домой возвращайся,
Только бы Муту с полей жены не собрать урожая
Больше, чем твой (то был бы позор: он ведь хуже породой!),
Лишь бы он зависть в тебе не вызвал раньше, чем ты в нем.
Что б ни таила земля, на свет все выведет время,
25 Что б ни блестело под солнцем, сокроет. Пускай и дорога
Аппия знает тебя, и зрит колоннада Агриппы, —
Все же придется идти, куда Нума и Анк удалились
Острая если болезнь терзает твой бок или печень
Средство ищи от нее. Хочешь счастливо жить (кто ж не хочет?)
30 К счастью же путь лишь один — добродетель: о ней и заботься.
Бросив утехи. Но если она — лишь слово без смысла,
Как и священная роща — дрова на корню, и не боле, —
То, конечно, беги к кораблям с азиатским товаром!
Надо тебе округлить тысчонку одну и другую,
35 Третья затем подойдет, а четвертая кучу закончит!
Даст ведь царица Деньга и с приданым жену, и доверье,
Даст и друзей, красоту, родовитость; ведь тот, кто имеет
Много монет, Убежденье того и Венера украсят.
Много рабов у царя каппадоков, да в деньгах нехватка;
40 Будь ты, смотри, не таков! Говорят, у Лукулла спросили
Как-то, не может ли сто он хламид предоставить для сцены.
«Где же я столько возьму? Но все ж поищу; что найдется,
Вышлю». Немного спустя он пишет — пять тысяч нашлося
В доме хламид у него: берите, сколько угодно!
45 Дом ведь ничтожен, коль нет в нем множества лишних предметов —
Тех, что, хозяина глаз избегая, ворам лишь полезны.
Если счастливым тебя может сделать одно лишь богатство,
Первым ищи ты его и его оставляй лишь последним.
Если же к счастью ведет положенье и милость народа —
50 Купим раба, называть имена и толкать нас под левый
Бок, чтоб указывать нам, кому протянуть за прилавок
Руку: «Вот этот силен в трибе Фабия, этот — в Белинской;
Ликторов этот дает, кому хочет; курульное кресло
Вырвет он, если сердит...» Обращайся же «батюшка», «братец»,
55 Каждого возраст учтя, к родне приобщай всех учтиво.
Если живет хорошо тот, кто ест хорошо, то идемте,
Чуть рассветает — удить, чуть захочется есть — на охоту,
Так, как Гаргилий когда-то: рабам спозаранку велел он
Сети, рогатины несть через форум, набитый народом;
60 Чтобы из мулов один тащил, пробирался с рынка,
Вепря, что куплен был там. И, брюхо набив, будем мыться,
Думать забывши о том, что прилично, что нет, заслуживши
Черного списка, беспутным гребцам уподобясь Улисса,
Коим отчизны милей наслажденье запретное было,
65 Если ж, как судит Мимнерм, без любви и без шуток на свете
Радости нет никакой, то живи и в любви ты и в шутках.
Будь же здоров и прощай! Если знаешь ты что-нибудь лучше,
Честно со мной поделись; если нет, то воспользуйся этим.
Впервые: «Гораций: Оды, Эподы, Сатиры, Послания», М., 1970, с. 333—225.
Послание 6. К НУМИЦИЮ. О принципе «ничему не удивляться».
Ст. 25—26. Дорога Аппия... колоннада Агриппы — модные места прогулок.
Ст. 27. Нума и Анк. — Ср. Оду IV, 7,15.
Ст. 39. Каппадоки — небольшой народ в Малой Азии.
Ст. 40. Лукулл — полководец I в. до н.э., славившийся богатством и роскошью (лукулловы пиры).
Ст. 52. Триба — избирательный округ в Риме.
Ст. 65. Мимнерм — греческий поэт-элегик VI в. до н.э..
epist. i vi nil admirari prope res est una, numici...
Сделать, Нумиций, счастливым себя и таким оставаться
Средство, пожалуй, одно только есть: «Ничему не дивиться».
Люди такие ведь есть, что без всякого трепета в сердце
Могут на солнце взирать, на звезды, на круговращенье
5 Года времен; а дары все земли как высоко ты ценишь,
Моря игрушки, что индусов так богатят и арабов,
Рукоплесканья толпы, дары благосклонных квиритов?
С чувством и взглядом каким к тому относиться должны мы?
Тот, кто желает сего, и обратного кто избегает —
10 Оба почти ведь равно дивятся; того и другого
Страх угнетает и все нежданное в ужас приводит.
В горе ли он или рад, опасается ль он или жаждет —
Разница в чем, если что б ни увидел он, — лучше ль, чем чаял,
Хуже ли, — очи вперив, цепенеет душой он и телом?
15 Имя безумца мудрец и неправого правый получит,
Если уже чересчур добродетели будут искать он...
Ну же, дивуйся теперь серебру и мраморам древним,
Меди, каменьям, твореньям искусств и пурпуровым тканям;
Радуйся: ты говоришь, тебя тысяча глаз созерцает;
20 Рано на форум — делец — ты ходи, а домой уже под ночь,
Только бы Муту с полей жены не собрать урожая
Больше, чем твой, и (то был бы позор: он ведь хуже породой)
Лишь бы он зависть в тебе не вызвал раньше, чем ты в нем.
Что б ни таила земля, на свет все выведет время,
25 Выроет то, что блестит, и сокроет. Пускай и дорога
Аппия знает тебя, и зрит колоннада Агриппы, —
Все ж остается идти, куда Нума и Анк удалились.
Острая если болезнь терзает твой бок или печень,
Средство ищи от нее. Хочешь счастливо жить (кто ж не хочет?),
30 Может коль дать то одна добродетель, — о ней лишь заботься,
Бросив утехи. Но если лишь звук для тебя добродетель,
Роща — дрова, то смотри, не пробрался б другой тебя раньше
В гавань, товаров бы ты не лишился кибирских, вифинских!
Надо тебе округлить тысяченку одну и другую,
35 Третья затем подойдет, а четвертая кучу закончит.
Даст ведь царица Деньга и с приданым жену и доверье,
Даст и друзей, красоту, родовитость; ведь тот, кто имеет
Много монет, Убежденье того и Венера украсят.
Много рабов у царя каппадоков, да в деньгах нехватка;
40 Будь ты, смотри, не таков. Говорят, у Лукулла спросили
Как-то, не может ли сто он хламид предоставить для сцены.
«Где же я столько возьму? Но все ж поищу; что найдется,
Вышлю». Немного спустя он пишет — пять тысяч нашлося
В доме хламид у него; пусть все или часть отбирают...
45 Дом ведь ничтожен, коль нет в нем множества лишних предметов —
Тех, что, хозяина глаз избегая, ворам лишь полезны.
Если счастливым тебя может сделать одно лишь богатство,
Первый его ты ищи и его оставляй лишь последним.
Если же к счастью ведет положенье и милость народа —
50 Купим раба, называть имена и толкать нас под левый
Бок, чтоб указывать нам, кому протянуть за прилавок
Руку: «Вот этот силен в трибе Фабия, этот в Велинской;
Ликторов этот дает, кому хочет; курульное кресло
Вырвет он, если сердит...» Обращайся же «батюшка», «братец»,
55 Каждого возраст учтя, к родне приобщай всех учтиво.
Если живет хорошо тот, кто ест хорошо, то идемте,
Чуть рассветает, удить, на охоту, по глотки приказу
Так, как Гаргилий когда-то: рабам спозаранку велел он
Сети, рогатины несть через форум, набитый народом;
60 Чтобы один из мулов тащил, пробираяся с рынка,
Вепря, что куплен был там. И, брюхо набив, будем мыться,
Думать забывши о том, что прилично, что нет, заслуживши
Списка церитов, гребцам уподобясь Улисса беспутным:
Было отчизны милей запрещенное им наслажденье.
65 Если, как судит Мимнерм, без любви и без шуток на свете
Радости нет никакой, то живи и в любви ты и в шутках.
Будь же здоров и прощай! Если лучшее этого знаешь,
Честно со мной поделись; если нет, то воспользуйся этим.
«Гораций: Собрание сочинений», СПб., 1993, с. 298—299.
Послание 6.
Ст. 25—26. Дорога Аппия, построенная в 312 году от Рима до Капуи, служила местом прогулок в экипажах. Излюбленным местом для прогулок пешком служила колоннада, построенная зятем Августа Агриппой.
Ст. 39. Царь каппадоков — Архелай, которого Цицерон в одном из писем к Аттику называет царем-нищим (rex perpauper).
Ст. 50—54. Во время выборов, кандидаты ходили по форуму, заискивая расположения влиятельных лиц в избирательных округах (трибах). Для того, чтобы назвать по имени каждое такое лицо, приставляли к себе раба, который должен был предварительно разузнавать, кто наиболее влиятелен, и запоминать его имя. Пучки (ликторские связки) и курульное кресло — знаки власти должностных лиц.
Ст. 58. Кто этот Гаргилий, неизвестно. Вероятно это личность из какого-нибудь анекдота о тщеславном охотнике, не убившем, а купившем на рынке кабана.
Ст. 61. ...Мыться, набив брюхо... считалось не только вредным, но и непристойным.
Ст. 63. Цериты — жители Церы к северу от Рима. Они имели права римского гражданства, но без права занимать высшие должности и без права подачи голоса. Поэтому название церитов применялось как нарицательное к ограниченным в гражданских правах.
Ст. 63. Говоря о гребцах Улисса, Гораций имеет в виду рассказ о том, как спутники Улисса убили быков Гелиоса («Одиссея» XII, 260—365).
epist. i vii quinque dies tibi pollicitus me rure futurum...
Несколько дней лишь тебе обещал провести я в деревне,
Но обманул и заставил тебя прождать целый август.
Все ж, если хочешь, чтоб жил невредим я и в полном здоровьи,
То — как больному давал — так, когда заболеть опасаюсь,
5 Дай, Меценат, мне еще отсрочку, пока посылают
Зной и незрелые фиги могильщику ликторов черных,
В страхе пока за ребят бледнеют отцы и мамаши,
Рвенье пока в служебных делах и в судебных делишках
Много болезней влекут, заставляют вскрывать завещанья...
10 После ж, как снегом зима опушит Альбанские горы,
К морю сойдет твой певец, укроется там и, поджавши
Ноги, он будет читать; а тебя, милый друг, навестит он,
Если позволишь, весной с зефирами, с ласточкой первой.
Ты меня сделал богатым не так, как хозяин калабрский,
15 Грушами гостя кормивший; «Бери, пожалуйста, кушай».
«Будет уж!» — «Нет, ты бери, сколько хочешь еще». — « Благодарствуй»,
«Малым ребятам еще прихвати на вкусный гостинчик».
«Много обязан и так; ухожу я, как будто навьючен».
«Ну, как угодно: свиньям, значит, это на корм ты оставишь...»
20 Мот и глупец раздает все то, чем он сам тяготится.
Неблагодарных рождал такой сев и рождать будет вечно.
Добрый и мудрый готов, говорит, помогать всем достойным,
Но между деньгами он и бобами различие знает.
Верь, докажу, что достоин и я услуг Мецената!
25 Если ж ты мне не велишь никуда отлучаться, то должен
Крепкое тело вернуть мне, и черные кудри над узким
Лбом, и приятную речь, и пленительный смех, и способность
Плакать за чашей вина, что Кина́ра капризница скрылась.
Как-то чрез узкую щель прокралась худая лисичка
30 В закром с зерном, но затем, когда досыта там уж наелась,
С полным брюхом назад пыталась выйти бесплодно.
Издали ласка сказала ей: «Вылезть отсюда коль хочешь,
Тощей должна выходить ты из щелки, как тощей входила».
Если меня эта басня заденет, — я все возвращаю:
35 Жирною птицею сыт, я сна бедняков не прославлю,
Но и свободный досуг не сменю на богатства арабов.
Скромность мою хвалил ты не раз: и царем и отцом ведь
Звал я тебя как в глаза, так нисколько не ниже заочно.
Так неужель не верну тебе с радостным сердцем подарки?
40 Право, не худо сказал Телемах, сын страдальца Улисса:
«Местность Итаки совсем для коней неудобна, на ней ведь
Нет ни обширных равнин, ни лугов, что обильны травою;
Дар твой оставлю тебе я, Атрид, — он тебе и пригодней».
Малое малым к лицу: не царственный Рим ведь, а Тибур
45 Манит спокойный меня или город Тарент безмятежный.
Дельный и стойкий Филипп, ведением тяжб знаменитый,
В третьем часу пополудни, окончив дела, направлялся
К дому, — в преклонных летах уже был он, — ропща, что Карины
Слишком далеки от форума. Вдруг, говорят, он приметил —
50 Кто-то, подстрижен, сидит в пустой от народа цирюльне,
Ножичком ногти себе в тени, не спеша, вычищая.
Вот говорит он слуге (а тот навострил уже уши):
«Слушай, Деметрий, пойди, расспроси, доложи: из какого
Дома он, кто, как богат, как отца его звать иль патрона?»
55 Раб идет и назад: «Вольтеем зовут его Меной;
Служит глашатаем, ценз невелик, безупречен; известен
Тем, что умеет спешить иль помедлить в свой час, заработать,
Также прожить; рад друзьям небогатым и скудному дому,
Зрелищам рад, а дела все прикончив — и Марсову полю».
60 «Хочется мне самого расспросить обо всем, что доносишь;
Пусть он к обеду придет...» Не верит ушам своим Мена,
Диву дается, молчит... Что долго тут думать? — «Куда мне!»
Он отвечает. — «Чтоб мне отказал он!» — «Негодник не хочет:
Знать, презирает тебя иль боится...» Филипп спозаранку
65 Ловит Вольтея, когда продает он людишкам, одетым
В туники, ветошь. Филипп сам приветствует первый. Приносит
Тот извиненья: дела, мол, занятья по службе сковали
Не дали утром прийти с приветом; его, наконец, он
Издали здесь не узнал. «Я прощу тебя, только с условьем
70 Если сегодня со мной пообедаешь». — «Что ж, как угодно».
«Значит, придешь после трех; а теперь ступай, наживайся»
Все за столом: наболтал он, что надо, и то, что не надо;
Шлют его спать наконец. И стал этот Мена частенько
Бегать, как рыба на скрытый крючок: сперва он клиентом
75 Утром пораньше, потом сотрапезником верным; велят уж
За город спутником быть ему в праздник Латинский, на дачу.
Вот он гарцует верхом, сабинские пашни и воздух
Хвалит без устали он. А Филипп глядит и смеется:
Он ведь того и искал, чем развлечься, над чем посмеяться.
80 Дал он Вольтею семь тысяч в подарок да семь без процентов
В долг обещал, и его убеждает купить себе поле.
Тот и купил — но зачем вниманье твое утомлять мне
Повестью длинной? Так вот: прежде чистенький, стал мужиком он.
Все он о лозах ворчит, бороздах и готовит уж вязы;
85 Чуть не умрет от работы, от алчности старясь до срока.
Все ж, как украли овец, от болезни попадали козы,
Сбор все мечты обманул, и за пахотой вол уморился, —
В горе от всех неудач, хватает он в полночь кобылу,
Держит, разгневавшись, путь он прямо к хоромам Филиппа.
90 Только увидел Филипп его грязным, нечесанным — молвил:
«Вижу, Вольтей мой, жесток ты к себе и не в меру усерден».
«Нет, — отвечает Вольтей, — назвать меня надо несчастным,
Если ты хочешь найти для меня подходящее имя.
Гением, правой рукою твоей, Пенатами всеми
95 Я заклинаю тебя: верни меня к жизни ты прежней!»
Кто только раз хоть заметил, сколь то, что покинул он, лучше
Нового, что он искал, — пусть скорее вернется к былому.
Меркой своею себя измеряй и своими шагами.
Впервые: «Гораций: Оды, Эподы, Сатиры, Послания», М., 1970, с. 336—338.
Послание 7. К МЕЦЕНАТУ, в ответ на приглашение в Рим в нездоровую пору позднего лета (ст. 6—9).
Ст. 29. Лисичка, питающаяся зерном, — неудачная контаминация мотивов Эзоповых басен.
Ст. 41—43. Пересказ «Одиссеи», IV, 601 и след.
Ст. 46. Стойкий Филипп — Марций Филипп, консул 91 г. до н.э.; Варрон упоминает его как гастронома рядом с Лукуллом.
Ст. 48. Карины — аристократическая улица на Эсквилине.
epist. i vii quinque dies tibi pollicitus me rure futurum...
Несколько дней лишь тебе обещал провести я в деревне,
Август, однако же, весь себя ждать заставляю — обманщик.
Все ж, если хочешь, чтоб жил невредим я и в полном здоровьи,
То — как больному давал — так, когда заболеть опасаюсь,
5 Дай, Меценат, мне отсрочку на время, пока посылают
Зной и незрелые фиги могильщику ликторов черных,
В страхе пока за ребят и отец и мать их бледнеют,
Рвенье в служебных делах и на форуме дельце для друга
Много болезней влекут, заставляют вскрывать завещанья...
10 После ж, как снегом зима опушит Альбанские горы,
К морю сойдет твой певец, укроется там и, поджавши
Ноги, он будет читать; а тебя, милый друг, навестит он,
Если позволишь, весной с зефирами, с ласточкой первой.
Ты меня сделал богатым не так, как хозяин калабрский,
15 Грушами гостю велевший питаться: «Пожалуйста, кушай».
«Будет уж». — «Нет, ты бери, сколько хочешь еще». — «Благодарствуй».
«Малым ребятам домой ты гостинчик снесешь не противный».
«Много обязан и так; ухожу я, как будто навьючен».
«Ну, как угодно: свиньям, значит, это на корм ты оставишь...»
20 Мот и глупец то дарит, чем гнушается сам, тяготится.
Неблагодарных рождал такой сев и рождать будет вечно.
Добрый и мудрый готов, говорит, помогать всем достойным,
Но между деньгами он и бобами различие знает.
Верь, докажу, что достоин столь славного я добродея.
25 Если ж ты мне не велишь никуда отлучаться, то должен
Крепкое тело вернуть мне, и черные кудри над узким
Лбом, и приятную речь, и пленительный смех, и способность
Плакать за чашей вина, что капризница Ки́нара скрылась.
Как-то чрез узкую щель пробралася тощая мышка
30 В закром с зерном, но затем, когда досыта там уж наелась,
С полным брюхом назад пыталась выйти бесплодно.
Издали ласка сказала ей: «Вылезть отсюда коль хочешь,
Тощей должна выходить ты из щелки, как тощей входила».
Если меня эта басня заденет, — я все возвращаю:
35 Жирною птицею сыт, я сна бедняков не прославлю,
Но и свободный досуг не сменю на богатства арабов.
Скромность мою ты хвалил не раз: и царем, и отцом ведь
Звал я тебя как в глаза, так нисколько не ниже заочно.
Вникни, могу ль я вернуть тебе с радостным сердцем подарки?
40 Право, не худо сказал Телемах, сын страдальца Улисса:
«Местность Итаки совсем для коней неудобна, на ней ведь
Нет ни обширных равнин ни лугов, что обильны травою;
Дар твой оставлю тебе я, Атрид, — он тебе и пригодней».
Малое малым к лицу: не царственный Рим ведь, а Тибур
45 Манит спокойный меня или город Тарент безмятежный.
Дельный, ретивый Филипп, ведением тяжб знаменитый
В третьем часу пополудни, окончив дела, направлялся
К дому, — в преклонных летах уже был он, — ропща, что Карины
Слишком далеки от форума. Вдруг, говорят, он приметил —
50 Кто-то, подстрижен, сидит в пустой от народа цирюльне,
Ножичком ногти себе в тени, не спеша, вычищая.
«Дмитрий, — сказал он слуге (господина веленья не вяло
Тот принимал), — пойди, расспроси, доложи: из какого
Дома он, кто, как богат, как отца его звать иль патрона?»
55 Вот он идет и назад: «Волтеем зовут его, Меной;
Служит глашатаем, ценз невелик, безупречен; известен
Тем, что умеет спешить иль помедлить в свой час, заработать,
Также прожить; рад друзьям небогатым и скудному дому,
Зрелищам рад, а дела все прикончив — и Марсову полю».
60 — «Хочется мне самого расспросить обо всем, что доносишь;
Пусть он к обеду придет»... Не верит ушам своим Мена,
Диву дается, молчит... Что долго тут думать? — «Куда мне!»
Он отвечает. — «Чтоб мне отказал он!» — «Негодник не хочет:
Знать, презирает тебя иль боится»... Филипп спозаранку
65 Ловит Вольтея, когда продает он людишкам, одетым
В туники, ветошь. Филипп сам приветствует первый. Приносит
Тот извиненья: дела, мол, занятья по службе сковали,
Не дали утром прийти с приветом; его, наконец, он
Издали здесь не узнал. — «Так простил тебя, знай, под условьем,
70 Если сегодня со мной пообедаешь». — «Как ты прикажешь».
«Значит, придешь после трех, а теперь умножай достоянье»...
Все за столом: наболтал он, что надо, и то, что не надо;
Шлют его спать наконец. И стал этот Мена частенько
Бегать, как рыба на скрытый крючок: сперва он клиентом
75 Утром пораньше, потом сотрапезником верным; велят уж
За город спутником быть ему в праздник Латинский, на дачу.
Вот он на кляче сидит, сабинские пашни и воздух
Хвалит без устали он. То видя, Филипп уж ликует:
Ищет себе он везде, чем развлечься, над чем посмеяться;
80 Давши сестерций ему семь тысяч и семь без процентов
В долг обещая, его он земельку купить убеждает.
Вот уж купил, — но зачем вниманье твое утомлять мне
Повестью длинной? Так вот: прежде чистенький, стал мужиком он.
