sermones i iii

текст • переводы • commentarii • varialectio • prosodia

Барков И. С. Водовозов В. И. Дмитриев М. А. Муравьев-Апостол И. М. Фет А. А.

[1/6] Барков И. С.

Впервые: «Квинта Горация Флакка сатиры или беседы», СПб., 1763.

САТИРА III. ТИГЕЛЛИЙ. В сей сатире обличает стихотворец Стоиков, которые не видя своих великих пороков, других людей и самых приятелей своих малыя погрешности весьма уважали, будучи в том мнении, что за всякия преступления равно наказывать должно, и что они одни премудры. Чего ради представляет себя Стоиком, дабы тем удобнее их обличать мог, советуя друг друга пороки сносить терпеливо, или всех преступников наказывать, но одних жесточее, нежели других: потому что естьли бы за самыя малыя проступки весьма тяжкия истязания чинить надлежало, тоб за великия злодеяния или со всем карать не должно было, или новыя казни изобретать потребовалось.

1. Смотри о нем примечание в сатире 2, под стихом 4-м.

2. Разумеется Цесарь Август, которой Юлием Цесарем вместо сына воспитан был, и после победы полученной над Антонием приняв правительство в Риме содержал сего Тигеллия в отменной милости для его веселаго нрава.

3. Был в намерениях и делах своих весьма непостоянен.

4. Девицы, которыя на головах своих в кошницах жертву Юнонину носили, тихо и медленно ступали, и у Афинян капифорами, то есть носящими кошницы именовались. Сим именем назывались обыкновенно жрицы Церерины или Палладины.

5. Тигеллий иногда представлял себя весьма важным в разговорах, будто бы сам был человек знаменитой породы; а иногда скромным, и от всякаго излишества воздержным, так что малой достаток служил ему вместо великаго богатства.

6. То есть Тигеллию.

7. О сем Мение известно, что он был знатной шут в Риме, которой расточив все имение свое наконец и самой дом продал, выговорив себе один столп, с коего бы ему смотреть поединщиков, которой по тому и назывался столпом Мениевым.

8. Обыкновенно злонравные чужия пороки, хотя бы они самые малые были, увеличивают и всюду разглашают, не редко с ложными прилогами; а естьли кто о собственных их упоминает, затыкают уши, и ни вочто оные поставляют.

9. Близ Епидавра, греческаго города, было Эскулапиево капище, куда отовсюду великое множество больных збиралось для испрошения от Эскулапия помощи, которой по суеверию древних врачевал всякия болезни. Некогда римляне Сивиллиным пророчеством побуждены были, чтоб для избавления граждан от моровой язвы ехали в Епидавр, и там бы Эскулапия о том просили, куда они прибыв и исполнив положенный обет, увидели дракона, бегущего к их кораблю, котораго после видели в другой раз па берегу или острове реки Тибра, где он вдруг невидим стал, и где они потом изображение сего дракон* поставили.

10. Друзья, которых ты пятнаешь.

11. Человек, которой имеет малые пороки, но при том гневлив, к обхождению с забавными людьми неспособен, за тем, что шуток их терпеливно снесть не может, хотя бы в них никакой обиды не заключалось. Сим примером научает, чтоб дружеские пороки, естьли они сносны и не велики, прикрывать по латинской пословице: Amici mores noueris, non oderis: т. е. дружеский пороки знай, только не лай.

12. Иные пороки бывают врожденные в нас от природы, а другие от худой привычки вкореняются, так что естьли кто сам о себе радеть не похочет, злонравным зделается, не инако как запущенное поле тернием зарастает.

13. Стихотворец показывает примерами, как должны мы великодушно сносить дружеские пороки, подражая любовникам, которые нелепостьми любовниц своих не токмо не гнушаются, но еще и хвалят оныя, а не хотят их видеть.

14. Другой пример, как должно снисходить другу, взят от родителей, которые по горячей любви к детям своим натуральных их недостатков или не разумеют, или разумея прикрывают.

15. Повествуют, что у Марка Антония был карлик, возрастом в два фута, коего он для остроты ума называл Сизифом.

16. То есть сияние добродетели пороками нашими затмеваем.

17. Тоже о нем разсуждать и заслугу равною заслугою платить буду.

18. Когда кто просит друга, чтоб большие его проступки снес великодушно, то напротив того необходимо должно малые его предать забвению.

19. Стихотворец по малу приступает к опровержению мнения Стоиков, которые утверждали, что все преступления равны; при чем показывает, что не столько взирать надлежит на самое преступление, сколько на намерение преступника.

20. Для показания, что преступления не все равны, и следственно не одинакому подлежат наказанию, приводит в пример такого господина, которой бы слугу своего за самую малую проступку хотел весьма жестоко наказывать, поставляя онаго безумнейшим, нежели Лабеон. Мартий Антистий Лабеон, юрист с великою вольностию и смелостию поступал против Цесаря Августа, опорочивая изданные от него законы; чего ради во угождение Цесарю называет его безумным и сварливым.