Все он о лозах трещит, бороздах и готовит уж вязы;
85 Чуть не умрет от работы, от алчности старясь до срока.
Все ж, как украли овец, от болезни попадали козы,
Сбор все мечты обманул, и за пахотой вол уморился, —
В горе от всех неудач, хватает он в полночь кобылу,
Держит, разгневавшись, путь он прямо к хоромам Филиппа.
90 Только увидел Филипп его грязным, нечесанным — молвил:
«Вижу, Вольтей мой, жесток ты к себе и не в меру усерден».
«Нет, ты несчастным, клянусь, назвал бы меня, — возразил он, —
Если б хотел приложить ты ко мне подходящее имя.
Гением, правой рукой заклиная, Пенатами всеми,
95 Я умоляю тебя: верни меня к жизни ты прежней!»
Кто только раз хоть заметил, сколь то, что покинул он, лучше
Нового, что он искал, — пусть скорее вернется к былому.
Меркой своею себя измеряй и своими шагами.
«Гораций: Собрание сочинений», СПб., 1993, с. 300—302.
Послание 7. К Меценату.
Ст. 23. Бобы служили расчетными игорными марками.
Ст. 40. ...Сказал Телемах... — Менелаю. См. «Одиссею» IV, 601 слд.
Ст. 54. ...Как отца его звать иль патрона... т. е. свободный ли он или вольноотпущенник.
Ст. 76. Праздник Латинский — древний общий праздник племен латинского союза.
Ст. 77. Сабинские пашни — поместье Филиппа.
epist. i viii celso gaudere et bene rem gerere albinovano...
Цельзу ты Альбиновану, писцу в провожатых Нерона,
Муза, прошу, мой привет передай с пожеланьем успеха.
Спросит он, как я живу, — ты скажи, что хорошего много
Я обещал, но живу кое-как и не сладко. Причина
5 Вовсе не в том, что побило лозу, что засохла олива
Иль что болеет мой скот на лугах, от меня отдаленных.
Вот в чем беда: хоть душа у меня слабее, чем тело,
Все не хочу я узнать и понять, что пойдет ей на пользу.
С верными ссорюсь врачами, всегда на друзей раздражаюсь,
10 Если стремятся меня излечить от губительной спячки.
Вредного все я ищу; избегаю того, что полезно.
В Риме я Тибура жажду, а в Тибуре — ветреник — Рима.
Как поживает, его расспроси, как справляется с делом,
Как себя держит и как он с Тиберием ладит, с когортой?
15 Скажет коль он: «Хорошо» — то сейчас же ты вырази радость.
Но не забудь ему вот что шепнуть на ушко потихоньку:
«Если ты в счастье таков же, как был, то и мы таковы же».
Впервые: «Гораций: Оды, Эподы, Сатиры, Послания», М., 1970, с. 339.
Послание 8. К ЦЕЛЬСУ АЛЬБИНОВАНУ, спутнику Тиберия (Нерон одно из имен Тиберия), упоминаемому в послании 1, 3.
epist. i viii celso gaudere et bene rem gerere albinovano...
Цельзу ты Альбиновану, писцу в провожатых Нерона,
Муза, прошу, мой привет передай с пожеланьем успеха.
Спросит он, как я живу, — ты скажи, что хорошего много
Я обещал, но живу кое-как и не сладко. Не в том, что
5 Градом побита лоза, иль оливы съел зной, тут причина,
Иль что болеет мой скот на лугах от меня отдаленных.
Вот в чем беда: хоть слабее, чем тело, мой ум — не хочу я
Внять иль учиться тому, что могло облегчить бы больного,
С верными ссорюсь врачами, всегда на друзей раздражаюсь,
10 Если стремятся меня излечить от губительной спячки.
Вредного все я ищу; избегаю того, что полезно.
В Риме я Тибура жажду, а в Тибуре — ветреник — Рима.
Как поживает, его расспроси, как справляется с делом,
Как и с собою; и как он с Тиберием ладит, с когортой?
15 Скажет коль он: «Хорошо» — то сейчас же ты вырази радость.
На ухо, кроме того не забудь ты шепнуть ему вот что:
Как ты со счастьем поладишь, и мы так с тобой будем ладить.
«Гораций: Собрание сочинений», СПб., 1993, с. 303.
Послание 8. К Цельзу Альбиновану (о котором говорится выше в третьем послании), находившемуся в штабе Тиберия (Нерона) во время похода на Армению.
epist. i ix septimius, claudi, nimirum intellegit unus...
Друг мой Септимий один, без сомнения, понял, насколько
Ты меня ценишь, Нерон, ибо он меня просит и молит
Все об одном: чтоб тебе указать на него с похвалою,
Как на достойного быть в числе приближенных Нерона.
5 Если он верит, что я облечен правом близкого друга,
Значит, он лучше меня, что могу я, и видит и знает.
Многое я говорил, чтоб его не обидеть отказом,
Но убоялся, не счел бы, что я притворяюсь слабейшим,
Силу тая от него, о своей только думая пользе.
10 И потому, чтобы мне не раскаяться в худшей обиде,
В ход я решился пустить мою деликатную дерзость,
Ежели ты не сердит, что для друга я стыд забываю,
В круг свой его ты введи и признай его храбрость и честность.
Впервые: «Гораций: Оды, Эподы, Сатиры, Послания», М., 1970, с. 340.
Послание 9. К ТИБЕРИЮ КЛАВДИЮ НЕРОНУ, во время того же похода. Рекомендуемый Горацием Септимий ближе неизвестен.
epist. i ix septimius, claudi, nimirum intellegit unus...
Клавдий, Септимий один, без сомнения, понял, насколько
Ты меня ценишь: ведь если он просит меня неотступно
Именно, чтобы тебе указать на него с похвалою,
Как на достойного быть в числе приближенных Нерона;
5 Если он верит, что я облечен правом близкого друга,
Значит он лучше меня, что могу я, и видит и знает.
Многое я говорил, чтоб его не обидеть отказом,
Но убоялся, не счел бы, что я притворяюсь слабейшим,
Силу тая от него, о своей только думая пользе.
10 И потому, чтобы мне не раскаяться в худшей ошибке,
В ход я решился пустить горожанина дерзость... Так если
Ты одобряешь, что я ради друга отбросил стыдливость,
В круг свой его ты введи и признай его храбрость и честность.
«Гораций: Собрание сочинений», СПб., 1993, с. 304.
Послание 9. К Тиберию Клавдию Нерону.
epist. i x urbis amatorem fuscum salvere iubemus...
Фуску, любителю Рима, привет с пожеланьем здоровья
Шлю я — любитель села; в одном лишь этом с тобою
Сильно расходимся мы, в остальном же почти близнецы мы,
Братья душой; как один, так другой отвергаем и хвалим
5 Оба одно мы, кивая друг другу, как голуби, сжившись.
Ты гнездо сторожишь, восхваляю я прелесть деревни —
Скалы, обросшие мохом вокруг, и ручьи, и дубравы.
Что же еще? Я царем себя чувствую, только покину
То, что возносите вы до небес при сочувствии общем.
10 Точно бежав от жреца, отвергаю я сдобные хлебы,
Хлеб простой для меня ведь лучше медовых лепешек.
Если нам следует жить, согласуя желанья с природой,
Если, чтоб выстроить дом, нам нужен удобный участок,
Знаешь ли место еще ты, пригодней деревни блаженной?
15 Где есть зимы теплей? Где ветер приятней смягчает
Ярость созвездия Пса и Льва разъяренного скоки,
Только начнут уязвлять его солнца палящие стрелы?
Где прерываются сны заботой завистливой реже?
Пахнет трава иль блестит хуже камешков, что ли, ливийских?
20 Разве вода, что рвется прорвать свинцовые трубы,
Чище воды, что в ручьях торопливо сбегает с журчаньем?
Часто деревья растят среди пестрых колонн, восхваляют
Дом, пред которым полей простор открывается взору:
Вилой природу гони, она все равно возвратится,
25 Тайно прорвавшись, она победит пресыщенье больное.
Кто отличить, как знаток, не умеет от пурпурной ткани
Шерсть что впитала из мха аквинского краску не больший
Тот потерпит ущерб, не сильнее он мучиться будет
Нежели тот, кто лжи отличить не умеет от правды.
30 Тот, кого счастье всегда баловало чрезмерно, невзгодой
Будет сильней потрясен. Неохотно, конечно, оставишь
То, что ты слишком ценил. Избегай же богатства: под бедной
Кровлею лучше нам жить, чем царям и царским любимцам
Более сильный в бою, олень прогонял постоянно
35 С общего луга коня; после долгой борьбы утомленный,
Конь человека помочь умолил — и узду получил он.
После ж того, как, врага победив, он ушел горделиво,
Сбросить с хребта седока и узды изо рта уж не мог он.
Так, устрашась нищеты, человек теряет свободу —
40 То, что дороже богатств, — и везет на себе господина,
В рабстве томясь потому, что доволен быть малым не может.
Если не впору кому достаток его, то — как обувь
Не по ноге — или жмет, иль заставит его спотыкаться.
Жребьем довольный своим, будешь жить ты разумно, Аристий;
45 Да и меня не оставь безнаказанным, если заметишь —
Больше, чем нужно, коплю и отстать от того не могу я.
Деньги бывают царем иль рабом для того, кто скопил их,
Им не тащить ведь канат, а тащиться за ним подобает.
Это письмо диктовал у развалин я храма Вакуны,
50 Всем — исключая того, что ты не со мною, — довольный.
Впервые: «Гораций: Оды, Эподы, Сатиры, Послания», М., 1970, с. 341—342.
Послание 10. К АРИСТИЮ ФУСКУ, адресату Оды I, 22. Похвала деревне и простой жизни.
Ст. 10. Сдобные хлебы получали жрецы для жертвоприношений богам и закармливали ими своих рабов.
Ст. 19. Ливийские камушки — мозаика.
Ст. 49. Вакуна — малоизвестная сабинская богиня.
epist. i x urbis amatorem fuscum salvere iubemus...
Фуску, любителю Рима, привет с пожеланьем здоровья
Шлю я — любитель села; лишь в этом одном ведь с тобою
Сильно расходимся мы, в остальном же почти близнецы мы,
Братья душой; как один, так другой отвергаем и хвалим
5 Оба одно мы, кивая друг другу, как голуби сжившись.
Ты гнездо сторожишь, восхваляю я прелесть деревни —
Скалы, обросшие мохом вокруг, и ручьи, и дубравы.
Что же еще? Я царем себя чувствую, только покину
То, что возносите вы до небес при сочувствии общем.
10 Точно бежав от жреца, отвергаю я сдобные хлебцы,
Хлеб простой для меня ведь лучше медовых лепешек.
Если нам следует жить, согласуя желанья с природой,
Иль чтобы выстроить дом, надо выбрать удобный участок.
Знаешь ли место еще ты, пригодней деревни блаженной?
15 Есть ли где зимы теплей, где ветер приятней смягчает
Ярость созвездия Пса и Льва разъяренного скоки,
Только начнут уязвлять его солнца палящие стрелы?
Где прерываются сны заботой завистливой меньше?
Пахнет трава иль блестит хуже камешков что ли ливийских?
20 Разве вода, что прорвать свинцовые трубы стремится,
Чище воды, что в ручьях торопливо сбегает с журчаньем?
Часто деревья растят среди пестрых колонн, восхваляют
Дом, пред которым полей простор открывается взору:
Вилой природу гони, она все равно возвратится,
25 Тайно прорвавшись, она победит пресыщенье больное.
Кто отличить, как знаток, не умеет от ткани сидонской
Шерсть, что впитала из мха аквинского краску, не больший
Тот потерпит ущерб, не сильнее он мучиться будет,
Нежели тот, кто лжи отличить не умеет от правды.
30 Тот, кого счастье всегда баловало чрезмерно, невзгодой
Будет сильней потрясен. Неохотно, конечно, оставишь
То, что ты слишком ценил. Избегай же богатства: под бедной
Кровлей ты жизнь превзойти и царей и любимцев их можешь.
Более сильный в бою, олень прогонял постоянно
35 С общего луга коня; после долгой борьбы утомленный,
Конь человека помочь умолил — и узду получил он.
После ж того, как, врага победив, он ушел, насмехаясь, —
Сбросить с хребта седока и узды изо рта уж не мог он.
Бедности так устрашась, кто свободы лишен, — что ценнее
40 Всяких богатств, — тот везет на себе господина и вечно
Будет рабом потому, что доволен быть малым не может.
Если невпору кому достаток его, то — как обувь
Не по ноге — или жмет, иль заставит его спотыкаться.
Жребьем довольный своим, будешь жить ты разумно, Аристий;
45 Да и меня не оставь безнаказанным, если заметишь —
Больше, чем нужно, коплю и отстать от того не могу я.
Деньги бывают царем иль рабом для того, кто скопил их,
Им не тащить ведь канат, а тащиться за ним подобает.
Это письмо диктовал у развалин я храма Вакуны,
50 Всем — исключая того, что ты не со мною — довольный.
«Гораций: Собрание сочинений», СПб., 1993, с. 305—306.
Послание 10. К Аристию Фуску, к которому написана и Ода I, 22.
Ст. 6. ...Гнездо сторожишь..., т. е. постоянно живешь в Риме.
Ст. 10—11. Сдобные хлебцы и медовые лепешки получали жрецы как приношения богам. Этими приношениями жрецы до пресыщенья закармливали своих рабов.
Ст. 16. Восход созвездия Пса и вступление солнца в созвездие Льва бывают в конце июля.
Ст. 19. Ливийские камешки — мозаичный пол из африканского мрамора.
Ст. 26—27. Сидонская ткань — драгоценный финикийский пурпур. Краска из мха (или лишая), росшего в окрестностях города Аквина в Лациуме, которой окрашивали под пурпур шерстяные материи, быстро линяла.
Ст. 49. Вакуна — но-видимому, какая-то древнесабинская богиня, имя которой Гораций производит от vacare (быть свободными от дел), намекая этим на свой деревенский досуг.
epist. i xi quid tibi visa chios, bullati, notaque lesbos...
Как показались тебе, Буллатий мой, Хиос, и славный
Лесбос, и Самос-краса, и Сарды, Креза столица,
Смирна и как Колофон? Достойны иль нет своей славы?
Или невзрачны они перед Тибром и Марсовым полем?
5 Или милее тебе какой-нибудь город Аттала?
Или, устав от морей и дорог, восхваляешь ты Лебед?
С Лебедой ты не знаком? Местечко, пустыннее Габий
Или Фиден; но я там тем не менее жил бы охотно,
Всех позабывши своих и ими равно позабытый,
10 С берега глядя на то, как Нептун над волнами ярится.
Но ведь проезжий из Капуи в Рим, хоть и вымок под ливнем,
Хоть и в грязи до колен, не захочет всегда жить в харчевне;
Тот, кто прозяб до костей, ведь не станет ни бани, ни печи
Так восхвалять, будто ими-то жизнь и бывает счастливой;
15 И оттого, что тебя потрепала бы на море буря,
Ты бы не стал продавать свой корабль, на чужбине оставшись.
Нет, для того, кто здоров, красота Митилен и Родоса —
То же, что плащ в знойный день, набедренник — в снежную бурю,
В Тибре купанье — зимой или в августе — жаркая печка.
20 Так-то, покуда на нас благосклонно взирает Фортуна,
Самос, и Хиос, и Лесбос хвалить предпочту я заочно.
Счастие, в час бы какой ни послал тебе бог благосклонный,
Ты благодарно прими, не откладывай радости на год,
Чтобы повсюду ты мог сознаться: «Я жил, наслаждаясь».
25 Если заботы от нас отгоняет не местность с открытым
Видом на моря простор, а лишь разум и мудрость то ясно —
Только ведь небо меняет, не душу — кто за море едет.
Праздная нас суета томит: на судах, на четверках
Мчимся за счастием мы, — между тем оно здесь, под рукою,
30 Даже в Улубрах — лишь дух бы спокойный тебя не покинул.
Впервые: «Гораций: Оды, Эподы, Сатиры, Послания», М., 1970, с. 343—344.
Послание 11. К Буллатию, ездившему по греческим островам и городам у берегов Малой Азии.
Ст. 6. Лебед — по-видимому, был известен Горацию со времен походов Брута; он сравнивается с глухими городишками неподалеку от Рима (ст. 7, 8, 30).
epist. i xi quid tibi visa chios, bullati, notaque lesbos...
Как показались тебе, Буллатий мой, Хиос и славный
Лесбос и Самос-краса, и Сарды, Креза столица,
Смирна и как Колофон? Достойны иль нет своей славы?
Или невзрачны они перед Тибром и Марсовым полем?
5 Иль тебе город один из Атталовых нравится больше,
Или, устав от морей и дорог, восхваляешь ты Лебед?
Лебед ты знаешь ли что? Местечко, пустыннее Габий
Или Фиден; но я там, тем не менее, жил бы охотно,
Всех позабывши своих и ими равно позабытый,
10 С берега я бы глядел, как Нептун над волнами ярится.
Все же, из Капуи в Рим на пути хоть и вымок под ливнем,
Грязью забрызган, никто не захочет всегда жить в харчевне;
Тот, кто насквозь хоть прозяб, ведь не станет ни бани, ни печи
Так восхвалять, будто жизнь они всю могут сделать счастливой.
15 Австр могучий тебя потрепал бы коль в море открытом,
Ты бы не продал корабль свой, оставшись за морем Эгейским.
Нет, для того, кто здоров, Митилены красо́ты и Хиос —
То же, что плащ в знойный день, иль при ветре со снегом — передник,
В Тибре — купанье зимой, или в августе — жаркая печка.
20 Можно пока, и на нас благосклонно взирает Фортуна,
В Риме заочно пускай хвалят Самос, и Хиос, и Ро́дос.
Счастие, в час бы какой ни послал тебе бог благосклонный,
Ты благодарной рукой принимай, не откладывай радость
На год, чтоб, где бы ты ни был, сознаться; «Я жил, наслаждаясь»,
25 Если заботы от нас отгоняет не местность с открытым
Видом на моря простор, а лишь разум и мудрость то ясно —
Только ведь небо меняет, не душу — кто за море едет.
Праздная нас суета всех томит: на судах, на четверках
Мчимся за счастием мы, — между тем оно здесь под рукою:
30 Даже в Улубрах — лишь дух бы спокойный тебя не покинул.
«Гораций: Собрание сочинений», СПб., 1993, с. 307.
Послание 11.
Ст. 5. Города Атталовы, т. е. города Пергамского царства. О царе Аттале см. Оды I, 1, ст. 12.
Ст. 18. Передник (campestre) — род коротенькой юбки, соответствующий современным гимнастическим трусикам.
epist. i xii fructibus agrippae siculis, quos colligis, icci...
Если Агриппы плоды, что сбираешь в Сицилии, Икций,
Будешь разумно вкушать, наградить еще большим обильем
Вряд ли Юпитер тебя даже сможет. Так жалобы брось ты:
Тот ведь не беден еще, у кого пропитанья хватает.
5 Если желудок, и бок твой, и ноги здоровы, — не смогут
Даже богатства царя придать тебе что-нибудь больше.
Если же ты средь множества яств травой да крапивой
Можешь питаться, то сможешь и впредь так питаться, хотя бы
Густо ты был позлащен в блестящем потоке Фортуны:
10 Иль потому, что деньгам невмочь переделать природу,
Иль потому, что выше всего для тебя добродетель.
Диво ль, что скот объедал на полях Демокрита колосья,
В небе покуда парил он душой, отрешенной от тела?
Так же и ты — среди этой зудящей заразы наживы, —
15 В низком не мудрый ничуть, — размышляешь всегда о высоком!
Что укрощает моря, что год разделяет на части,
Сами ли звезды идут иль блуждают по чьим-то веленьям,
Что затемняет луну и снова ее открывает,
Сила и цель какова любви и раздора в природе,
20 Кто — Эмпедокл или наш остроумный Стертиний — безумен?
Все же, пускай ты жуешь хоть лук, иль порей, или рыбу,
С Гросфом Помпеем сойдись и желаньям его не противься:
Гросф не попросит того, что нелепо и что незаконно.
Дружба его за услугу твою — отличная плата.
25 Должен, однако, ты знать, какие новости в Риме
Пал пред Агриппой кантабр, пред Нероном Армения нала
Римскую доблесть узнав; Фраат преклонивши колени,
Цезаря власть над собою признал; золотого Обилья
Рог в эту осень плоды на Италию щедро рассыпал.
Впервые: «Гораций: Оды, Эподы, Сатиры, Послания», М., 1970, с. 345—346.
Послание 12. К Икцию (адресату Оды I, 29), управляющему сицилийскими имениями Агриппы, стоику.
Ст. 12, 20. Демокрит, Эмпедокл — греческие философы V в. до н.э.
Ст. 22. Помпей Гросф — сицилийский помещик (см. Оду II, 16).
Ст. 25—29. Перечисляемые события — усмирение восстания кантабров, римский протекторат над Арменией и (номинально) над Парфией — относятся к 20 г. до н.э.
epist. i xii fructibus agrippae siculis, quos colligis, icci...
Если Агриппы плоды, что сбираешь в Сицилии, Икций,
Будешь разумно вкушать, наградить еще большим обильем
Вряд ли Юпитер тебя даже сможет. Так жалобы брось ты:
Тот ведь не беден еще, у кого пропитанья хватает.
5 Если желудок и бок твой и ноги здоровы, — не смогут
Даже богатства царя придать тебе что-нибудь больше.
Если ж средь множества яств ты, быть может, воздержный, травою
Или крапивой живешь, то и впредь будешь жить так, хотя бы
Густо ты был позлащен в блестящем потоке Фортуны:
10 Иль потому, что деньгам невмочь переделать природу,
Иль потому, что ты все добродетели ниже считаешь.
Диво ль, коль скот объедал на полях Демокрита колосья,
В небе покуда парил он душой, отрешенной от тела?
Так же и ты — среди этой зудящей заразы наживы, —
15 В низком не мудрый ничуть — размышляешь всегда о высоком:
Что укрощает моря и что год разделяет на части,
Сами ли звезды идут иль, веленьям покорны, блуждают,
Что затемняет луну и снова ее открывает,
Сила и цель какова любви и раздора в природе,
20 Кто — Эмпедокл или наш остроумный Стертинний — безумец?
Все же, пускай ты жуешь хоть лук, иль порей, или рыбу,
С Гросфом Помпеем сойдись и желаньям его не противься.
Гросф не попросит того, что нелепо и что незаконно.
Низкой бывает цена на друзей, коль нуждается добрый.
25 Должен, однако, ты знать, как дела обстоят государства:
Пали армяне, кантабр — то Клавдия доблесть Нерона,
Доблесть Агриппы; Фраат, преклонивши колени смиренно,
Цезаря власть над собою признал; золотого Обилья
Рог в эту осень плоды на Италию щедро рассыпал.
«Гораций: Собрание сочинений», СПб., 1993, с. 308.
Послание 12. К Икцию, к которому обращена и Ода I, 29. Философ Икций был управляющим сицилийскими имениями зятя Августа, могущественного Марка Випсания Агриппы. Написано в 20 году.
Ст. 12. ...На полях Демокрита... Гораций намекает на анекдот о философе Демокрите, который до того был погружен в философию, что не обращал внимания на то, что соседи пасли скот на его полях.
Ст. 26. Армяне. Поход Тиберия в Армению был в 20 году, когда и племя кантабров было почти истреблено в Испании Агриппой.
epist. i xiii ut proficiscentem docui te saepe diuque...
Как я не раз уж тебя наставлял пред твоим отправленьем,
Августу, Виний, вручить за печатями должен ты свитки,
Если он весел, здоров и если он сам их попросит.
Ты из усердья смотри не сдури, чтоб досаду на книжки
5 Ты не навлек бы, пристав, как неистово-рьяный служитель.
Если же в тягость тебе посылка с моими стихами,
Лучше отбрось ее прочь, чем там, куда ты прибудешь,
Вьюком людей задевать, Ослицы прозвание насмех
Людям отдав и себя всего города баснею сделав.
10 Силы свои напряги на холмах, на реках и на лужах.
Трудности все одолев, лишь только туда доберешься,
Ношу ты бережно так держи, чтобы книг моих связки
Ты не под мышкою нес, как носит крестьянин ягненка,
Краденой шерсти клубок носит Пиррия, пьяная вечно,
15 Шляпу и обувь — бедняк, к столу приглашенный из трибы.
Всем вокруг не болтай о том, как, вспотевши, тащил ты
Песни, что могут привлечь, пожалуй, и очи и уши
Цезаря. Сколько б тебя ни просили, вперед продвигайся.
Шествуй, здоров будь, смотри не споткнись, не испорти посылку.
Впервые: «Гораций: Оды, Эподы, Сатиры, Послания», М., 1970, с. 347.
Послание 13. К Винию Азине (имя это буквально значит «ослица» — ст. 8), везущему в Рим к Августу три книги «Од» Горация.
Ст. 14. Пиррия — персонаж неизвестной комедии.
epist. i xiii ut proficiscentem docui te saepe diuque...
Как я не раз уж тебя наставлял пред твоим отправленьем,
Августу, Виний, вручить за печатями должен ты свитки,
Если он весел, здоров, наконец, если сам только спросит;
Ты из усердья смотри, не сдури, чтоб досаду на книжки
5 Ты не навлек бы, пристав, как неистово-рьяный служитель.
Если ж тебя отягчит бумага с моими стихами,
Лучше отбрось ее прочь, чем то, что прошу я доставить,
За спину сунуть в мешок, Ослицы прозвание насмех
Людям отдав и себя всего города баснею сделав.
10 Силы свои напряги на холмах, на реках и на лужах.
Трудности все одолев, лишь только туда доберешься,
Ношу ты бережно так держи, чтобы книг моих связки
Ты не под мышкою нес, как носит крестьянин ягненка
Краденой шерсти клубок носит Пиррия, пьяная вечно,
15 Шляпу и обувь — бедняк, к столу приглашенный из трибы.
Всем вокруг не болтай о том, как, вспотевши, тащил ты
Песни, что могут привлечь, пожалуй, и очи и уши
Цезаря. Сколько б тебя ни просили, вперед продвигайся.
Шествуй, здоров будь, смотри не споткнись, не испорти посылку!
«Гораций: Собрание сочинений», СПб., 1993, с. 309.
Послание 13. К некоему Виннию, с поручением отвезти Августу сборник своих Од (I—III книги). Написано в 23 году.
Ст. 8. Прозвище Винния было Ослица (Asina). Гораций сравнивает мешок со свитками с ношей ослицы, которой она задевает прохожих.
Ст. 15. Из трибы, т. е. из избирательного округа.
epist. i xiv vilice silvarum et mihi me reddentis agelli...
Староста рощ и полей, где я вновь ставовлюся собою,
Ты же скучаешь, хоть есть целых пять очагов там семейных,
Пять хозяев-отцов, и в Варию все они ездят!
Спорить давай, кто скорей: сорняки из души я исторгну,
5 Или же ты — из полей; и кто чище: Гораций иль поле.
В Риме держит меня привязанность к Ламии — полный
Скорби о брате своем, безутешно он плачет о мертвом;
Но неизменно в село стремятся и чувства и мысли,
Рвутся они на простор, сокрушая любые преграды,
10 Я говорю: «Блажен селянин», ты: «Блажен горожанин».
Жребий чужой кому мил, тому свой ненавистен, конечно.
Оба неправо виним мы — глупцы — неповинное место:
Нет, виновата душа, — никогда от себя не уйти ей.
В Риме, слугою, просил о деревне ты в тайной молитве,
15 Старостой стал — и мечтаешь о Городе, зрелищах, банях.
Я же, верный себе, отъезжаю отсюда с печалью
В Рим всякий раз, как дела, ненавистные мне, меня тащат.
Разное радует нас, и вот в чем с тобой мы не сходны:
То, что безлюдною ты, неприветной пустыней считаешь,
20 Я и подобные мне отрадой зовут, ненавидя
Все что прекрасным ты мнишь. Для тебя привлекательны в Риме
Сытный трактир и вертеп; и сердишься ты, что наш угол
Перец и ладан скорей принесет нам, чем гроздь винограда;
Нет и харчевни вблизи, что тебе бы вино доставляла,
25 Нет и блудницы, чтоб мог ты скакать под звучание флейты,
Землю топча тяжело; да при всем этом ты еще пашешь
Поле, что очень давно не видало кирки; за быком ты
Ходишь и кормишь его листвою, состриженной с веток;
Дела лентяю придаст и ручей, когда ливень прольется:
30 Трудно поток отвести от лугов, озаряемых солнцем.
Вот и послушай теперь, чем я от тебя отличаюсь.
Прежде мне были к лицу и тонкие тоги, и кудри
С лоском, и хищной Кинаре я нравиться мог без подарков;
Пил я с полудня уже прозрачную влагу Фалерна.
35 Ныне же скромно я ем и сплю на траве у потока;
Стыдно не прежних забав, а того, что забав я не бросил.
Здесь же не станет никто урезать мою радость завистным
Глазом иль в злобе слепой отравлять, уязвляя речами:
Людям только смешно смотреть, как я двигаю глыбы.
40 Ты предпочел бы глодать паек с городскими рабами,
Рвешься, мечтая попасть в их число. Но завидует хитрый
Конюх тебе: сколько дров, овощей и скота ты имеешь!
Бык себе просит седла, а ленивый скакун просит плуга;
Мой же обоим совет — делай каждый охотно, что можешь.
Впервые: «Гораций: Оды, Эподы, Сатиры, Послания», М., 1970, с. 348—349.
Послание 14. К старосте сабинского имения. О жизни в деревне и в Риме.
Ст. 3. Пять хозяев — арендаторы, обрабатывавшие часть Горациева имения.
epist. i xiv vilice silvarum et mihi me reddentis agelli...
Староста ле́са, полей, где я вновь становлюся собою,
Ты же скучаешь, хоть есть целых пять очагов там семейных,
Добрых отцов ровно пять, и в Варии все они знатны.
Спорить давай, кто скорей: сорняки из души я исторгну,
5 Или же ты — из полей; и кто чище: Гораций иль поле.
Держит хотя меня здесь привязанность к Ламию — полный
Скорби о брате, с тех пор как смерть унесла его, плачет
Он безутешно; туда все ж стремятся и дух мой и мысли,
Радостно все, на пути стоящие, руша преграды.
10 Я говорю: счастлив тот, кто в деревне живет, ты же — в Риме:
Жребий чужой кому мил, тому свой ненавистен, конечно.
Оба неправо виним мы — глупцы — неповинное место:
Тут погрешает душа — никогда от себя не уйти ей.
В Риме, слугою, просил о деревне ты в тайной молитве,
15 Старостой стал, — и мечты о Городе, зрелищах, банях.
Верный — ты знаешь — себе, отъезжаю отсюда я с грустью
В Рим всякий раз, как дела, ненавистные мне, меня тащат.
Разное радует нас, и вот в чем с тобой мы не сходны:
То, что безлюдною ты, неприветной пустыней считаешь,
20 Я ведь отрадой зову, и кто мыслит, как я; ненавистно
Мне, что прекрасным ты мнишь. Видно, к городу тягу внушают
Сытный трактир и вертеп тебе; также и то, что наш угол
Перец и ладан скорей принесет нам, чем гроздь винограда;
Нет и харчевни вблизи, что тебе бы вино доставляла,
25 Нет и блудницы, чтоб мог под звук ее флейты скакать ты,
Землю топча тяжело; да при всем этом ты еще пашешь
Поле, что очень давно не видало кирки; за быком ты
Ходишь и кормишь его листвою, состриженной с веток.
Дела лентяю придаст и ручей, когда ливень прольется:
30 Трудно поток удержать от лугов, озаряемых солнцем.
Ну же, послушай теперь, что согласье у нас нарушает.
Прежде мне были к лицу и тонкие тоги, и кудри
С лоском, и Ци́наре хищной я нравиться мог без подарков;
Пил я с полудня уже прозрачную влагу Фалерна.
35 Ныне же скромно я ем и сплю на траве у потока;
Стыдно не прежних забав, а того, что забав я не бросил.
Здесь же не станет никто урезать мою радость завистным
Глазом иль в злобе слепой отравлять, уязвляя речами:
Смех лишь соседям — смотреть, как сдвигаю я глыбы и камни.
40 Лучше с рабами глодать паек городской ты желаешь,
Рвешься, мечтая, попасть в их число. Но завидует хитрый
Конюх тебе: сколько дров, овощей и скота ты изводишь!
Бык себе просит седла, а ленивый скакун просит плуга;
Мой же обоим совет — делай каждый охотно, что можешь.
«Гораций: Собрание сочинений», СПб., 1993, с. 310—311.
Послание 14. К своему старосте. В этом послании Гораций имеет в виду своих завистников и говорит, что нечего завидовать его благосостоянию, так как он не получает никаких доходов от Сабинского именья, подаренного ему Меценатом.
Ст. 23. Перец и ладан привозились из Индии. Гораций говорит, что в Сабине скорей вырастут они, чем гроздь винограда.
epist. i xv quae sit hiems veliae, quod caelum, vala, salerni...
В Велии, Вала, зима какова, что за климат в Салерне,
Что там за люди живут и какая дорога? (Ведь Байи
Муза Антоний признал для меня бесполезными; все же
Там я уже ненавистен за то, что купался я в море
5 В самую стужу. В тоске горожане, что нынче забыты
Байские заросли мирт, и серные ванны, что выгнать
Могут недуг застарелый: здесь всех ненавидят, кто смеет
Голову или живот подставлять под источник Клузийский,
Тех, кто стремится к ключам Габийским и к весям прохладным.
10 Должен я место менять и мимо подворий знакомых
Гнать свою лошадь. «Куда ты воротишь? Не в Кумы держу я
Путь и не в Байи!» — сердясь, тогда скажет наездник и левым
Поводом дернет: узда заменяет ведь лошади ухо.)
Хлебный запас в котором из двух городов побогаче?
15 Там дождевую ли пьют, ключевую ль из вечных колодцев
Воду берут? (О вине тех краев ничего не пиши мне.
Здесь я в деревне своей терпеть могу все, что угодно;
Если ж у моря живу, то ищу и вина я получше,
Чтобы заботы оно разгоняло, надежды вливало
20 В жилы и в душу мою, слова на язык подавало,
Так чтоб предстал молодцом я пред девой любезной луканской.)
Больше какая округа плодит кабанов или зайцев?
Больше в каких там водах эхины иль рыбы таятся,
Чтоб возвратиться домой феакийцем я мог зажиревшим?
25 Должен ты все отписать мне, а я — тебе полностью верить.
Мений, когда он отца и матери средства истратил
Храбро дотла, балагуром столичным начал считаться:
Шут бродячий — не мог он держаться одних только яслей;
Он натощак меж врагом и другом не делал различья;
30 Мастер лихой сочинить клевету на любого любую,
Пагуба он, ураган и прорва для рынка съестного;
Все, что сыскать удалось, предавал ненасытному брюху.
Если ж у тех, кто питал уваженье иль страх к негодяю,
Он ничего не урвет или мало, — дешевые кучей
35 Жрал он рубцы и ягнят, сколько трем бы медведям хватило —
Видно, чтоб мог он сказать (как строгий наш Бестий), что нужно
Брюхо обжор клеймить каленым железом. И он же,
Если напал на добычу побольше, то, все обративши
В дым и золу, говорил: «Для меня ведь не диво, клянусь я,
40 Те, кто съедают добро, ибо нет ничего во всем мире
Жирного лучше дрозда и прекрасней, чем матка свиная...»
Право, таков же и я: если средств у меня не хватает,
Бедной я жизни покой хвалю, среди скудости твердый;
Если же лучше, жирней мне кусок попадает, то я же
45 «Мудры лишь вы, — говорю, — и живете, как следует, только
Вы, что всем напоказ свои деньги пустили на виллы».
Впервые: «Гораций: Оды, Эподы, Сатиры, Послания», М., 1970, с. 350—351.
Послание I5. К Нумонию Вале: расспросы, где лучше провести зиму у моря (ср. послание 1, 7, 10—12).
Ст. 3. Антоний Муза — современный врач, введший в моду лечение холодными купаньями; мода эта, конечно, была невыгодна для Байского курорта с его горячими источниками (ст. 5—7); дорога Горация в Велию и Салерн лежала налево от них (ст. 11—12).
Ст. 26, 36. Мот Мений и судья Бестий — персонажи сатир Луцилия.
epist. i xv quae sit hiems veliae, quod caelum, vala, salerni...
В Велии, Вала, зима какова, что за климат в Салерне,
Что там за люди живут и какая дорога? (Ведь Байи
Муза Антоний признал для меня бесполезными; все же
Ненависть их на меня он навлек, приказав мне купаться
5 В самую стужу. Местечко все стонет, и заросли мирты
В полном презреньи теперь, и серные ванны, что выгнать
Могут недуг застарелый; ему ненавистен, кто смеет
Голову или живот подставлять под источник Клузийский,
Тот, кто стремится к ключам Габийским и к весям прохладным.
10 Место придется менять и мимо подворий знакомых
Гнать свою лошадь. — «Куда ты воротишь? Не в Кумы держу я
Путь и не в Байи!», сердясь, тогда скажет наездник и левым
Поводом дернет; узда заменяет ведь лошади ухо).
Хлебный запас у кого из обоих народов богаче?
15 Там дождевую ли пьют, ключевую ль из вечных колодцев
Воду берут? (О вине тех краев ничего не пиши мне.
Здесь я в деревне своей терпеть могу все, что угодно;
Если ж у моря живу, то ищу — благородней, помягче,
Чтобы заботы все прочь отгоняло, надежды вливая
20 В жилы и в душу мою, слова на язык подавало,
Так чтоб предстал молодцом я пред девой любезной луканской).
Больше какая страна там зайцев плодит или вепрей?
Больше в каких там водах эхины иль рыбы таятся,
Чтоб возвратиться домой феакийцем я мог зажиревшим?
25 Должен ты все отписать мне, а я — тебе полностью верить.
Мений, когда он отца и матери средства истратил
Храбро дотла, балагуром столичным считаться он начал:
Шут бродячий — не мог он одних только яслей держаться;
Он натощак меж врагом и другом не делал различья;
30 Мастер лихой сочинить клевету на любого любую,
Пагуба он, ураган и прорва для рынка съестного;
Все, что сыскать удалось, предавал ненасытному брюху.
Если ж у тех, кто питал уваженье иль страх к негодяю,
Он ничего не урвет или мало, — дешевые кучей
35 Жрал он рубцы и ягнят, сколько трем бы медведям хватило —
Видно, чтоб мог он сказать (как строгий наш Бестий), что нужно
Брюхо обжор выжигать каленым железом. И он же,
Если напал на добычу побольше, то, все обративши
В дым и золу, говорил: «Для меня ведь не диво, клянусь я,
40 Те, кто съедают добро, ибо нет ничего во всем мире
Жирного лучше дрозда и прекрасней, чем матка свиная...»
Право, таков же и я: если средств у меня не хватает,
Бедной я жизни покой хвалю среди скудости твердый;
Если же лучше, жирней мне кусок попадает, то я же
45 «Мудры лишь вы, — говорю, — и живете, как следует, только
Вы, что всем напоказ свои деньги пустили на виллы».
«Гораций: Собрание сочинений», СПб., 1993, с. 312—313.
Послание 15.
Ст. 23. Эхины — морские ежи.
epist. i xvi ne perconteris, fundus meus, optime quincti...
Квинтий добрейший, чтоб ты не спрашивал, чем же именье
Кормит владельца, меня — поля богатят иль оливки,
Яблоки или луга, иль обвитые лозами вязы —
Я положенье и вид тебе опишу поподробней.
5 Горы сплошные почти — их долина тенистая делит,
Так что солнце, всходя, правый склон озаряет, а левый
Кроет пылающей мглой, в колеснице бегущей спускаясь.
Климат одобрил бы ты! А что, коль терновник и вишня
Ягод румяных дадут торовато, дубы же и вязы
10 Тешить обильем плодов будут скот, а хозяина — тенью?
Скажешь, что это Тарент, приближенный сюда, зеленеет!
Есть и ручей, что — реке дать имя достойный — струится,
Хладный и чистый; ничуть не уступит фракийскому Гебру:
Он для больной головы полезен, равно — для желудка...
15 Милый такой уголок и, если мне веришь, прелестный,
Здравым меня в сентябре представит тебе, невредимым.
Правильно ты ведь живешь, если быть, чем прослыл, ты стремишься.
Жители Рима — давно мы тебя величаем счастливым;
Все ж, не поверил бы больше другим, чем себе ты, боюсь я;
20 Как бы того, кто не мудр и не добр, не счел ты счастливым;
Если народ говорит про тебя, что здоров и силен ты,
Как бы в угоду ему ты не стал притворяться, скрывая,
Скажем, желанье поесть, и сжимая дрожащие пальцы.
Ложный стыд у глупцов лишь прячет душевные язвы!
25 Если б тебе приписал кто-нибудь на земле и на море
Битвы и речью такою ласкал тебе праздные уши:
«Больше ль желает народ тебе счастья иль сам ты народу,
Пусть без решенья вопрос оставит Юпитер, хранящий
Град и тебя» — ты бы знал: не тебя, а Августа славят.
30 Если позволишь к тебе обратиться «мудрец безупречный!»,
То неужели, скажи, в ответ ты с готовностью молвишь:
«Рады, конечно, с тобой называться мы добрым и мудрым»?
Нет: кто сегодня нам дал это званье, тот завтра отнимет.
Как, предоставив почет недостойным, он сам отнимает.
35 «Сдай, то мое», — говорит; сдаю я и в тень отступаю.
Ну, а если начнут кричать, что я вор и развратник,
Иль утверждать, что петлей задушил я отца, неужели
Стану, в лице изменясь, я лживым укором терзаться?
Ложною почестью горд и ложных наветов страшится
40 Кто, кроме лживых людей и больных? Добродетелен кто же?
«Тот, кто решенья отцов, законы, права охраняет,
Кто справедливым судом вершит бесконечные тяжбы,
Чьею порукой и чьим показаньем решается дело».
Видит, однако, вокруг каждый дом, вся округа то знает —
45 Гадок внутри он и только лишь шкурой блестящей пригляден!
Если мне раб говорит: «Ничего не украл я, не беглый» —
Я отвечаю: «За то и награда — не жгут тебя плети».
«Я никого не убил». — «Так ворон на кресте ты не кормишь».
«Честный труженик я». А сабинский помещик не верит.
50 Ям опасается волк-хитрец, подозрительных петель —
Ястреб; боится крючка прикрытого хищная птица.
Доблестный муж не грешит из любви к добродетели только!
Ты ж не грешишь потому, что боишься заслуженной кары;
Будь же надежда то скрыть, ты святое смешаешь с запретным,
55 Если крадешь ты бобов из тысячи мерок одну лишь,
Легче — ты знай — не твой грех, но убыток, что мне причиняешь.
Честный сей муж, на кого и весь форум, и суд весь дивится
Всякий раз, как богам поросенка, быка ли приносит,
Громко: «О Янус-отец, Аполлон!» — восклицает, а после
60 Губы шевелит, боясь быть услышан: «Благая Лаверна,
Дай обмануть мне, но дай казаться святым, непорочным;
Мраком ночным все грехи, обманы же тучей прикрой ты».
Чем же свободней раба или лучше припавший к дороге
Скряга, который гроши, оброненные в пыль, поднимает,
65 Право, не вижу я: кто будет жаден, тот будет бояться-
Кто же под страхом живет, тот не может, по мне, быть свободным
Бросил оружие тот и доблести поприще кинул
Кто достоянье свое умножает, и этим подавлен
Впрочем (коль пленных можно продать, то к чему убивать их?)
70 Пользу приносит и раб: пусть пасет или пашет они поле;
Пусть среди волн, купцом разъезжая, проводит он зиму;
Цены снижает пускай, подвозя съестные припасы.
Мудрый же, доблестный муж говорить не страшится: «Правитель
Фив, о Пенфей! Что меня ты ужасное хочешь заставить
75 Несть и терпеть?» — «Отниму все добро». — «Значит, скот мой и деньги,
Ложа и все серебро? Так бери же!» — «Я буду под строгой
Стражей тебя содержать, и руки и ноги сковавши».
«Лишь захочу — меня бог сам избавит от уз!..» Полагаю,
Думает он: «Я умру». Ибо смерть есть предел всех страданий.
Впервые: «Гораций: Оды, Эподы, Сатиры, Послания», М., 1970, с. 352—354.
Послание 16. К Квинтию. О мнимом и истинном благе.
Ст. 27—29. Цитата из панегирика Августу, написанного Варием, другом Горация.
Ст. 60. Лаверна — богиня, покровительница воров.
Ст. 73—77. Парафраза реплик из трагедии Еврипида «Вакханки».
epist. i xvi ne perconteris, fundus meus, optime quincti...
Квинтий добрейший, чтоб ты не спрашивал, чем же именье
Кормит владельца, меня — поля богатят иль оливки,
Яблоки или луга, иль обвитые ло́зами вязы —
Я положенье тебе и вид опишу поподробней,
5 Горы сплошные почти — их долина тенистая делит,
Так что солнце, всходя, правый склон озаряет, а левый
Кроет пылающей мглой, в колеснице бегущей спускаясь.
Климат одобрил бы ты. А что, коль терновник и вишня
Ягод румяных дадут торовато, дубы же и вязы
10 Тешить обильем плодов будут скот, а хозяина — тенью?
Скажешь, что это Тарент, приближенный сюда, зеленеет.
Есть и ручей, что — реке дать имя достойный — струится
Хладный и чистый; и ничуть не уступит фракийскому Гебру:
Он для больной головы полезен, равно — для желудка...
15 Милый такой уголок и, если мне веришь, прелестный,
Здравым меня в сентябре представит тебе, невредимым.
Правильно ты ведь живешь, если быть, чем прослыл, ты стремишься.
Жители Рима — давно мы тебя величаем счастливым;
Все ж, не поверил бы больше другим, чем себе ты, боюсь я;
20 Как бы того, кто не мудр и не добр, не счел ты счастливым;
Если народ говорит про тебя, что здоров и силен ты,
Как бы, притворщик, не стал пред едой ты скрывать лихорадку
Вплоть до поры, как начнут уж трястись твои жирные руки.
Ложно стыдясь, то глупцы лишь таит без лечения язвы.
25 Если б тебе приписал кто-нибудь на земле и на море
Войны, и речью такою ласкал тебе праздные уши:
«Больше ль желает народ тебе счастья, иль сам ты народу,
Пусть без решенья вопрос оставит Юпитер, хранящий
Град и тебя» — ты б узнал без сомненья, что Августа славят.
30 Если позволишь к тебе обратиться, «мудрец безупречный»,
Ты — мне на милость скажи — откликнешься ты и ответишь:
— «Рады, конечно, с тобой называться мы добрым и мудрым»?
Все ж, кто сегодня нам дал это, завтра — захочет — отнимет,
Как, представив почет недостойным, он сам отнимает.
35 «Сдай, то мое» говорит; сдаю я и в тень отступаю.
Станет коль он же кричать, что я вор, отрицать мою честность,
Иль утверждать, что петлей задушил я отца, неужели
Стану, в лице изменясь, я лживым укором терзаться?
Ложною почестью горд и ложных наветов страшится
40 Кто, кроме лживых людей и больных? Добродетелен кто же?
— «Тот, кто решенья отцов, законы, права охраняет,
Тот, кто — умелый судья — много тяжб больших пресекает,
Тот, чьей порукой и чьим показаньем решается дело».
Видит, однако, вокруг каждый дом, вся округа то знает —
45 Гадок внутри он и только лишь шкурой блестящей пригляден.
Если мне раб говорит: «Ничего не украл я, не беглый» —
Я отвечаю: «За то и награда — не жгут тебя плети».
«Я никого не убил». — «Так ворон на кресте ты не кормишь».
«Честный я труженик». — «Это Сабелл отрицает упорно».
50 Ям опасается волк-хитрец, подозрительных петель —
Ястреб; боится крючка прикрытого хищная птица.
Доблестный муж не грешит из любви к добродетели только.
Ты вот себе согрешить, только кары боясь, не позволишь;
Будь же надежда то скрыть, ты святое смешаешь с запретным.
55 Ибо крадешь коль бобов ты из тысячи мерок одну лишь,
Легче — ты знай — не твой грех, но убыток, что мне причиняешь.
Честный сей муж, на кого и весь форум, и суд весь дивится.
Всякий раз, как богов поросенком, быком ли смягчает,
Громко «О Янус-отец, Аполлон!» восклицает, а после
60 Губы шевелит, боясь быть услышан: «Благая Лаверна,
Дай обмануть мне, о дай же ты правым, святым мне казаться;
Мраком ночным все грехи, обманы же тучей прикрой ты».
Чем же свободней раба или лучше припавший к дороге
Скряга, который гроши, оброненные там, поднимает,
65 Право, не вижу я: кто будет жаден, тот будет бояться;
Кто же под страхом живет, тот не может, по мне, быть свободным.
Бросил оружие тот и доблести поприще кинул,
Кто достоянье свое умножает, и этим подавлен.
— Если ты пленного можешь продать, то к чему убиваешь?
70 Будет полезен, как раб; пусть пасет или пашет он в поле;
Пусть среди волн, купцом разъезжая, проводит он зиму;
Цены снижает пускай и подвозит съестные припасы.
Мудрый же, доблестный муж говорить не страшится: «Правитель
Фив, о Пенфей! Что меня ты ужасное хочешь заставить
75 Несть и терпеть?» — «Отниму все добро. — «Значит, скот мой и деньги
Ложа и все серебро? Так бери же!» — «Я буду под строгой
Стражей тебя содержать, и руки и ноги сковавши».
— «Лишь захочу — меня бог сам избавит от уз!..» Полагаю,
Думает он: «Я умру». Ибо смерть есть предел всех страданий.
«Гораций: Собрание сочинений», СПб., 1993, с. 314—316.
Послание 16.
Ст. 27—29. Гораций цитирует стихи поэта Вария из панегирика Августу.
Ст. 73—79. Гораций приводит слова Вакха, обращенные к царю Фив, Пенфею (см. Оды, 19, ст. 14 и «Вакханки» Еврипида, ст. 492—498).
epist. i xvii quamvis, scaeva, satis per te tibi consulis et scis...
Сцева, хоть сам ты себе и хороший советник, и знаешь,
Как обходиться с людьми, стоящими выше, простыми, —
Выслушай мненье дружка, который в советники лезет,
Словно слепой — в вожаки; ты, однако, обдумай, быть может,
5 Выскажу что-нибудь я, что и ты пожелаешь усвоить.
Если отрадный покой ты и сон до позднего часа
Любишь, а города пыль, грохотанье колес и трактиры
Ты ненавидишь, совет мой тебе — в Ферентин перебраться;
Радости ведь не одним богачам лишь в удел достаются,
10 Прожил не худо и тот, кто безвестным родился и умер.
Если же ближним помочь и себя угостить ты желаешь,
Это — дело другое: ступай, голодный, к богатым.
«Если бы зелень в обед Аристипп мог терпеть, он не стал бы
Знаться с царями». — «А если бы тот, кто меня укоряет,
15 Знаться с царями умел, ему б зелень претила». Какое
Мненье вернее, ты можешь сказать? Если нет, то послушай,
Чем предпочтительней мысль Аристиппова. Он отразил ведь
Киника едкий упрек такой», по преданью, насмешкой:
«Я — для себя только шут, а ты — для толпы, и достойней
20 Доля моя. Чтобы конь меня вез и цари бы кормили,
Службу несу я; а ты униженно просишь о всякой
Дряни, хоть делаешь вид, что ни в ком не нуждаешься будто».
Шло к Аристиппу любое житье, положенье и дело:
Лучшего всюду ища, он доволен был тем, что имеет,
25 Вряд ли принял бы так житейской стези перемену
Тот, кто двойным плащом закутал свое воздержанье»
Этот пурпурных одежд для себя дожидаться не станет
Он, что попало надев, пойдет по местам многолюдным,
Роль богача, бедняка равно проведет, не сбиваясь.
30 Ну, а другой побежит от тканой милетской хламиды,
Как от змеи иль собаки: скорее от стужи умрет он,
Если плаща не вернешь. Так верни, — пусть живет он, потешный!
Подвиг свершать иль врагов показывать гражданам пленных —
К трону Юпитера то уже близко, до неба доходит:
35 Но не последняя честь и знатным понравиться людям.
Людям, однако, не всем удается достигнуть Коринфа.
Сел, кто боялся того, что ему не дойти; пусть сидит он.
Что же? А тот, кто достиг, как муж поступил он? Конечно,
То, чего ищем мы, — здесь иль нигде. Ибо тот устрашился
40 Ноши, что слабой душе непосильна и слабому телу:
Этот же взял и несет. Или доблесть — пустое лишь слово,
Или решительный муж вправе славы искать и награды.
Те, кто молчать пред царем о бедности могут, получат
Больше, чем тот, кто просил; есть разница — взял ты стыдливо
45 Или схватил: ибо в том твоих действий и цель и источник.
«Бедная мать у меня и сестра-бесприданница также;
Мне ни продать невозможно именья, ни им прокормиться».
Кто говорит так, кричит: «Дайте пищи!»; другой подпевает:
«Дайте и мне!» Пополам подающий разделит краюху.
50 Ворон, однако, коль мог бы он молча питаться, имел бы
Больше добычи, а драк и зависти меньше гораздо.
Тот, кто богатых друзей провожает в Суррент иль Брундизий,
Плачется им и на дождь, на стужу, на тряские кочки,
Плачет, что взломан сундук и украли дорожные деньги;
55 Но повторяет блудниц он уловки известные: часто
Плачут они — мол, украли цепочку, запястье; но вскоре
Веры им нет никакой, хоть и впрямь бы случилась пропажа:
Кто на распутье осмеян был раз — шутника не поднимет,
Ногу хотя б тот сломал и в слезах умолял бы прохожих
60 Помощь подать и святым Озирисом клялся, взывая:
«Верьте, жестокие, мне — я не лгу; поднимите хромого!»
«Нет поищи чужака!» — проворчат, откликаясь, соседи.
Впервые: «Гораций: Оды, Эподы, Сатиры, Послания», М., 1970, с. 355—356.
Послание 17. К Сцеве. Об обращении со знатными покровителями.
Ст. 8. Ферентин — городок в Лации.
Ст. 13—15 передают диалог между философами IV в. — гедонистом Аристиппом (ему и сочувствует поэт) и киником Диогеном.
Ст. 26. Двойной плащ — одежда киников.
Ст. 36. Достигнуть Коринфа — греческая пословица.
epist. i xvii quamvis, scaeva, satis per te tibi consulis et scis...
Сцева, хоть сам ты себе и хороший советник, и знаешь,
Как обходиться с людьми, стоящими выше, простому, —
Мненье дружка заучи, что учиться сам должен, но хочет
Быть вожаком — сам слепой; ты однако обдумай — быть может,
5 Выскажу что-нибудь я, что и ты пожелаешь усвоить.
Если отрадный покой ты и сон вплоть до часа седьмого
Любишь, а города пыль, грохотанье колес и трактиры
Ты ненавидишь, совет мой тебе — в Ферентин перебраться;
Радости ведь не одним богачам лишь в удел достаются,
10 Прожил не худо и тот, кто безвестным родился и умер.
Если ж своим угодить ты желаешь, а также радушней
Сам себя угостить, то ступай, истощенный, ты к жирным.
«Если бы зелень в обед Аристипп мог терпеть, он не стал бы
Знаться с царями». — «А если бы тот, кто меня укоряет,
15 Знаться с царями умел, ему зелень претила б». Одобрить
Чьи же слова и дела, научи, иль как младший послушай,
Мненье верней почему Аристиппово. Он отразил ведь
Циника едкий упрек такой, по преданью, насмешкой:
«Я для себя только шут, а ты для толпы — и разумней
20 То и почетней. Чтоб конь меня вез и цари бы кормили,
Службу несу я; а ты пустяков, пред дающим склоняясь,
Просишь, хоть делаешь вид, что ни в ком не нуждаешься будто».
Шло к Аристиппу любое житье, положенье и дело:
Лучшего всюду ища, он доволен был тем, что имеет.
25 Я удивился бы, если б житейской стези перемена
Шла бы к тому, кого в длинный лоскут облекло воздержанье.
Этот пурпурных одежд для себя дожидаться не станет,
Он, что попало надев, пойдет по местам многолюдным,
Роль богача, бедняка равно проведет, не сбиваясь.
30 Будет другой убегать от тканой в Милете хламиды,
Пуще боясь, чем змеи иль собаки; от стужи умрет он,
Если плаща не вернешь. Так верни, — пусть живет он, потешный!
Подвиг свершать иль врагов показывать гражданам пленных —
К трону Юпитера то уже близко, до неба доходит:
35 Но не последняя честь и знатным понравиться людям.
Людям, однако, не всем удается достигнуть Коринфа.
Сел, кто боялся того, что ему не дойти; пусть сидит он.
Что же? А тот, кто достиг, как муж поступил он? Конечно,
То, чего ищем мы — здесь иль нигде. Ибо тот устрашился
40 Ноши, что слабой душе непосильна и слабому телу:
Этот же взял и несет. Или доблесть — пустое лишь слово,
Или решительный муж вправе славы искать и награды.
Те, кто молчать пред царем о бедности могут, получат
Больше, чем тот, кто просил; значит разница — взял ты стыдливо
45 Или схватил: ибо в том твоих действий и цель, и источник.
— «Бедная мать у меня и сестра-бесприданница также;
Мне ни продать невозможно именья, ни им прокормиться».
Кто говорит так, кричит: «Дайте пищи!»; другой подпевает:
«Дайте и мне!» Пополам подающий разделит краюху.
50 Ворон однако, коль мог бы он молча питаться, имел бы
Больше добычи, а драк и зависти меньше гораздо.
Тот, кто в отрадный Суррент взят спутником или в Брундизий,
Сетует, кочки терпя, или резкую стужу, иль ливни;
Плачет, что взломан сундук и украли дорожные деньги;
55 Но повторяет блудниц он уловки известные: часто
Плачут они — мол, украли цепочку, запястье; но вскоре
Веры им нет, хоть и впрямь потеряют что, или в печали.
Кто на распутьи осмеян был раз, — не поднимет бродягу,
Ногу хотя б тот сломал и хотя б, заливаясь слезами,
60 Он умолял и, святым Озирисом клянясь, говорил бы:
«Верьте, жестокие, мне — я не лгу; поднимите хромого!»
«Нет, поищи чужака!», проворчат, откликаясь, соседи.
«Гораций: Собрание сочинений», СПб., 1993, с. 317—318.
Послание 17. К Сцеве.
Ст. 6. До часа седьмого — по-нашему до первого часа пополудни.
Ст. 13. Вводя в Послание диалог гедониста Аристиппа с циником (Диогеном), Гораций явно становится на сторону первого.
Ст. 30. В Милете (в Малой Азии) выделывались ценные шерстяные ткани.
Ст. 36. Этот стих — греческая поговорка, переведенная Горацием.
epist. i xviii si bene te novi, metues, liberrime lolli...
Если я знаю тебя хорошо, благороднейший Лоллий,
Ты ни пред кем не станешь шутом, обещавши быть другом.
Как обхожденье и вид у матроны с блудницей различны,
Так отличаться и друг от шута вероломного будет.
5 Только не лучше такого порока порок и обратный:
Это — мужицкая грубость, несносная с нею нескладность;
Знаки ее — нечесаный волос да черные зубы;
Зваться свободой она и доблестью истинной хочет.
Доблесть в средине лежит меж пороков равно удаленных!
10 Склонен чрезмерно один к послушанию; с нижнего ложа,
Словно как шут, он боится случайного взгляда патрона,
Вторит сужденьям его и слова оброненные ловит,
Будто урок отвечает учителю строгому мальчик
Иль комедийный актер играет подсобные роли.
15 Ну, а другой — о любом пустяке принимается спорить
Чуть не с оружьем в руках: «Как? Кто-то мне смеет не верить?
Верят не мне, а другим? А я чтоб молчал и не спорил?
Нет, никогда! Хотя бы две жизни мне дали в награду!
Ну, а спор-то о чем? «Кто искуснее, Кастор иль Долих?»,
20 «Как до Брундизия ехать, короткой иль длинной дорогой?
Кто от затрат на любовь обнищал, кто от пагубной кости,
Щеголем кто выше средств одевается, мажется нардом,
Жаждою кто одержим серебра ненасытной, а также
Бедности кто избегает, стыдится, — того друг богатый,
25 Пусть хоть десятком пороков он сам одарен, ненавидит
Или же (ежели добр), опекает, как матерь родная
Так, чтоб умней он его был и доблестью превосходил бы
Правду почти говоря: «Не тянись ты за мной — мои средства
Глупость выносят мою, состоянье ж твое маловато-
30 Узкая тога прилична клиенту разумному — брось же
Спорить со мной». Евтрапел, кому вред принести он захочет
Тем дорогие дарил одеянья: «Счастливец ведь примет
С кучею туник прекрасных и новые планы, надежды;
Будет он спать до полудня, забросит честную службу
35 Ради блудниц, понакопит долгов, гладиатором станет
Или же клячу гонять огородника будет по найму».
В тайнах патрона, смотри, никогда не пытайся ты шарить,
Все, что он вверил, таи, хоть терзает вино или злоба.
Собственных склонностей сам не хвали и его не порочь ты.
40 Хочет охотиться он — ты стихов не кропай в это время.
Братьев ведь так близнецов — Амфиона и Зета — распалась
Дружба, пока наконец ненавистная строгому Зету
Лира не смолкла. И как Амфион уступил, по преданью,
Прихоти брата, — и ты уступай повелениям мягким
45 Сильного друга. Когда, этолийские сети и колья
На спину мулам взвалив, с собаками в поле идет он,
Встать не ленись, отгони неприветной Камены угрюмость,
С ним чтобы вместе поесть трудами добытое мясо.
Дело то римским мужам привычно, полезно для славы,
50 Жизни, для силы твоей, тем боле — здоров ты вполне ведь:
В беге и пса превзойти, а в силе и вепря ты мог бы.
Далее, нет никого, кто б с оружием мужа справлялся
Лучше тебя; знаешь сам, какими криками зритель
Стойкость встречает твою в сраженьях на Марсовом поле;
55 Отроком ты на войне Кантабрской уже подвизался;
Тот был вождем, кто теперь снимает знамена с парфянских
Храмов и земли обрек остальные оружию римлян.
Помни о том, что тебе от охоты нельзя уклоняться
Без оправданья: хоть ты ничего против правил не делал,
60 Как говоришь, но порой ведь в именье отца ты играешь:
В лодки садятся войска из отроков, будто враждебных,
Ты — предводителем; вновь при Акции битва ведется;
Брат твой — противник, а пруд — Адриатика; вплоть до того, как
Ветвью из вас одного, примчась, увенчает Победа.
65 Если увидит патрон, что сочувствуешь ты его вкусам,
Будет он знаком руки твое одобрять развлеченье.
Далее, вот мой совет (если надобны эти советы):
Чаще ты взвешивай, что и кому говоришь обо всяком.
От любопытного прочь убегай: болтлив любопытный,
70 Жадно открытые уши не держат доверенной тайны;
Выпустил только из уст — и летит невозвратное слово.
Сердце не ранит тебе ни одна пусть служанка, ни отрок,
Мраморный только порог перешел ты почтенного друга,
Чтобы красавца юнца или девочки милой хозяин
75 Даром ничтожным тебя не счастливил иль, хмурясь, не маял.
Другу кого представляешь, еще и еще осмотри ты,
Стыд чтоб потом на тебя за чужие не пал прегрешенья.
Впав в заблужденье, порой мы в дом недостойного вводим;
Так не пытайся в своем заблужденье упорствовать доле,
80 Не защищай знакомцев своих от вины очевидной
Только за то, что они на твою надеются помощь.
Если кого-нибудь зуб Феонов грызет, ты не чуешь —
То же несчастье тебя в скором времени может постигнуть.
Твой в опасности дом, стена коль горит у соседа:
85 Большую силу берет пожар, коль его ты запустишь.
Сладко — неопытный мнит — угождение сильному другу,
В опытном — будит то страх. Пока в море открытом корабль твой,
Будь начеку; изменясь, не унес бы назад тебя ветер.
Грустным веселый претит; ненавидят веселые грустных,
90 Медлящих — те, что спешат, а вялые — бойких, подвижных;
Пьющие (те, что фалерн до полуночи пить начинают,
В гневе на тех, что бокал, предложенный им, отвергают,
Сколько бы ты ни божился, что просто боишься простуды.
Облако прочь от бровей отгоняй: ведь обычно, кто скромен,
95 Скрытным считается тот; молчаливый — суровым судьею.
Ты в положении всяком ученых читай, поучайся:
Способом можешь каким свой век провести ты спокойно,
Так, чтоб тебя не томили: всегда ненасытная алчность,
Страх потерять иль надежда добыть малонужные вещи;
100 Доблесть науки ли плод иль природное то дарованье;
Что уменьшает заботы, тебя примиряет с собою;
Что обеспечить покой способно: почет и достаток
Иль обособленный путь и жизни безвестной тропинка.
Всякий ведь раз, как меня восстановят Дигенции хладной
105 Воды, что поят крестьян Манделы, дрожащих от стужи,
Что я, мой друг, ощущаю, о чем, полагаешь, молюсь я?
Будет пускай у меня, что уж есть, даже меньше, и пусть бы
Прожил я век остальной, как хочу, коль продлят его боги
Был бы лишь добрый запас мне и книг и провизии на год
110 Чтоб суеты я не знал, неуверенный в часе ближайшем
Впрочем, довольно просить, что Юпитер дарит и уносит:
Жизнь лишь и средства пусть даст — сам душе я покой уготовлю!
Впервые: «Гораций: Оды, Эподы, Сатиры, Послания», М., 1970, с. 357—360.
Послание 18. К Лоллию, адресату послания 1, 2. Об обращении со знатными покровителями.
Ст. 19. Кастор и Поллукс — актеры иди гладиаторы.
Ст. 31. Евтрапел — ростовщик в Риме времен молодости Горация.
Ст. 45. Этолийские сети. — Сети названы этолийскими в память о морской охоте Мелеагра.
Ст. 56. Тот был вождем... — Имеется в виду Август.
Ст. 82. Феон — известный клеветник.
Ст. 104. Дигенция — ручей, протекавший через поместье Горация и деревню Манделу (ст. 105).
epist. i xviii si bene te novi, metues, liberrime lolli...
Если я знаю тебя хорошо, благороднейший Лоллий,
Роли не примешь шута ни пред кем, обещавши быть другом
Как обхожденье и вид у матроны с блудницей различны,
Так отличаться и друг от шута вероломного будет.
5 Но еще больше такого порока порок и обратный:
То — деревенщины грубость, несносная с нею нескладность
В стрижке до кожи себя и в черных зубах проявляет
Зваться свободой она и истинной доблестью хочет.
Доблесть в средине лежит меж пороков равно удаленных.
10 Склонен чрезмерно один к послушанию; с нижнего ложа,
Словно как шут, он кивка богача так страшится, сужденьям
Вторит его и слова оброненные ловит, — что мнится,
Будто урок отвечает учителю строгому мальчик
Иль комедийный актер то роль исполняет вторую.
15 В битву вступает другой, о шерсти козлиной заспорив,
С вздорным оружьем в руках: «Я за то, чтобы больше доверья
Не было мне, чем другим, чтобы я никогда, что мне любо,
Высказать громко не смел — не возьму и два века в награду».
Спорят однако о чем? Касто́р ли ловчей или Долих?
20 Аппия ль лучше доро́гой, Минуция ль ехать в Брундизий?
Кто от затрат на любовь обнищал, кто от пагубной кости,
Щеголем кто выше средств одевается, мажется нардом,
Жаждою кто одержим серебра ненасытной, а также
Бедности кто избегает, стыдится, — того друг богатый,
25 Пусть хоть десятком пороков он сам одарен, ненавидит
Иль, не гнушаясь его, опекает, как матерь родная
Так, чтоб умней он его был, и доблестью превосходил бы,
Правду почти говоря: — «Не тянись ты за мной — мои средства
Глупость выносят мою, состоянье ж твое маловато:
30 Узкая тога прилична клиенту разумному — брось же
Спорить со мной». Евтрапел, кому вред принести он захочет,
Тем дорогие дарил одеянья: «Счастливец ведь примет
С кучею туник прекрасных и новые планы, надежды;
Будет он спать до полудня, служение честное ставить
35 Ниже блудниц, понакопит долгов; под конец же фракийцем
Станет, иль клячу гонять огородника будет по найму».
В тайнах патрона, смотри, никогда не пытайся ты шарить,
Все, что он вверил, таи, хоть терзает вино или злоба.
Собственных склонностей сам не хвали и его — не порочь ты
40 Хочет охотиться он — ты стихов не кропай в это время.
Братьев ведь так близнецов — Амфиона и Зета — распалась
Дружба, пока, наконец, ненавистная строгому Зету,
Лира не смолкла. И как Амфион уступил, по преданью,
Прихоти брата, — и ты уступай повелениям мягким
45 Сильного друга. Когда, этолийской работы тенета
На спину мулам взвалив, с собаками в поле идет он,
Встать не ленись, отгони неприветной Камены угрюмость,
С ним чтобы вместе поесть трудами добытое мясо.
Дело то римским мужам привычно, полезно для славы,
50 Жизни, для силы твоей, тем боле — здоров ты вполне ведь:
В беге и пса превзойти, а в силе и вепря ты мог бы.
Далее, нет никого, кто б с оружием мужа справлялся
Лучше тебя; знаешь сам, какой зрителей крик, вкруг сидящих,
Стойкость встречает твою в сраженьях на Марсовом поле;
55 Отроком ты на войне Кантабрской уже подвизался;
Тот был вождем, кто теперь снимает знамена с парфянских
Храмов и земли обрек остальные оружию римлян.
Помни о том, чтоб тебе не отсутствовать, не уклоняться
Без оправданья: хоть ты ничего против правил не делал,
60 Как говоришь, но порой в именьи отца ты играешь:
В лодки садятся войска из отроков, будто враждебных,
Ты — предводителем; вновь при Акции битва ведется;
Брат твой — противник, а пруд — море Адрия; вплоть до того, как
Ветвью из вас одного, примчась, увенчает Победа.
65 Раз он уверится в том, что сочувствуешь ты его вкусам,
Пальцами будет двумя он твое одобрять развлеченье.
Чтоб тебя дальше учить (если нужен учитель) — совет мой:
Чаще ты взвешивай, что и кому говоришь обо всяком.
От любопытного прочь убегай, ибо он и болтун ведь;
70 Жадно открытые уши не держат доверенной тайны;
Выпустил только из уст — и летит невозвратное слово.
Сердце не ранит тебе ни одна пусть служанка, ни отрок,
Мраморный только порог перешел ты почтенного друга,
Чтобы красавца юнца или девочки милой хозяин
75 Даром ничтожным тебя не счастливил иль, хмурясь, не маял.
Другу кого представляешь, еще и еще осмотри ты,
Стыд чтоб потом на тебя за чужие не пал прегрешенья.
Впав в заблужденье, порой недостойного мы предлагаем;
Брось, коль обманут, того защищать, что виной своей сгублен,
80 Чтобы того уберечь, кто — известный вполне — заподозрен,
Взяв под защиту твою, на которую он уповает.
Если кого-нибудь зуб Феонов грызет, ты не чуешь —
То же несчастье тебя в скором времени может постигнуть.
Дело о скарбе твоем, стена коль горит у соседа
85 (Бо́льшую силу берет пожар, коль его ты запустишь).
Сладко — неопытный мнит — угождение сильному другу,
В опытном — будит то страх. Пока в море открытом корабль твой,
Будь начеку; изменясь, не унес бы назад тебя ветер.
Грустным веселый претит; ненавидят веселые грустных,
90 Медлящих — те, что спешат, а вялые — бойких, подвижных;
Пьющие (те, что фалерн до полуночи пить начинают,
Пьяницы) — тех, что бокал, предложенный им, отвергают,
Сколько б ни клялись, что на ночь боятся вином разогреться.
Облако прочь от бровей отгоняй: ведь обычно, кто скромен,
95 Скрытным считается тот; молчаливый — суровым судьею.
Ты в положении всяком ученых читай, поучайся:
Способом можешь каким свой век провести ты спокойно,
Так, чтоб тебя не томили: всегда ненасытная алчность,
Страх потерять иль надежда добыть малонужные вещи;
100 Доблесть науки ли плод, иль природное то дарованье;
Что уменьшает заботы, тебя примиряет с собою;
Что обеспечить покой способно: почет и достаток,
Иль обособленный путь и жизни безвестной тропинка.
Всякий ведь раз, как меня восстановят Дигенции хладной
105 Воды, что поят крестьян Манделы, дрожащих от стужи,
Что я, мой друг, ощущаю, о чем, полагаешь, молюсь я?
Будет пускай у меня, что уж есть, даже меньше, и пусть бы
Прожил я век остальной, как хочу, коль продлят только боги;
Был бы лишь добрый запас мне и книг и провизии на год,
110 Чтоб суеты я не знал, неуверенный в часе ближайшем...
Впрочем, довольно просить, что Юпитер дарит и уносит:
Жизнь лишь и средства пусть даст — сам душе я покой уготовлю!
«Гораций: Собрание сочинений», СПб., 1993, с. 319—321.
Послание 18. К Лоллию, которому написано и послание I, 2.
Ст. 10. ...С нижнего ложа... См. Сат. II, 8, ст. 20.
Ст. 20. Дорога Минуция была короче, но хуже Аппиевой (см, Сат. I, 5).
Ст. 31. Евтрапел. Прозвище «Евтрапел» значит «остряк» (см. Аристотель, «Риторика» II, 11. Русский перевод Н. Платановой, «Журн. Мин. Нар. Пр.», (1892).
Ст. 35. Фракийцы — особый род гладиаторов.
Ст. 45. Этолийской работы тенета, т. е. такие же, какие были на мифической «Калидонской охоте» в Этолии (см. «Метаморфозы» Овидия, VIII, 260 слд.).
Ст. 66. ...Пальцами... двумя... — так, как делали зрители в цирке.
Ст. 82. Феонов зуб. Согласно древним комментаторам, Феон был вольноотпущенник, злоязычие которого вошло в поговорку.
epist. i xix prisco si credis, maecenas docte, cratino...
Древнему веришь коль ты, Меценат просвещенный, Кратину,
Долго не могут прожить и нравиться стихотворенья,
Раз их писали поэты, что воду лишь пьют. И как только
Либер поэтов-безумцев к Сатирам и Фавнам причислил,
5 Стали с утра уж вином попахивать нежные Музы.
Славя вино, сам Гомер себя в дружбе с вином уличает;
Даже и Энний-отец бросался оружие славить,
Выпив всегда. «Я колодец Либона и форум доверю
Людям непьющим, но песни слагать запрещу я серьезным».
10 Только я это изрек, — неотступно поэты все стали
Пить вперепой по ночам, перегаром воняя наутро.
Что ж? Если б кто-нибудь, дикий, пытался представить Катона
Взором суровым, ногой необутой и тогой короткой,
Разве явил бы он тем и характер и доблесть Катона?
15 Так, Тимагена соперник в речах, надорвался Иарбит,
Стать остроумцем стремясь и красноречивым считаться.
Манит примером порок, легко подражаемый: стань я
Бледен случайно, они б уже тмин все бескровящий пили.
О подражатели, скот раболепный, как суетность ваша
20 Часто тревожила желчь мне и часто мой смех возбуждала!
Первый свободной ногой я ступал по пустынному краю,
Я по чужим ведь стопам не ходил. Кто в себя только верит,
Тот — предводитель толпы. Ибо первый паросские ямбы
Лацию я показал; Архилоха размер лишь и страстность
25 Брал я, не темы его, не слова, что травили Ликамба.
Ты же не должен венчать меня листьями мельче за то, что
Я убоялся менять размеры и строй его песен.
Властная муза Сапфо соблюдала размер Архилоха,
Как соблюдал и Алкей, хоть писал об ином и иначе —
30 Он не стремится пятнать словами чернящими тестя,
Он не свивал для невесты петлю позорящей песней.
Музу его, что забыта у нас, я из лириков римских
Первый прославил: несу неизвестное всем и горжусь я —
Держат, читают меня благородные руки и очи.
35 Хочешь ты знать, почему читатель стихи мои дома
Хвалит и любит, когда ж за порогом, лукавый, хулит их?
Я не охочусь совсем за успехом у ветреной черни,
Трат не несу на пиры и потертых одежд не дарю я.
Слушатель я и поборник писателей славных; считаю
40 Школы словесников все обходить для себя недостойным.
Вот где источник их слез! «Недостойные полных театров
Стыдно творенья читать, пустякам придавая значенье», —
Я говорю, а они: «Не смеши — для Юпитера слуха
Ты их хранишь, довольный собой, словно мед стихотворства
45 Весь у тебя одного...» Но нос задирать тут боюсь я;
Ноготь чтоб острый борца не поранил меня, восклицаю:
«Место не нравится мне для борьбы!» — и прошу перерыва.
Ибо рождает игра и горячие споры, и злобу;
Злоба — жестокий раздор и войны, несущие гибель.
Впервые: «Гораций: Оды, Эподы, Сатиры, Послания», М., 1970, с. 361—362.
Послание 19. К Меценату. О поэтах-подражателях.
Ст. 8—9. Цитата из несохранившегося стихотворения.
Ст. 15. Тимаген — греческий ритор, живший в Риме; Иарбит ближе неизвестен.
Ст. 25. Ликамб — по преданию, обманул Архилоха, уроженца Пароса (ст. 23), обещав выдать за него дочь, а тот отомстил язвительными стихами, доведя обоих до самоубийства.
Ст. 43. Юпитер. — Имеется в виду Август.
epist. i xix prisco si credis, maecenas docte, cratino...
Древнему веришь коль ты, Меценат просвещенный, Кратину,
Долго не могут прожить и нравиться стихотворенья,
Раз их писали поэты, что воду лишь пьют. И как только
Либер поэтов-безумцев к Сатирам и Фавнам причислил,
5 Стали с утра уж вином попахивать нежные Музы.
Славя вино, сам Гомер себя в дружбе с вином уличает;
Даже и Энний-отец бросался оружие славить,
Выпив всегда. — «Я колодец Либона и форум доверю
Людям непьющим, но песни слагать запрещу я серьезным».
10 Только он это изрек, — неотступно поэты все стали
Пить вперепой по ночам, перегаром воняя наутро.
Что ж? Если б кто-нибудь, дикий, пытался представить Катона
Взором суровым, ногой необутой и тогой короткой,
Разве явил бы он тем и характер и доблесть Катона?
15 Так, Тимагена соперник в речах, надорвался Иарбит,
Стать остроумцем стремясь и красноречивым считаться.
Манит примером порок, легко подражаемый: стань я
Бледен случайно, они б уже тмин все бескровящий пили.
О подражатели, скот раболепный, как суетность ваша
20 Часто тревожила желчь мне и часто мой смех возбуждала!
Первый свободной ногой я ступал по пустынному краю,
Я по чужим ведь стопам не ходил. Кто в себя только верит,
Тот — предводитель толпы. Ибо первый паросские ямбы
Лацию я показал; Архилоха размер лишь и страстность
25 Брал я, не темы его, не слова, что травили Ликамба.
Ты же не должен венчать меня листьями мельче за то, что
Я убоялся менять размеры и строй его песен.
Музу свою подчиняет стопе Архилоха и Сафо,
Также Алкей, не сходясь в содержаньи и расположеньи:
30 Он не стремится пятнать словами чернящими тестя,
Песней бесславящей он невесте петли не свивает.
Музу его, что никто не воспел, я из лириков римских
Первый прославил: несу неизвестное всем и горжусь я —
Держат, читают меня благородные руки и очи.
35 Хочешь ты знать, почему читатель стихи мои дома
Хвалит и любит, когда ж за порогом, лукавый, хулит их?
Я не охочусь совсем за успехом у ветреной черни,
Трат не несу на пиры и потертых одежд не дарю я.
Слушатель я и поборник писателей славных; считаю
40 Школы грамматиков все обходить для себя недостойным.
Вот где источник их слез. «Недостойные полных театров
Стыдно творенья читать, пустякам придавая значенье», —
Я говорю, а они: «Не смеши — для Юпитера слуха
Ты их хранишь, ибо мед поэтический ты источаешь
45 Будто б один, себе милый..» — Но нос задирать тут боюсь я;
Ноготь чтоб острый борца не поранил меня, восклицаю:
«Место не нравится мне для борьбы!» — и прошу перерыва.
Ибо рождает игра и горячие споры и злобу;
Злоба — жестокий раздор и войны, несущие гибель.
«Гораций: Собрание сочинений», СПб., 1993, с. 322—323.
Послание 19. К Меценату.
Ст. 8. Колодец Либона — место на форуме, где собирались ростовщики (см. Сат. II, 6, ст. 34).
Ст. 15. Тимаген был родом из Александрии. Он попал в плен к римлянам и впоследствии был учителем в Риме. Он был историком и оратором, и отличался острым и злым языком.
Ст. 23. Паросские ямбы, т. е. Архилоховы, так как Архилох был родом с острова Пароса. Гораций имеет в виду свои «Эподы».
Ст. 25. О Ликамбе см. Эп. 6.
epist. i xx vortumnum ianumque, liber, spectare videris...
Кажется, книжка, уже ты глядишь на форум, на лавки,
Хочешь стоять на виду, приглажена Сосиев пемзой.
Ты ненавидишь замки и печати, приятные скромным;
Стонешь ты в тесном кругу и места многолюдные хвалишь,
5 Вскормлена хоть и не так. Ну что же, ступай, куда хочешь!
Но не забудь: уйдешь — не вернешься. Сама пожалеешь:
«Что я наделала! — будешь твердить. — Чего захотела!»
Помни: ты свиться должна, лишь устанет, пресытясь, любовник.
Ежели я, раздраженный тобой, гожуся в пророки, —
10 Будешь ты Риму мила, пока не пройдет твоя младость;
После ж, руками толпы захватана, станешь ты грязной,
Непросвещенную моль молчаливо кормить будешь, или
Скроешься в Утику ты, иль сослана будешь в Илерду.
Будет смеяться советчик, кому ты не вняла; как в басне
15 Тот, что на скалы столкнул осленка упрямого в гневе:
Кто же станет спасать того, кто не хочет спасаться?
Ну, а после всего останется только в предместьях
Чтенью ребят обучать, покуда язык не отсохнет.
Там-то, в теплые дни, когда будет кому тебя слушать,
20 Ты расскажи, что я, сын отпущенца, при средствах ничтожных
Крылья свои распростер, по сравненью с гнездом, непомерно:
Род мой насколько умалишь, настолько умножишь ты доблесть;
Первым я Рима мужам на войне полюбился и дома,
Малого роста, седой преждевременно, падкий до солнца,
25 Гневаться скорый, однако легко умиряться способный.
Если ж о возрасте кто-нибудь спросит тебя, то пусть знает:
Прожито мной декабрей уже полностью сорок четыре
В год, когда Лоллий себе в товарищи Лепида выбрал.
Впервые: «Гораций: Оды, Эподы, Сатиры, Послания», М., 1970, с. 363—364.
Послание 20. К своей книге.
Ст. 13. Утика и Илерда — города в Африке и Испании, наиболее романизованных римских провинциях.
Ст. 28. В год, когда Лоллий себе в товарищи Лепида выбрал. — Консульство Лоллия и Лепида — 21 г. до н.э..
epist. i xx vortumnum ianumque, liber, spectare videris...
Кажется, книжка, глядишь на Вертумн и на Януса свод ты —
Хочешь стоять на виду, знать, приглажена Сосиев пемзой.
Ты ненавидишь замки и печати, приятные скромным;
Стонешь ты в тесном кругу и места многолюдные хвалишь,
5 Вскромлена хоть и не так. Избегай, куда тянет, спуститься:
Выпущу лишь — и не будет возврата. — «Несчастная, что ж я
Сделала, скажешь, чего я хотела?» — как будешь в обиде.
Помни — свернуться должна, лишь устанет, пресытясь, любовник.
Если пророк не дурит, упрямством твоим недовольный,
10 Будешь ты Риму мила, пока не пройдет твоя младость;
После ж, руками толпы захватана, станешь ты грязной,
Непросвещенную моль молчаливо кормить будешь, или
Скроешься в Утику ты иль, сковав, тебя вышлют в Илерду.
Будет смеяться советчик, кому ты не вняла; как в басне
15 Тот, что на скалы столкнул осленка упрямого в гневе:
Кто ж, в самом деле, того, кто не хочет, спасать бы трудился?
Вот что еще тебя ждет: пока будешь ребят обучать ты
Чтенью в предместьях глухих, тебя старость гугнивая схватит.
В вешние дни, когда солнце ушей привлечет к тебе больше,
20 Ты расскажи, что я — сын отпущенца, при средствах ничтожных
Крылья свои распростер, по сравненью с гнездом, непомерно:
Род мой насколько умалишь, настолько умножишь ты доблесть;
Первым я Рима мужам на войне полюбился и дома,
Малого роста, седой преждевременно, падкий до солнца,
25 Гневаться скорый, однако легко умиряться способный.
Если ж о возрасте кто-нибудь спросит тебя, то пусть знает:
Прожито мной декабрей уже полностью сорок четыре
С года того, когда Лоллий в товарищи Лепида выбрал.
«Гораций: Собрание сочинений», СПб., 1993, с. 324.
Послание 20. К своей книге. Написано в 20 году.
Ст. 1—2. Вертумн — храм Вертумна (см. Сат. II, 7, ст. 15). Януса свод. См. Сат. II, 3, ст. 19. Гораций указывает то место форума, где были книжные лавки, из которых известнейшей была лавка Сосиев. Об отделке книг пемзой см. первое стихотворение Катулла (перевод А. Пиотровского, ‘Academia’, 1929).
Ст. 28. ...Когда Лоллий в товарищи Лепида выбрал, т. е. в консульство этих двух лиц.
epist. ii i maecenas atavis edite regibus–,
Множество, Цезарь, трудов тяжелых выносишь один ты:
Рима державу оружьем хранишь, добронравием красишь,
Лечишь законами ты: я принес бы народному благу
Вред, если б время твое я занял беседою долгой.
5 Ромул, и Либер-отец, и Кастор с братом Поллуксом,
Те, что в храмах к богам за то причислены были,
Что заселяли страну, о людях пеклись, укрощали
Тяжкие войны, поля межевали и строили грады, —
Сильно пеняли, что им, на заслуги в ответ, не явили
10 Должного благоволенья. Геракл, уничтоживший гидру
И победивший урочным трудом ужасных чудовищ,
Также постиг, что одной только смертью смиряется зависть.
Жжется сияньем своим талант, затмивший другие,
Те, что слабей; а почет придет, когда он угаснет.
15 Только тебя одного спешим мы почтить и при жизни,
Ставим тебе алтари, чтобы клясться тобою, как богом,
Веря — ничто не взойдет тебе равное и не всходило.
Мудрый, однако, в одном и правый народ твой, что отдал
Он предпочтенье тебе пред вождями и Рима и греков,
20 Прочее мерит не так же разумно, не тою же мерой:
Все — исключая лишь то, что явно рассталось с землею
Или свой отжило век, — докучно ему и противно.
Предан он так старине, что против преступников доски
Те, что нам десять мужей освятили, царей договоры
25 С общиной Габиев или сабинян суровых, и книги
Наших высших жрецов, и пророков старинные свитки
Все на Альбанской горе изрекли, утверждает он Музы.
Если ж, имея в виду, что у греков чем старше поэмы
Тем совершенней они, начнем мы и римских поэтов
30 Вешать на тех же весах, — то не о чем нам препираться!
Косточек нет у маслин, и нет скорлупы у ореха!
Видно, во всем мы достигли вершин: умащенных ахейцев
Выше мы в живописаньи, в борьбе, в песнопеньи под лиру.
Если, как вина, стихи время делает лучше хотел бы
35 Знать я, который же год сочинению цену поднимет?
Если писатель всего только сто лет назад тому умер
Должен быть он отнесен к совершенным и древним иль только
К новым, нестоящим? Пусть точный срок устранит пререканья!
«Древний, добротный — лишь тот, кому сто уже лет после смерти»,
40 Что же? А тот, кто погиб лишь месяцем позже иль годом —
Должен он будет к каким отнесен быть? К поэтам ли старым,
К тем ли, на коих плюет и нынешний век и грядущий?
«С честию будет причтен к поэтам старинным и тот, кто
Месяцем только одним или целым хоть годом моложе».
45 Пользуясь тем (из хвоста я как будто у лошади волос
Рву понемногу), один отниму и еще отнимать я
Стану, пока не падет, одураченный гибелью кучи,
Тот, кто глядит в календарь, и достоинство мерит годами,
И почитает лишь то, что Смерть освятила навеки.
50 Энний, что мудр и могуч был, Гомером вторым величался
(Критики так говорят), — заботился, видимо, мало,
Чем Пифагоровы сны и виденья его завершатся:
Невий у всех и в руках и в умах, как будто новинка, —
Разве не так? До того все поэмы, что древни, священны!
55 Спор заведут лишь о том, кто кого превосходит, получит
Славу «ученого» старца Пакувий, «высокого» — Акций;
Тога Афрания впору была, говорят, и Менандру,
Плавт по примеру спешит сицилийца всегда Эпихарма,
Важностью всех побеждает Цецилий, искусством Теренций,
60 Учит их всех наизусть и их, в тесном театре набившись,
Смотрит влиятельный Рим, и их чтит, причисляя к поэтам.
Чтит от времен Андроника до наших времен неизменно!
Правильно смотрит толпа иногда, но порой погрешает.
Если поэтам она удивляется древним, их хвалит,
65 Выше и равным не чтит никого, то она в заблужденьи;
Если ж она признает, что иное у них устарело,
Многое грубым готова назвать и многое вялым, —
С этим и я соглашусь, и сам правосудный Юпитер.
Я не преследую, знай, истребить не считаю я нужным
70 Ливия песни, что, помню, драчливый Орбилий когда-то,
Мальчику, мне диктовал. Но как безупречными могут,
Чудными, даже почти совершенством считать их, — дивлюсь я.
Если же в них промелькнет случайно красивое слово,
Если один иль другой отыщется стих благозвучный, —
75 Всю он поэму ведет, повышает ей цену бесправно.
Я негодую, когда не за то порицают, что грубо
Сложены иль некрасивы стихи, а за то, что недавно.
Требуют чести, награды для древних, а не снисхожденья.
Но усомнись лишь я вслух, что вправе комедии Атты
80 Сцену в шафране, в цветах попирать, все отцы закричали б —
Стыд, мол, утратил я, раз порицать покушаюсь я пьесы
Те, что и важный Эзоп, и Росций искусный играли;
Иль потому, что лишь то, что нравится, верным считают,
Или позор видят в том, чтоб суждениям младших поддаться,
85 Старцам признать, что пора позабыть, чему в детстве учились.
Кто же и Салиев песнь восхваляет, стремясь показать всем,
Будто он знает один то, что нам непонятно обоим, —
Тот рукоплещет, совсем не талант одобряя усопших:
Нет, это нас он лишь бьет, ненавидя все наше, завистник!
90 Если б и грекам была новизна, как и нам вот, противна,
Что же было бы древним теперь? И что же могли бы
Все поголовно читать и трепать, сообща потребляя?
Кончивши войны, тотчас начала пустякам предаваться
Греция; впала в разврат, лишь послала ей счастье Фортуна!
95 Страсть к состязаньям коней иль атлетов зажглась в ней; то стали
Милы ваятели ей из мрамора, кости иль меди;
То устремляла и взоры и мысли к прекрасным картинам,
То приходила в восторг от флейтистов, актеров трагедий;
Словно глупышка-девчурка под няни надзором играет:
100 Жадно что схватит сейчас, то, пресытившись, вскоре отбросит.
Все это ей принесли добрый мир и попутные ветры!
В Риме когда-то велось, как должно, вставать спозаранку,
Дверь отпирать и клиентам давать разъясненья законов,
Деньги отвешивать в долг, обеспечась ручательством верным,
105 Старших выслушивать, младшим о том говорить, как достаток
Вырасти может и как избыть бездоходные страсти
Пусть ненавистно иль мило — но что ж неизменным ты счел бы?
Вот изменил уж народ неустойчивый мысли и пышет
Страстью одной — сочинять: и отцы с строгим видом, и дети,
110 Кудри венчая плющом, произносят стихи за обедом
Сам я, хотя и твержу: «Стихов, никаких не пишу я» —
Хуже парфян уж лгуном оказался: до солнца восхода
Встану лишь, требую тотчас перо, и бумагу, и ларчик
Тот, кто не сведущ, корабль боится вести, и больному
115 Дать абротон не дерзнет, кто тому не учен; врачеванье —
Дело врачей; ремеслом ремесленик только и занят
Мы же, — учен, неучен, — безразлично, кропаем поэмы
Но в увлеченьи таком и в безумии легком какие
Есть добродетели, ты посмотри: поэты не жадны
120 Ибо только стихи они любят и к ним лишь пристрастны —
Будят лишь смех в нем убытки, и бегство рабов, и пожары;
Он не замыслит надуть компаньона, ограбить сиротку;
Может он хлебом простым и стручьями только питаться;
Пусть до войны неохоч и негож, но полезен он граду,
125 Если согласен ты с ним, что большому и малое в помощь.
Нежных ребяческих уст лепетанье поэт исправляет,
Слух благовременно им от речей отвращает бесстыдных;
После же дух воспитает им дружеским он наставленьем,
Душу исправит, избавив от зависти, гнева, упрямства;
130 Доблести славит дела и благими примерами учит
Годы грядущие он; и больных утешает и бедных.
Чистые мальчики где с непорочными девами взяли б
Слов для молитвы, когда б не послала им Муза поэта?
Молит о помощи хор и чует присутствие вышних,
135 Просит дождей он, богов ублажая мольбой, что усвоил,
Гонит опасности прочь, отвращает угрозы болезней,
Мирного он жития и плодов изобилья испросит:
Песня смягчает богов и вышних равно и подземных.
Встарь земледельцы — народ и крепкий, и малым счастливый, —
140 Хлеб лишь с полей уберут, облегчение в праздник давали
Телу и духу, труды выносившим в надежде на отдых:
С теми, кто труд разделял, и с детьми, и с супругою верной
В дар молоко приносили Сильвану, Земле поросенка,
Гению — вина, цветы за заботу о жизни короткой.
145 В праздники эти вошел фесценнин шаловливых обычай:
Бранью крестьяне в стихах осыпали друг друга чредою.
С радостью вольность была принята, каждый год возвращаясь
Милой забавой, пока уже дикая шутка не стала
В ярость открыто впадать и с угрозой в почтенные семьи
150 Без наказанья врываться. Терзались, кто зубом кровавым
Был уязвлен уж; и кто не задет, за общее благо
Были тревоги полны; но издан закон наконец был:
Карой грозя, запрещал он кого-либо высмеять в злобной
Песне, — и все уже тон изменили, испуганы казнью,
155 Добрые стали слова говорить и приятные только.
Греция, взятая в плен, победителей диких пленила,
В Лаций суровый внеся искусства; и так пресловутый
Стих сатурнийский исчез, неуклюжий, — противную вязкость
Смыло изящество; все же остались на долгие годы,
160 Да и по нынешний день деревни следы остаются.
Римлянин острый свой ум обратил к сочинениям греков
Поздно; и лишь после войн с Карфагеном искать он спокойно
Начал, что пользы приносят Софокл и Феспис с Эсхилом;
Даже попробовал дать перевод он их сочинений,
165 Даже остался доволен собой: возвышенный, пылкий,
Чует трагический дух, и счастлив и смел он довольно,
Но неразумно боится отделки, считая постыдной.
Кажется, — если предмет обыденный, то требует пота
Меньше всего; между тем в комедии трудностей больше,
170 Ибо прощают ей меньше гораздо. Заметь ты, насколько
Плавт представляет характер влюбленного юноши плохо,
Также и скряги-отца, и коварного сводника роли;
Как он Доссену подобных выводит обжор-паразитов,
Как он по сцене бежит, башмак завязать позабывши:
175 Ибо он жаждет деньгу лишь в сундук опустить, не заботясь
После того, устоит на ногах иль провалится пьеса.
Тех, кто на сцену взнесен колесницею ветреной Славы,
Зритель холодный мертвит, а горячий опять вдохновляет.
Так легковесно, ничтожно все то, что тщеславного мужа
180 Может свалить и поднять... Прощай, театральное дело;
Если, награды лишен, я тощаю, с наградой — тучнею.
Часто и смелый поэт, устрашенный, бежит от театра:
Зрители там сильнее числом, а честью слабее —
Неучи все, дураки, полезть готовые в драку,
185 Ежели с всадником спор; посреди они пьесы вдруг просят,
Дай им медведя, бойца: вот этих народец так любит!
Впрочем, у всадников тоже от уха к блуждающим взорам
Переселились уж все наслажденья в забавах пустячных.
Тут на четыре часа открывают завесу, иль больше:
190 Конницы мчатся полки, пехоты отряды несутся
Тащат несчастных царей, назад закрутивши им руки;
Вот корабли, колесницы опешат, коляски, телеги
Тащат слоновую кость, волокут коринфские вазы
Если б был жив Демокрит, посмеялся б, наверно, тому он
195 Как это помесь пантеры с верблюдом, животным ей чуждым
Или хоть белый слон, привлекают вниманье народа —
С большим бы он любопытством смотрел на народ, чем на игры,
Ибо ему он давал бы для зрелища больше гораздо
«Драм сочинители, он бы, наверно, подумал, осленку
200 Басенку бают, глухому». И впрямь, никому не под силу
Голосом шум одолеть, что народ наш поднимет в театре
«Воет — сказал бы он — лес то Гарганский иль Тусское море».
Смотрят все с гамом таким на борцов, на искусство богатых
Тканей из стран иноземных; как только окутанный ими
205 Станет на сцену актер, сейчас же бушуют ладони.
«Что-нибудь он уж сказал?» Да ни слова». Так нравится что ж им?»
«Шерсть, что окрашена в пурпур тарентский с оттенком фиалок!»
Ты не подумай, однако, что, если другие удачно
Сделают то, чего сам не могу, я хвалить буду скупо:
210 Знай — как того, что ходить по веревке натянутой может,
Чту я поэта, когда мне вымыслом грудь он стесняет,
Будит волненье, покоит иль ложными страхами полнит,
Словно волшебник несет то в Фивы меня, то в Афины.
Впрочем, подумать прошу и о тех, кто читателю лучше
215 Ввериться склонны, чем несть униженья от зрителей гордых,
Если желаешь ты храм Аполлона достойно наполнить
Книгами и заодно уж пришпорить и бодрость поэтов,
Так, чтоб охотнее в рощи они Геликона стремились.
Правда, поэты, мы сами творим много зла себе часто:
220 Свой виноградник рублю, если только тебе подношу я
Книгу, когда ты устал или занят; когда мы в обиде,
Если один хотя стих из друзей кто дерзнул не одобрить,
Иль, хоть не просят, места, что читали уж, вновь повторяем;
Сетуем мы, что труды наши, наши поэмы встречают
225 Мало вниманья, хотя мы их ткали из нитей тончайших;
Льстимся надеждой — придет, мол, пора, когда только узнаешь
Ты, что стихи мы плетем, — без прошения нашего даже,
Сам призовешь, от нужды обеспечишь, принудишь писать нас.
Это ведь важно: узнать, какие служители нужны
230 Доблести той, что мы зрели и в войнах, и в мирное время,
Ибо не должно ее доверять недостойным поэтам.
Правда, царю угодив Александру, Херил пресловутый,
Скверный поэт, за стихи плохие, без всякой отделки,
Много в награду монет получил золотых македонских.
235 Все же, подобно тому как, коснувшись чернил, оставляют
Руки пятно иль заметку, поэты стихами дрянными
Подвиг блестящий чернят. Но царь тот же самый, который
Так расточительно щедро платил за смешную поэму,
Издал указ, что писать портреты царя Александра
240 Лишь одному Апеллесу, ваять же фигуры из меди
Только Лисиппу давал разрешенье. Но, если б призвал ты
Тонкого столь знатока искусств, постигаемых глазом,
Высказать мненье о книгах, об этих творениях Музы,
Ты бы поклялся, что он из туманной Беотии родом.
245 Но не позорят тебя сужденья твои о поэтах,
Как и дары, что они с одобрения всех получили,
Оба любимых тобой поэта: Вергилий и Варий;
Ибо не ярче лицо в изваянии медном, чем мысли,
Чувства все славных мужей отраженья находят в созданьях
250 Вещих поэтов. И сам не желал бы я лучше беседы
Низменным слогом писать, чем песни слагать о великих
Подвигах, разные земли и реки, на горных высотах
Замки и варваров царства в стихах петь и войны, которым
Властью твоею конец на круге земном уж положен,
255 Януса храм запертой — божества-охранителя мира,
Страх перед Римом, парфянам внушенный твоим управленьем, —
Если бы силы мои равнялись желанью; но малых
Песен величье твое не терпит; и мне не позволит
Совесть взяться за труд, Что исполнить откажутся силы.
260 Наше усердье лишь в тягость тому, кого глупо полюбит,
Если в стихах иль в другом искусстве себя проявляет:
Ибо заучит скорей и заполнит охотнее каждый
То, что насмешку, чем то, что хвалу, прославленье содержит.
Я вот ничуть не гонюсь за услугой, что мне только в тягость —
265 Вылит из воска, с лицом искаженным, нигде выставляться
Я не хочу, при стихах красуясь, коряво сплетенных
Чтоб не пришлось мне краснеть за подарок бездарный и после
Вместе с поэтом моим в закрытом ларце распростершись
Быть отнесенным в квартал, продающий духи и куренья
270 Перец и все, чему служат негодные книги оберткой.
Впервые: «Гораций: Оды, Эподы, Сатиры, Послания», М., 1970, с. 365—372.
Послание 1. К Августу. О старой и новой поэзии. Написано по настоянию самого Августа, обиженного тем, что в первой книге не было ни одного обращения к нему.
Ст. 24. Десять мужей — децемвиры, авторы законов XII таблиц (V в. до н.э.).
Ст. 27. Альбанская гора в Лации противополагается здесь Парнасу и Геликону.
Ст. 50—59. Перечисляются виднейшие римские поэты III—II вв. до н.э.: эпики Энний и Невий (которого Энний тщетно надеялся затмить), трагики Пакувий и Акций, авторы комедий из римской жизни Афраний и Атта (ст. 79), авторы комедий из греческой жизни Плавт, Цецилий, Теренций и их греческие образцы — комики Эпихарм (V в. до н.э.) и Менандр (IV в. до н.э.).
Ст. 62. Ливий Андроник — первый римский поэт (середина III в. до н.э.
Ст. 82. Эзоп — трагический, а Росций — комический актер первой половины I в. до н.э.
Ст. 86. Песнь Салиев — религиозный гимн, написанный на устарелом до непонятности языке.
Ст. 93. Кончивши войны... — Имеется в виду расцвет греческой культуры V в. до н.э. после греко-персидских войн.
Ст. 111. «Стихов никаких не пишу я». — Имеется в виду отречение Горация от поэзии в Посланиях 1, 1 или II, 2.
Ст. 115. Абротон — чемерица, которой лечили душевнобольных.
Ст. 145. Фесценнины — обрядовая перебранка, одна из форм латинской народной поэзии.
Ст. 158. Сатурнийский стих — тяжеловесный стих, которым пользовались в Риме до усвоения греческих размеров.
Ст. 173. Доссен — маска злодея в примитивной италийской комедии («ателлане»).
Ст. 181. ...награды лишен... — Получать плату за литературную работу (как делали драматурги) считалось унизительным.
Ст. 195. ...помесь пантеры с верблюдом..., — так в Риме называли жирафа.
Ст. 232. Херил — греческий поэт, бездарность которого стала нарицательной.
Ст. 244. ...он из... Беотии родом. — Жители Беотии считались тупицами.
Ст. 265. Вылит из воска... — Бюсты поэтов из воска украшали книжные лавки в Риме.
epist. ii i maecenas atavis edite regibus–,
Множество, Цезарь, трудов тяжелых выносишь один ты:
Рима державу оружьем хранишь, добронравием красишь,
Лечишь законами ты: я принес бы народному благу
Вред, у тебя если б время я отнял беседою долгой.
5 Ромул и Либер-отец и с Кастором Поллукс, что, свершивши
Подвиги, в храмах к богам причтены были, в те времена как
Круг заселяли земной поколеньем людей, укрощали
Тяжкие войны, поля отводили и строили грады, —
Сильно пеняли, что им, на заслуги в ответ, не явили
10 Должного благоволенья. И тот, что ужасную гидру,
Столько чудовищ себе покорил, на труды обреченный,
Также постиг, что одной только смертью смиряется зависть.
Жжет ибо блеском своим, кто таланты других затмевает,
Ниже стоящих: любовь он, когда уж угаснул, заслужит.
15 Почести только тебе уделяем мы щедро при жизни,
Ставим тебе алтари, чтобы клясться тобою, как богом,
Веря — ничто не взойдет тебе равное и не всходило.
Мудрый, однако, в одном и правый народ твой, что отдал
Он предпочтенье тебе пред вождями и Рима и греков,
20 Прочее мерит не так же разумно, не тою же мерой:
Все — исключая лишь то, что, он видит, рассталось с землею
Или свой отжило век — претит ему иль ненавистно;
Предан он так старине, что против преступников доски
Те, что нам десять мужей освятили, царей договоры
25 С общиной Габиев или сабинян суровых, и книги
Высших жрецов, и пророков старинные свитки —
Все на Альбанской горе изрекли, утверждает он Музы.
Если ж, имея в виду, что у греков чем были древнее,
Лучше тем были поэмы, и мы на весах станем тех же
30 Взвешивать римских поэтов, — то не о чем нам препираться:
Косточек нет у маслин, и нет скорлупы у ореха!
Мы уж достигли ведь счастья вершин; умащенных ахейцев
Выше мы в живописаньи, в борьбе, в песнопеньи под лиру.
Если, как вина, стихи время делает лучше, хотел бы
35 Знать я, который же год сочинению цену поднимет.
Если писатель всего только сто лет назад тому умер,
Должен быть он отнесен к совершенным и древним, иль только
К новым, неценным. Так пусть нам срок устранит пререканья.
«Древний, добротный — лишь тот, кому сто уже лет после смерти»,
40 Что же? А тот, кто погиб лишь месяцем позже иль годом —
Должен он будет к каким отнесен быть? К поэтам ли старым,
К тем ли, на коих плюет и теперешний век и грядущий?
«С честию будет причтен к поэтам старинным и тот, кто
Месяцем только одним или целым хоть годом моложе».
45 Пользуясь тем (из хвоста я как будто у лошади волос
Рву понемногу), один отниму и еще отнимать я
Стану, пока не падет: одураченный гибелью кучи,
Тот, кто глядит в календарь и достоинство мерит годами,
Чтит только то, на что Смерть святыни печать наложила.
50 Энний, что мудр и могуч был, Гомером вторым величался
(Критики так говорят), — заботился, видимо, мало,
Чем Пифагоровы сны и виденья его завершатся.
Невий в руках не у всех? Разве в память засел он не твердо,
Свежий почти? До того все поэмы, что древни, священны!
55 Спор заведут лишь о том, кто кого превосходит, получит
Славу «ученого» старца Пакувий, «высокого» — Акций;
Тога Афрания впору была, говорят, и Менандру,
Плавт по примеру спешит сицилийца всегда Эпихарма,
Важностью всех побеждает Цецилий, искусством — Теренций.
60 Учит их всех наизусть и их, в тесном театре набившись,
Смотрит влиятельный Рим и их чтит, причисляя к поэтам,
Вплоть до наших времен от писателя Ливия века.
Правильно смотрит толпа иногда, но порой погрешает.
Если поэтам она удивляется древним, их хвалит,
65 Выше и равным не чтит никого, то она в заблужденьи;
Если ж иное она чересчур устаревшим считает,
Многое грубым у них признает, а иное и вялым, —
Судит разумно, со мной, по Юпитера благоволенью.
Я не преследую, знай, истребить не считаю я нужным
70 Ливия песни, что, помню, драчливый Орбилий когда-то,
Мальчику, мне диктовал. Но как безупречными могут,
Чудными, даже почти совершенством считать их, — дивлюсь я.
Если же в них промелькнет случайно красивое слово,
Есть хоть один иль другой там стих благозвучный немного:
75 Всю он поэму ведет, повышает ей цену бесправно.
Я негодую, когда не за то порицают, что грубо
Сложено иль некрасиво оно, а за то, что — недавно,
Требуют чести, награды для древних, а не снисхожденья.
Но усомнился б я в том лишь, в праве ль комедии Атты
80 Сцену в шафране, в цветах попирать, все отцы закричали б —
Стыд мол утратил я, раз порицать покушаюсь я пьесы
Те, что и важный Эзоп, и Росций искусный играли;
Иль потому, что лишь то, что нравится, верным считают,
Или позор видят в том, чтоб суждениям младших поддаться,
85 Старцам признать, что пора позабыть, чему в детстве учились.
Кто же и Салиев песнь восхваляет, стремясь показать всем,
Будто он знает один то, что нам непонятно обоим, —
Тот рукоплещет, совсем не талант одобряя усопших:
Нет, это нас он лишь бьет, ненавидя все наше, завистник.
90 Если б и грекам была новизна, как и нам вот, противна,
Что же тогда бы теперь было древним? И что же могли бы
Все поголовно читать и трепать, сообща потребляя?
Кончивши во́йны, тотчас начала пустякам предаваться
Греция; впала в разврат, лишь счастье послала Фортуна;
95 Страсть к состязаньям коней иль атлетов зажглась в ней; то стали
Милы ваятели ей из мрамора, кости иль меди;
То устремляла и взоры, и мысли к прекрасным картинам,
То приходила в восторг от флейтистов, актеров трагедий;
Словно глупышка-девчурка под няни надзором играет:
100 Жадно что схватит сейчас, пресытившись вскоре отбросит.
Мирные те времена принесли и попутные ветры.
Долго был в Риме благой обычай вставать спозаранку,
Дверь отпирать и клиентам давать разъясненья законов,
Деньги отвешивать в долг, надежным лицом обеспечив,
105 Старших выслушивать, младшим о том говорить, как достаток
Вырасти может и страсть, что убытки влечет, уменьшиться.
Пусть ненавистно иль мило — но что ж неизменным ты счел бы?
Вот изменил уж народ неустойчивый мысли и пышет
Страстью одной — сочинять: и отцы с строгим видом, и дети,
110 Кудри венчая плющом, произносят стихи за обедом.
Сам я, хотя уверяю: «Стихов никаких не пишу я»,
Хуже парфян уж лгуном оказался: до солнца восхода
Встану лишь, требую тотчас перо и бумагу, и ларчик.
Тот, кто не сведущ, корабль боится вести, и больному
115 Дать абротон не дерзнет, кто тому не учился, леченье —
Дело врачей; и искусств творенья творит лишь художник;
Мы же, — учен, неучен, — безразлично, поэмы все пишем.
Но в увлеченьи таком и в безумии легком какие
Есть добродетели, ты посмотри: едва ли поэты
120 Жадны, но только стихи они любят и к ним лишь пристрастны;
Будят лишь смех в нем убытки, и бегство рабов, и пожары;
Он не замыслит надуть компаньона, ребенка-сиротку;
Может он хлебом простым и стручьями только питаться;
Пусть до войны неохоч и негож, но полезен он граду,
125 Если согласен ты с ним, что большому и малое в помощь.
Нежных ребяческих уст лепетанье поэт исправляет,
Слух благовременно им от речей отвращает бесстыдных;
После же дух воспитает им дружеским он наставленьем,
Душу исправит, избавив от зависти, гнева, упрямства;
130 Доблести славит дела и благими примерами учит
Годы грядущие он; и больных утешает, и бедных.
Чистые мальчики где с непорочными девами взяли б
Слов для молитвы, когда б не послала им Муза поэта?
Молит о помощи хор и чует присутствие вышних,
135 Просит дождей он, богов ублажая мольбой, что усвоил,
Гонит опасности прочь, отвращает угрозы болезней,
Мирного он жития и плодов изобилья испросит:
Песня смягчает богов и вышних равно, и подземных.
Встарь земледельцы — народ и крепкий, и малым счастливый, —
140 Хлеб уберут лишь с полей, облегчение в праздник давали
Телу и духу, труды выносившим в надежде на отдых:
С теми, кто труд разделял, и с детьми, и с супругою верной
В дар молоко приносили Сильвану, Земле — поросенка,
Гению — вина, цветы за заботу о жизни короткой.
145 В праздники эти вошел Фесценнин шаловливых обычай:
Бранью крестьяне в стихах осыпали друг друга чредою.
С радостью вольность была принята, каждый год возвращаясь
Милой забавой, пока уже дикая шутка не стала
В ярость открыто впадать и с угрозой в почтенные семьи
150 Без наказанья врываться. Терзались, кто зубом кровавым
Был уязвлен уж; и кто не задеты, за общее благо
Были тревоги полны; но издан закон наконец был:
Карой грозя, запрещал он кого-либо высмеять в злобной
Песне, — и все уже тон изменили, испуганы казнью,
155 Добрые стали слова говорить и приятные только.
Греция, взятая в плен, победителей диких пленила,
В Лаций суровый внеся искусства; и так пресловутый
Стих сатурнийский исчез, неуклюжий, — противную вязкость
Смыло изящество; все же остались на долгие годы,
160 Да и по нынешний день деревни следы остаются.
Римлянин острый свой ум обратил к сочинениям греков
Поздно; и лишь после войн с Карфагеном искать он спокойно
Начал, что пользы приносят Софокл и Феспис с Эсхилом;
Даже пытался и пьесы достойно их он обработать;
165 Тем угодил себе он, по природе возвышенный, пылкий:
Дышит трагическим духом и счастлив, и смел он довольно,
Но неразумно боится отделки, считая постыдной.
Кажется, — если сюжет обыденный, то требует пота
Меньше всего; между тем в комедии трудностей больше.
170 Ибо прощают ей меньше гораздо. Заметь ты, насколько
Плавт представляет характер влюбленного юноши плохо,
Также и скряги-отца, и коварного всадника роли;
Как он, Доссенну подобный, выводит обжор-паразитов,
Как он по сцене бежит, башмак завязать позабывши:
175 Ибо он жаждет деньгу лишь в сундук опустить, не заботясь
После того, устоит на ногах иль провалится пьеса.
Тех, кто на сцену взнесен колесницею ветреной Славы,
Зритель холодный мертвит, а горячий опять вдохновляет.
Так легковесно, ничтожно все то, что тщеславного мужа
180 Может свалить и поднять... Прощай, театральное дело,
Если, награды лишен, я тощаю, с наградой — тучнею.
Часто и смелый поэт, устрашенный, бежит от театра,
Ибо — сильнее числом, а доблестью, честью слабее —
Неучи все, дураки, что решить дело дракой готовы,
185 Всадник коль против того, — посреди они пьесы вдруг просят,
Дай им медведя, бойца: вот этих народец так любит!
Впрочем, у всадников тоже от уха к блуждающим взорам
Переселились уж все наслажденья, к забавам пустячным.
Тут на четыре часа открывают завесу иль больше:
190 Конницы вот эскадрон, пехоты отряды несутся,
Тащат несчастных царей, назад закрутивши им руки;
Вот корабли, колесницы спешат и кареты, коляски:
Тащат слоновую кость и добычу при взятьи Коринфа.
Если б был жив Демокрит, посмеялся б наверно тому он,
195 Как это помесь пантеры с верблюдом, животным ей чуждым,
Или пусть белый то слон, привлекают вниманье народа;
С большим бы он любопытством смотрел на народ, чем на игры
Ибо ему он давал бы для зрелища больше гораздо;
«Драм сочинители, — он бы, наверно, подумал, — осленку
200 Басенку бают глухому». Каким голосом, право, было б
Шум одолеть вмоготу, что народ наш поднимет в театре?
«Воет — сказал бы он — лес то Гарганский иль Тусское море».
Смотрят все с гамом таким на борцов, на искусство богатых
Тканей из стран иноземных: как только окутанный ими
205 Станет на сцену актер — ладоши сейчас же бушуют.
«Что-нибудь он уж сказал? — Да ни слова. — «Так нравится что ж им?»
— Шерсть, что окрашена в пурпур тарентский с оттенком фиалок.
Ты не подумай однако, что, если другие удачно
Сделают то, чего сам не могу, я хвалить буду скупо:
210 Знай — как того, что ходить по веревке натянутой может,
Чту я поэта, когда мне вымыслом грудь он стесняет,
Будит волненье, покоит, иль ложными страхами полнит,
Словно волшебник несет то в Фивы меня, то в Афины.
Долю вниманья и тем удели, что читателю лучше
215 Ввериться склонны, чем несть униженья от зрителей гордых,
Если желаешь ты храм Аполлона достойно наполнить
Книгами и заодно уж пришпорить и бодрость поэтов,
Так чтоб охотнее в рощи они Геликона стремились.
Правда, поэты, мы сами творим много зла себе часто:
220 Свой виноградник рублю, если только тебе подношу я
Книгу, когда ты устал или занят; когда мы в обиде,
Если один хотя стих из друзей кто дерзнул не одобрить,
Иль, хоть не просят, места, что читали уж, вновь повторяем;
Сетуем мы, что труды наши, наши поэмы встречают
225 Мало вниманья, хотя мы их ткали из нитей тончайших;
Льстимся надеждой — придет, мол, пора, когда только узнаешь
Ты, что стихи мы плетем, — без прошения нашего даже.
Сам призовешь, от нужды, обеспечишь, принудишь писать нас.
Стоит, однако, узнать нам, какие служители ну́жны
230 Доблести той, что мы зрели и в войнах, и в мирное время,
Ибо не должно ее доверять недостойным поэтам.
Правда, царю угодив Александру, Херил пресловутый,
Скверный поэт, за стихи плохие, без всякой отделки,
Много в награду монет получил золотых македонских.
235 Все же, подобно тому как, коснувшись чернил, оставляют
Руки пятно иль заметку, поэты стихами дрянными
Подвиг блестящий чернят. Но царь тот же самый, который
Так расточительно щедро платил за смешную поэму,
Издал указ, что писать портреты царя Александра
240 Лишь одному Апеллесу, ваять же фигуры из меди
Только Лисиппу давал разрешенье. Но, если б призвал ты
Тонкого столь знатока искусств, постигаемых глазом,
Высказать мненье о книгах и этих творениях Музы,
Ты бы поклялся, что он из туманной Беотии родом.
245 Но не позорят тебя сужденья твои о поэтах,
Как и дары, что они с одобрения всех получили,
Оба любимых тобою поэта: Вергилий и Варий;
Ибо не ярче лицо в изваянии медном, чем мысли,
Чувства все славных мужей отраженья находят в созданьях
250 Вещих поэтов. И сам не желал бы я лучше беседы
Низменным слогом писать, чем песни слагать о великих
Подвигах, разные земли и реки, на горных высотах
Замки и варваров царства в стихах петь и войны, которым
Властью твоею конец на круге земном уж положен,
255 Януса храм запертой — божества-охранителя мира,
Страх перед Римом, парфянам внушенный твоим управленьем, —
Если бы, сколько желанья, имел я и сил; но не терпит
Маленьких песен величье твое; и претит моя совесть
Труд на себя возложить, что исполнить откажутся силы.
260 Но и усердье лишь в тягость тому, кого глупо полюбит,
Если в стихах иль в другом искусстве себя проявляет:
Ибо заучит скорей и заполнит охотнее каждый
То, что насмешку, чем то, что хвалу, прославленье содержит.
Я вот ничуть не гонюсь за услугой, что мне только в тягость —
265 Вылит из воска, с лицом искаженным, нигде выставляться
Я не хочу и в стихах красоваться, коряво сплетенных,
Чтоб не пришлось мне краснеть за подарок бездарный и после,
Вместе с поэтом моим в закрытом ларце распростершись,
Быть отнесенным в квартал, продающий духи и куренья,
270 Перец и все, чему служат негодные книги оберткой.
«Гораций: Собрание сочинений», СПб., 1993, с. 327—333.
Послание 1. К Августу. Послание это было вызвано словами Августа, выражавшего удивление, что Гораций ни с одним посланием не обращался к нему (см. Светоний, «Биография Горация»). Написано в 14 году.
Ст. 10. ...Тот, что ужасную гидру... — Геракл.
Ст. 24. Десять мужей — децемвиры, коллегия из 10 членов, выбранная в 451 году для письменного изложения законов.
Ст. 25. Союз с общиной Габиев был заключен в VI веке при Тарквинии Гордом (см. у Тита Ливия, I, 54), а с сабинянами при Тулле Гостилии в VII веке.
Ст. 27. Албанская гора противополагается здесь Парнасу и Геликону.
Ст. 32. ...Умащенных ахейцев..., т. е. греков. «Умащенными» они названы потому, что при гимнастических упражнениях и борьбе тело натирали маслом.
Ст. 70. Ливий — древнейший римский поэт Ливий Андроник.
Ст. 86. Салиев песнь — древний гимн, который, по словам Квинтилиана, был непонятен уже и самим жрецам-салиям.
Ст. 115. Абротон — лекарственное растение.
Ст. 145. Фесценнины — род древних фарсов, давших начало римской сатире.
Ст. 163. О Фесписе см. «Науку поэзии», ст. 276 сл.
Ст. 194. Демокрита (в противоположность Гераклиту) называли «смеющимся» философом.
Ст. 195. Помесь пантеры с верблюдом — жираф.
Ст. 232. Херил. См. «Науку поэзии», ст. 357.
Ст. 244. Жители Беотии считались тупыми и неуклюжими.
epist. ii ii flore, bono claroque fidelis amice neroni...
Флор, неизменнейший друг Нерона, что доблестью славен.
Если б, желая продать тебе кто-нибудь отрока, родом
Или из Тибура, или из Габий, сказал тебе так бы:
«Видишь, вот этот блестящий красавец, до пят от макушки,
5 Станет и будет твоим за восемь тысяч сестерций;
Он — доморосток, привык услужать по кивку господина.
Греческой грамоты малость впитал и на всякое дело
Годен: что хочешь лепи себе из него, как из глины.
Даже недурно поет: неискусно, но пьющим — приятно.
10 Много посулов ведь веру к купцу подрывают, который
Хвалит товар чересчур, лишь сбыть его с рук замышляя.
Крайности нет у меня — на свои я живу, хоть и беден.
Так ни один торгаш не поступит с тобой, и другому
Дешево так не отдам. Только раз он забыл приказанье
15 И, как бывает, плетей испугавшись, под лестницу скрылся»,
Деньги отдай, коль тебя не смущает рассказ о побеге:
Думаю, плату возьмет, не боясь он, что пеню заплатит, —
Зная порок, покупал ты раба и условья ты слышал.
Что же преследуешь ты продавца неправою тяжбой?
20 Так вот и я пред отъездом твоим говорил, что ленив я,
Что не гожусь для таких я услуг, как писание писем,
Чтобы не строго меня ты бранил, если писем не будет,
Польза какая была в том, коль ты нападаешь на право?
Право стоит за меня! Но сетуешь ты и на то, что
25 Все я, обманщик, тебе не шлю ожидаемых песен.
Как-то Лукуллов солдат сбережения все, что ценою
Многих лишений скопил, потерял до единого асса
Ночью усталый храпя. Тут волком свирепым, озлобясь
Сам на себя, на врага, зубами голодными грозный
30 Он, говорят, гарнизон целый выбил из крепости царской
Полной огромных богатств и весьма укрепленной. Деяньем
Этим прославясь, украшен почетными знаками был он
Кроме того, получил он еще двадцать тысяч сестерций
Вскоре затем, пожелав захватить какую-то крепость,
35 Претор солдата того ж уговаривать стал, обратившись
С речью такой, что могла бы и трусу прибавить отваги:
«Друг мой, иди, куда доблесть зовет, отправляйся в час добрый —
Будет награда тебе великая. Что же стоишь ты?»
Выслушав, тот отвечает хитро, хоть и был неотесан:
40 «Тот, куда хочешь пойдет, говорит, кто кушак потерял свой».
В Риме воспитан я был, и мне довелось научиться,
Сколько наделал вреда ахейцам Ахилл, рассердившись.
Дали развития мне еще больше благие Афины, —
Так что способен я стал отличать от кривого прямое,
45 Истину-правду искать среди рощ Академа-героя.
Но оторвали от мест меня милых годины лихие:
К брани хотя и негодный, гражданской войною и смутой
Был вовлечен я в борьбу непосильную с Августа дланью.
Вскоре от службы военной свободу мне дали Филиппы:
50 Крылья подрезаны, дух приуныл; ни отцовского дома
Нет, ни земли, — вот тогда, побуждаемый бедностью дерзкой,
Начал стихи я писать. Но когда я имею достаток
Полный, какие могли б исцелить меня зелия, если б
Лучшим не счел я дремать, чем стихов продолжать сочиненье?
55 Годы бегут, и у нас одно за другим похищают:
Отняли шутки, румянец, пирушки, любви шаловливость;
Вырвать теперь и стихи уж хотят: так что же мне делать?
Люди одно ведь и то же не все уважают и любят:
Одами тешишься ты, другого же радуют ямбы,
60 Речи Биона иных, с его едкою, черною солью.
Трое гостей у меня все расходятся, вижу, во вкусах,
Разные нёба у них, и разного требует каждый.
Что же мне дать? Что не дать? Просит тот, чего ты не желаешь;
То, что ты ищешь, обоим другим противно и горько.
65 Кроме того, неужели, по-твоему, можно поэмы
В Риме писать среди стольких тревог и таких затруднений?
Тот поручиться зовет, тот выслушать стихотворенье,
Бросив дела все; больной тот лежит на холме Квиринальском
Тот на краю Авентина; — а нужно проведать обоих!
70 Видишь, какие концы? И здоровому впору! «Однако
Улицы чистые там, и нет помех размышленью».
Тут поставщик, горячась, и погонщиков гонит и мулов,
То поднимает, крутясь, тут ворот бревно или камень;
Вьется средь грузных телег похоронное шествие мрачно;
75 Мчится там бешеный пес, там свинья вся в грязи пробегает —
Вот и шагай и слагай про себя сладкозвучные песни.
Любит поэтов весь хор сени рощ, городов избегает;
Вакха любимцы они, и в тени любят сном наслаждаться;
Ты же стремишься, чтоб я среди шума дневного, ночного,
80 Песни слагая, ходил за поэтами узкой тропою.
Я, что избрал себе встарь Афины спокойные, ум свой
Целых семь лет отдавал лишь наукам, состарился, думы
В книги вперив, — я хожу молчаливее статуи часто,
Смех возбуждаю в народе: ужели же здесь средь потоков
85 Дел и невзгод городских для себя я признал бы удобным
Песни в стихах сочинять, согласуя со звуками лиры?
Были в Риме два брата, юрист и ритор, и оба
Только хвалы лишь одни в стихах возносили друг другу,
Первый второму был Гракх, второй был первому Муций;
90 Разве не так же с ума сладкогласные сходят поэты?
Песни слагаю вот я, а он элегии: диво!
То-то творенья всех Муз девяти! Посмотри, полюбуйся,
Как мы спесиво идем, и с каким мы напыщенным видом
Взор устремляем на храм просторный для римских поэтов!
95 Вскоре затем, коль досуг, последи и в сторонке послушай,
С чем мы пришли и за что венок себе каждый сплетает.
Вплоть до вечерних огней, как два гладиатора, бьемся.
Точно ударом платя за удар и врага изнуряя.
Он восклицает, что я — Алкей; ну, что мне ответить?
100 Я отвечаю, что он — Каллимах; а ежели мало,
Станет Мимнермом тотчас, величаясь желанным прозваньем.
Много терплю, чтоб смягчить ревнивое племя поэтов,
Если пишу я стихи и ловлю одобренье народа;
Кончив же труд и опять рассудок себе возвративши,
105 Смело могу я заткнуть для чтецов открытые уши
Смех вызывают всегда стихоплеты плохие, однако
Тешатся сами собой и себя за поэтов считают
Пусть ты молчишь — они все, что напишут, блаженные, хвалят.
Тот, кто желает создать по законам искусства поэму
110 Должен быть честен и строг, как цензор со списками граждан —
Все без различья слова, в коих блеска почти не осталось,
Те, что утратили вес, недостойными признаны чести,
Смело он выгонит вон, хоть уходят они неохотно
И хоть поныне вращаются где-нибудь в капище Весты
115 Те, что скрывались во тьме, он снова откроет народу
Выберет много таких выразительных слов и речений
Коими прежде владели Катоны, Цетеги, а ныне
Плесень уродует их, покрывая забвения прахом;
Новые примет слова, что создал родитель-обычай.
120 Будет он мощен и чист, реке прозрачной подобно,
Сыпать сокровища слов, языком богатить будет Лаций;
Пышные он пообрежет, бугристые здравым уходом
Сделает глаже, а те, что утратили силу, отбросит;
Будет он с виду играть, хоть и мучится так же, как всякий
125 Скачущий, будто Сатир или пляшущий пляску Циклопа,
Я предпочел бы казаться безумным поэтом, негодным,
Лишь бы плохое мое меня тешило, пусть и обманом,
Чем разуметь и ворчать. Таков был один аргивянин:
Все-то казалось ему, что он слушает трагиков дивных, —
130 Сидя в театре пустом, аплодировал он им в восторге;
Прочие жизни дела исполнял он, как прочие люди,
Добрым соседом он был и хозяином гостеприимным,
Ласков с женою; умел снисходительным быть и к рабам он:
В яростный гнев не впадал, коль печать повредят у бутыли;
135 Он и обрыв обходил, и не падал в открытый колодец.
Стал он усильем родных и заботою их поправляться;
Выгнав из желчи болезнь, наконец, чемерицою чистой,
Только пришел лишь в себя: «Не спасли вы меня, а убили,
Други, — сказал он, клянусь! Ибо вы наслажденье исторгли,
140 Отняли силой обман, что приятнейшим был для сознанья.
Нужно мне жизнь подчинить, значит, мудрости; бросить забавы,
Детям на долю отдать подходящие им лишь утехи...
Слов не искать для того, чтоб приладить их к струнам латинским,
Но изучать только строй и гармонию правильной жизни.
145 Вот почему сам себе я твержу, про себя рассуждая:
Если б не мог утолить ты обильною влагою жажду,
Ты обратился б к врачам; а о том, что, чем больше скопил ты
Тем ты и жаждешь сильней, никому не дерзаешь признаться?
Если бы рана твоя от назначенных трав или корня
150 Легче не стала, ведь ты избегал бы лечиться как корнем,
Так и травой, от которых нет пользы, — ты слышал: «Кому лишь
Боги богатство дадут, от уродливой глупости тот уж
Будет свободен». И ты, хоть ума не прибавил нисколько,
Ставши богаче, ужель будешь верить советчикам этим?
155 Если ж богатства могли б тебя сделать разумным, убавить
Алчность и трусость твою, тогда вот было бы стыдно,
Если б жаднее тебя кто-нибудь на земле оказался.
Если же собственность — то, что купил ты по форме, за деньги,
То ведь дает тебе то же (юристов спроси!) потребленье.
160 Поле, что кормит тебя, ведь твое; ибо Орбий-крестьянин,
Нивы свои бороня, чтобы хлеб тебе вскоре доставить,
Чует, что ты господин. Получаешь за деньги ты гроздья,
Яйца, цыплят и хмельного кувшин: и поэтому, значит,
Мало-помалу его покупаешь ты поле, что было
165 Некогда куплено им за триста тысяч и боле.
Все ведь равно: ты давно оплатил, чем живешь, или недавно.
Тот, кто купил себе землю близ Вей иль Ариции, зелень
Ест покупную в обед, сам не зная того; покупными
Греет дровами котел себе он перед ночью холодной;
170 Все же зовет он своим все поле до самого края;
Где на меже разнимает соседей посаженный тополь,
Словно собственным может быть то, что в любое мгновенье
Вследствие просьбы, покупки, насилья иль смерти, хозяев
Может менять и другим права уступать на владенье.
175 Если ж судьбой никому не дано обладанье навеки,
Вслед, как волна за волною, владельцы идут друг за другом, —
Польза какая в амбарах, в земле или в том, что прибавлен
К выгону выгон, когда и большое и малое косит
Орк безразлично; его ведь и золотом ты не умолишь?
180 Мрамор, слоновая кость, серебро и тирренские куклы,
Камни, картины и ткань, пурпурной покрытая краской, —
Этого нет у иных, а иной и иметь не стремится.
Но отчего же один из братьев всем пальмовым рощам
Предпочитает душистый бальзам, забавы и праздность,
185 Брат же другой неустанно, с восхода в трудах до заката,
Землю, заросшую лесом, взрыхляет огнем и железом;
Знает то гений, звезду направляющий нашу с рожденья, —
Бог он природы людской, умирающий одновременно
С каждым из нас; он видом изменчив: то светлый, то мрачный
190 Все, что мне нужно, себе из запаса я малого буду
Брать и совсем не боюсь, что будет думать наследник,
Если не больше найдет, чем думал. При этом, однако,
Знать я желал бы, насколько веселый и скромный от мота
Разнится, или насколько несходен скупой с бережливым.
195 Разница есть ты, как мот, расточаешь свое иль затраты
Сделать не прочь и стяжать без труда еще больше; вернее,
Словно как мальчик во дни Пятидневки Минервы, бывало,
Временем радостным ты, но коротким спешишь насладиться.
Лишь бы была далека от меня неопрятная бедность:
200 В малом ли мчусь корабле иль в большом — я ведь мчусь тот же самый.
Мы не летим с парусами, надутыми ветром попутным,
Все же зато не влачим мы свой век и при ветрах противных.
Силой, талантом, красой, добродетелью, честью, достатком
Мы среди первых последние, первые мы средь последних.
205 Что ж, ты не жаден! — прекрасно. Но разве другие пороки
Вместе уж с этим бежали? В груди твоей больше тщеславья
Нет уж пустого? И нет перед смертию страха, нет злобы?
Сны, наваждения магов, явленья природы, волшебниц,
Призрак ночной, чудеса фессалийцев ты смехом встречаешь?
210 Чтишь ли рождения день благородно? Прощаешь ли другу?
Мягче ль становишься ты и добрей, когда близится старость?
Легче ль тебе, коль одну лишь из многих заноз извлекаешь?
Если ты правильно жить не умеешь, дай место разумным.
Вдоволь уж ты поиграл, и вдоволь поел ты и выпил:
215 Время тебе уходить, чтоб не в меру хмельного, поднявши
На смех, тебя молодежь не травила, ей шалость приличней.
Впервые: «Гораций: Оды, Эподы, Сатиры, Послания», М., 1970, с. 373—379.
Послание 2. К Флору, адресату послания 1, 3. Об отказе от поэзии.
Ст. 26. Лукулл воевал в Малой Азии в 70—60-х гг. до н.э.
Ст. 42. Пересказ начала «Илиады», первого школьного чтения.
Ст. 45. ...среди рощ Академа... — В роще Академа собирались философы платоновской школы («академики»).
Ст. 60. Бион — философ-киник III в. до н.э., автор едких проповедей-диатриб.
Ст. 89. Гай Гракх и Муций Сцевола — крупнейший оратор и крупнейший юрист II в. до н.э.
Ст. 94. Храм... поэтов — храм Аполлона Палатинского (см. примеч. к Посланию 1,3).
Ст. 100. Каллимах — александрийский ученый-поэт III в. до н.э., на прозвище «римского Каллимаха» притязал современник Горация, элегик Проперций.
Ст. 114. ...в капище Весты. — В древнем культе Весты сохранялась архаическая жреческая терминология.
Ст. 180. Тирренские куклы — этрусские металлические статуэтки, ценившиеся коллекционерами.
Ст. 197. Пятидневка Минервы — весенний школьный праздник.
epist. ii ii flore, bono claroque fidelis amice neroni...
Флор, неизменнейший друг Нерона, что доблестью славен,
Если б, желая продать тебе кто-нибудь отрока, родом
Или из Тибура, или из Габий, сказал тебе так бы:
«Видишь, вот этот блестящий красавец, до пят от макушки,
5 Станет и будет твоим только за́ восемь тысяч сестерций;
Он — доморосток, привык услужать по кивку господина.
Греческой грамоты малость впитал и на всякое дело
Годен: что хочешь лепи себе из него, как из глины.
Даже недурно поет: неискусно, но пьющим — приятно.
10 Много посулов ведь веру к тому подрывают, который
Хвалит товар чересчур, лишь сбыть его с рук замышляя.
Крайности нет у меня — на свои я живу, хоть и беден.
Так ни один продавец не поступит с тобой, и другому
Дешево так не отдам. Только раз он забыл приказанье
15 И, как бывает, плетей испугавшись, под лестницу скрылся».
Деньги отдай, коль побег, что не скрыл он, тебя не смущает.
Думаю, плату возьмет, не боясь он, что пеню заплатит, —
Зная порок, покупал ты раба, условья ты слышал.
Что же преследуешь ты его, тяжбой неправой тревожишь?
20 Также и я ведь сказал пред отъездом твоим, что ленив я,
Чуть не калека, сказал, для таких я услуг, — чтоб не слишком
Строго меня ты бранил, коль в ответ тебе писем не будет.
Польза какая ж была в том, коль ты нападаешь на право?
Право стоит за меня! Даже сетуешь ты и на то, что
25 Песен — обманщик — тебе, ожидаемых долго, не шлю я.
Как-то Лукуллов солдат сбережения все, что путем он
Многих лишений скопил, потерял до единого асса,
Ночью усталый храпя. Тут волком свирепым, озлобясь
Сам на себя, на врага, зубами голодными грозный,
30 Он, говорят, гарнизон целый выбил из крепости царской,
Полной огромных богатств и весьма укрепленной. Деяньем
Этим прославясь, украшен дарами почетными был он;
Кроме того получил он еще двадцать тысяч сестерций.
Вскоре затем, пожелав какую-то крепость разрушить,
35 Претор солдата того ж уговаривать стал, обратившись
С речью такой, что могла бы и трусу прибавить отваги:
«Друг мой, иди, куда доблесть зовет, отправляйся в час добрый —
Так ты заслужишь награду великую. Что же стоишь ты?»
Выслушав, тот отвечает хитро, хоть и был неотесан:
40 «Тот куда хочешь пойдет, — говорит, — кто кушак потерял свой».
В Риме воспитан я был, и мне довелось научиться.
Сколько наделал вреда ахейцам Ахилл, рассердившись.
Дали развития мне еще больше благие Афины, —
Так что способен я стал отличать от кривого прямое,
45 Истину-правду искать среди рощ Академа-героя.
Но оторвали от мест меня милых годины лихие:
К брани хотя и негодный, гражданской войною и смутой
Был вовлечен я в борьбу непосильную с Августа дланью.
Вскоре от службы военной свободу мне дали Филиппы:
50 Крылья подрезаны, дух приуныл; ни отцовского дома
Нет, ни земли — вот тогда, побуждаемый бедностью дерзкой,
Начал стихи я писать. Но когда я имею достаток
Полный, какие могли б исцелить меня зелия, если б
Лучшим не счел я дремать, чем стихов продолжать сочиненье?
55 Годы бегут, и у нас одно за другим похищают:
Отняли шутки, румянец, пирушки, любви шаловливость;
Вырвать теперь и стихи уж хотят: что писать мне велишь ты?
Люди одно ведь и то же не все уважают и любят:
Одами тешишься ты, другого же радуют ямбы,
60 Би́она речи — иных, с его едкою, черною солью.
Трое гостей у меня — все расходятся, вижу, во вкусах,
Разные нёба у них, и разного требует каждый.
Что же мне дать? Что не дать? Просит тот, чего ты не желаешь;
То, что ты ищешь, совсем уж претит и другим ненавистно.
65 Кроме того, неужели ты мнишь, что могу я поэмы
В Риме писать среди стольких тревог и таких затруднений?
Тот поручиться зовет, тот выслушать стихотворенье,
Бросив дела все; больной тот лежит на холме Квиринальском,
Тот на краю Авентина — а нужно проведать обоих!
70 Видишь, какие концы? И здоровому впору! — «Однако
Улицы чистые там, и нет помех размышленью».
Тут поставщик, горячась, мулов и погонщиков гонит;
То поднимает, крутясь, тут ворот бревно или камень;
Бьется средь мощных телег похоронное шествие грустно;
75 Мчится там бешеный пес, там свинья вся в грязи пробегает —
Вот ты иди и слагай про себя сладкозвучные песни.
Любит поэтов весь хор сени рощ, городов избегает;
Вакха любимцы они и в тени любят сном наслаждаться:
Ты же стремишься, чтоб я среди шума дневного, ночного,
80 Песни слагая, ходил за поэтами узкой тропою.
Я, что избрал себе встарь Афины спокойные, ум свой
Целых семь лет отдавал лишь наукам, состарился, думы
В книги вперив, — я хожу молчаливее статуи часто,
Смех возбуждаю в народе: ужели же здесь средь потоков
85 Дел и невзгод городских для себя я признал бы удобным
Песни в стихах сочинять, согласуя со звуками лиры?
В Риме юриста подбил один ритор, чтоб оба повсюду
Только хвалы лишь одни в речах возносили друг другу,
Тот был бы этому Гракх, тому ж был бы Муцием этот.
90 Разве не так же с ума сладкогласные сходят поэты?
Песни слагаю вот я, он — элегии: дива достойны
Наши творенья чеканкой всех Муз девяти. Посмотри же,
Как мы спесиво идем и с каким мы напыщенным видом
Взор устремляем на храм просторный для римских поэтов!
95 Вскоре затем, коль досуг, последи и в сторонке послушай,
Что принесли, почему же венок себе каждый сплетает.
Бьемся в упорном бою, как самниты, до первой лампады;
Точно ударом платя за удар, мы врага изнуряем.
Мненье его — я Алкеем ушел, а мое так — он кем же?
100 Кем, если не Каллимахом? Потребуют большего если,
Станет Мимнермом тотчас, величаясь желанным прозваньем.
Много терплю, чтоб смягчить раздражительных племя поэтов,
Если пишу я стихи и ловлю одобренье народа;
Кончив же труд и опять рассудок себе возвративши,
105 Смело могу я заткнуть для чтецов открытые уши.
Смех вызывают всегда стихоплеты плохие, однако
Тешатся сами собой и себя за поэтов считают;
Пусть ты молчишь — они все, что напишут, блаженные, хвалят.
Тот, кто желает создать по законам искусства поэму,
110 Должен с дощечками взять себе цензора честного мысли.
Все без различья слова, в коих блеска почти не осталось,
Те, что утратили все, недостойными признаны чести,
Смело он выгонит вон, хоть уходят они неохотно.
Пусть хоть поныне они бы вращались в святилище Весты;
115 Те, что во тьме уж давно для народа, он честно откроет;
Выведет снова на свет много образных слов для предметов:
Встарь понимали их часто Катоны, Цетеги, а ныне
Плесень уродует их, покрывая забвения прахом;
Новые примет слова, что создал родитель-обычай.
120 Мощный и чистый, реке прозрачной подобный, он будет
Сыпать сокровища слов, языком богатить будет Лаций;
Пышные слишком обрежет, бугристые здравым уходом
Сделает глаже, а те, что утратили силу, поднимет;
Будет он с виду играть, хоть и мучится так же, как всякий
125 Скачущий, будто Сатир, или пляшущий пляску Циклопа.
Я предпочел бы казаться безумным поэтом, негодным,
Лишь бы плохое мое меня тешило, пусть и обманом,
Чем разуметь и ворчать. Жил в Агросе, не безызвестен,
Некто; казалось ему, что он слушает трагиков дивных:
130 Сидя в театре пустом, аплодировал он им в восторге;
Прочие жизни дела исполнял он все образом должным:
Добрым соседом он был и хозяином гостеприимным,
Ласков с женою; умел снисходительным быть и к рабам он:
В яростный гнев не впадал, коль печать повредят у бутыли;
135 Он и подводной скалы избегал и открытых колодцев.
Стал он усильем родных и заботою их поправляться;
Выгнав из желчи болезнь, наконец, чемерицою чистой,
Только пришел лишь в себя: «Не спасли вы меня, а убили,
Други, — сказал он, — клянусь! Ибо вы наслажденье исторгли,
140 Отняли силой обман, что приятнейшим был для сознанья».
Нужно мне жизнь подчинить, значит, мудрости; бросив забавы,
Юношам все уступив, подходящие им лишь утехи,
Слов не искать для того, чтоб приладить их к струнам латинским,
Но изучать только строй и гармонию правильной жизни.
145 Вот почему сам себе я твержу, про себя рассуждая:
Если б не мог утолить ты обильною влагою жажду,
Ты б обратился к врачам, а о том, что чем больше скопил ты,
Тем ты и жаждешь сильней, никому не дерзаешь признаться?
Если бы рана твоя от назначенных трав или корня
150 Легче не стала, ведь ты избегал бы лечиться как корнем,
Так и травой, от которых нет пользы: ты слышал — «Кому лишь
Боги богатство дадут, от уродливой глупости тот уж
Будет свободен». И ты, хоть ума не прибавил нисколько,
Ставши богаче, ужель будешь верить советчикам тем же?
155 Если ж богатства могли б тебя сделать разумным, убавить
Алчность и трусость твою, ты тогда, без сомненья, краснел бы,
Если б жаднее тебя на земле кто-нибудь оказался.
Если же собственность — то, что на вес покупают, за деньги,
И потребленье дает тебе нечто, коль верить юристам:
160 Поле, что кормит тебя, ведь твое; ибо Орбий-крестьянин,
Нивы свои бороня, чтобы хлеб тебе вскоре доставить,
Чует, что ты господин. Получаешь за деньги ты гроздья,
Яйца, цыплят и хмельного кувшин: и поэтому, значит,
Мало-по-малу его покупаешь ты поле, что было
165 Куплено тысяч за триста сестерций, а то и дороже.
Разница где — ты давно ль оплатил, чем живешь, иль недавно?
Тот, кто купил себе землю близ Вей иль Ариции, зелень
Ест покупную в обед, хотя судит не так; покупными
Греет дровами котел себе он перед ночью холодной;
170 Все же своим он зовет, вплоть до мест, где посаженный тополь
Верной границей от ссор отклоняет соседей; как будто
Собственным может быть то, что в мгновенье бегущего часа,
Вследствие просьбы, покупки, насилья, иль смерти, — хозяев
Может менять и другим права уступать на владенье.
175 Если ж судьбой никому не дано обладанье навеки,
Вслед, как волна за волною, владельцы идут друг за другом, —
Польза какая в амбарах, в земле, иль прибавить к калабрским
Выгон луканский, когда и большое и малое косит
Орк безразлично: его ведь и золотом ты не умолишь?
180 Мрамор, слоновая кость, серебро и тирренские куклы,
Камни, картины и ткань, пурпурной покрытая краской —
Этого нет у иных, а иной и иметь не стремится.
Но отчего же один из братьев всем пальмовым рощам
Ирода предпочитает духи, забавы и праздность,
185 Брат же другой неустанно, с восхода в трудах до заката,
Землю, заросшую лесом, взрыхляет огнем и железом;
Знает то гений, звезду направляющий нашу с рожденья, —
Бог он природы людской, умирающий одновременно
С каждым из нас; он видом изменчив: то светлый, то мрачный.
190 Все, что мне нужно, себе из запаса я малого буду
Брать, и совсем не боюсь, что будет думать наследник,
Если не больше найдет, чем думал. При этом, однако,
Знать я желал бы, насколько веселый и скромный от мота
Разнится, или насколько несходен скупой с бережливым.
195 Разница есть — ты, как мот, расточаешь свое иль затраты
Сделать не прочь и стяжать без труда еще больше; вернее,
Словно как мальчик во дни Пятидневки Минервы, бывало,
Временем радостным ты, но коротким, спешишь насладиться.
Лишь бы была далека от меня неопрятная бедность:
200 В малом ли мчусь корабле иль в большом — я ведь мчусь тот же самый.
Мы не летим с парусами, надутыми ветром попутным,
Все же зато не влачим мы свой век и при ветрах противных.
Силой, талантом, красой, добродетелью, честью, достатком
Мы среди первых последние, первые мы средь последних.
205 Ты, мол, не жаден — прекрасно. А что? Остальные пороки
Вместе уж с этим бежали? В груди твоей больше тщеславья
Нет уж пустого? И нет перед смертию страха, нет злобы?
Сны, наваждения магов, явленья природы, волшебниц,
Призрак ночной, чудеса фессалийцев ты смехом встречаешь?
210 Чтишь ли рождения день благородно? Прощаешь ли другу?
Мягче ль становишься ты и добрей, когда близится старость?
Легче ль тебе, коль одну лишь из многих заноз извлекаешь?
Если ты правильно жить не умеешь, дай место разумным.
Вдоволь уж ты поиграл и вдоволь поел ты и выпил:
215 Время тебе уходить, чтоб не в меру хмельного, поднявши
На смех, тебя молодежь не травила — ей шалость приличней.
«Гораций: Собрание сочинений», СПб., 1993, с. 334—340.
Послание 2. К Юлию Флору. Написано в 18 году.
Ст. 1. Нерон — Тиберий. См, Послание I, 3.
Ст. 26. О Лукулле см. Послание I, 6, ст. 40.
Ст. 97. Самниты — особый род гладиаторов.
Ст. 100. Каллимах — возможно, намек на поэта Проперция, называвшего себя вторым Каллимахом.
Ст. 114. ...в святилище Весты..., т. е. оставались бы необнародованными и «девственными», подобно весталкам.
Ст. 117. Цетеги. См. «Науку поэзии», ст. 49.
Ст. 125. О Циклопе ср. Сат. I, 5, ст. 65
Ст. 197. Пятидневки Минервы — праздники в честь Минервы, покровительницы школ (с 19 по 23 марта).