21. Стихотворец показывает, что сей Рузон был великой ростовщик и ни к чему годной писатель, которой должников своих обыкновенно принуждал к тому, чтоб они или повестей его слушали, или бы долг заплатили, что им нередко самой смерти горестнее было.

22. Стихотворец сравнивает здесь великия представления с малыми.

23. Явно опровергает учение Стоиков, чтоб все преступления равными почитать, которые и сами сего правила делом не наблюдали, но только словами подтверждали.

24. Старается доказать, что правосудие но от натуры людям продано, но для общей пользы в свете необходимо нужно быть стало.

25. Елена была супруга Менелая, царя Лакодомонскаго, которую для безмерной красоты Парис похитил, что было причиною десятилетней войны и раззорению Троянскаго царства.

26. То есть всяк от природы знает, что добро, и что зло, что сладко, и что горько; а что праведно или не праведно, того от природы познавать не может, но от жития научаемся по общей пословице: Век живи, век учись.

27. То есть когда бы ты, Стоик, злодею, достойному жестокаго истязания учинил легкий штраф, то бы и я не имел ни малой причины тебя опасаться, зная, что ты все преступления равными почитаешь.

28. Стихотворец весьма остроумно осмеивает Стоиков, которые утверждают, что премудрый богат и в самой скудости, благороден в рабстве, и прекрасен в скаредном житии и проч. По чему естьли премудрый богат, и искусной сапожник, и красавец, и Царь; то для чего ты, Стоик, желаешь над людьми иметь царскую власть для наказания за преступства, когда уже Царем почитаешься?

29. Хризипп почитался начальником Стоической секты, котораго Цицерон называет весьма разумным толкователем Стоических мечтаний.

30. Гораций возвращается тудаже, откуда речь свою начал, то есть Тигеллию, дабы непостоянства и самолюбия его Стоиков участниками зделать.

31. Алфиний Вар, родом из Кремоны, с молодых лет упражнялся в фельдшерской науке; потом оставя оную в Рим прибыл, где при Марке Сулпицие знания прав так обучился, что достигнул до Консульскаго достоинства, и по смерти погребен с публичною церемонией).

32. От сего стиха и до конца стихотворец обличает безумное высокомыслие о себе Стоиков, кои присвояют то, чего не имеют.

33. То есть последователей Епикуровых, коих Стоики за ребят почитали.

[2/6] Водовозов В. И.

Водовозов В. И., «Переводы в стихах и оригинальные стихотворения», СПб., 1888, с. 309—314.

Третья сатира первой книги.

Ст. 3. Тигеллий. Певца Тигеллия Гораций описывает во 2-й сатире 1-й книги. Это был человек недальнего ума, но гордый и чванный. Сардинец прибавлено недаром: когда Семпроний Гракх завоевал Сардинию, то погнал почти всех жителей в Рим на продажу; их было так много и они были так плохи, что явилась пословица: «Сарды на продажу — один другого хуже».

Ст. 6. От яиц до яблок. Это значит: от начала до конца пира. Яйца подавались прежде всего, яблоки служили десертом.

Ст. 22. Мэний. Этого Мэния описывает Гораций в письме к Нумонию Вале. Схолиаст охранил о нем следующий анекдот: Однажды в Новый год увидели, как он громко молится в Капитолии о том, чтобы ему иметь 4000 долга. Его спросили о причине такой странной мольбы. «Пусть только Юпитер услышит меня! Я тогда имел бы в выигрыше 50 проц., потому что должен 8000», отвечал Мэний.

Ст. 37. Под его необтесанным телом. Некоторые полагают, что здесь Гораций намекает на Виргилия.

Ст. 49. Сизиф был любимый карлик М. Антония. Держать при себе карликов было тогда всеобщим обыкновением.

Ст. 90. Лабеона. Неизвестно достоверно, о каком Лабеоне тут речь. По смыслу выходит, что это был человек жестокого и грубого нрава.

Ст. 95. Календы у римлян называлось 1-е число каждого месяца, когда совершалась уплата долгов. Руфон, как видно, был сочинитель, которого повести слушали только должники, желавшие отсрочки.

Ст. 100. Эвандра. Эвандр был известный в то время скульптор, привезенный пленником в Рим после победы над Антонием.

Ст. 109 и сл. В те времена, как выползли первые твари из глины... С этого места начинается опровержение мнения стоиков, утверждавших, будто все преступленья одинаковы уже потому, что они преступленья. Гораций для этого выводит, как постепенно образовывались люди, пока, наконец, явились у них понятия о законности и правде. В происхождении людей он следует системе Эпикура, развитой у Лукреция. Эта система была тогда во всеобщем веровании.

Ст. 141. Хризипп, отец наш, глаголет. Хризипп, глава стоиков, следовал после Клеанфа; он был в особенном уважении у этой секты. Из множества написанных им книг не дошло до нас ни листочка. Он, т. е. стоик.

Ст. 144. Гермоген. Гермоген Тигеллий, об котором говорено выше.

Ст. 152. И лаять. Намек на сродство стоической и цинической школы: название последней производили от греческого слова: κύων (собака).

Ст. 154. Квадрант — четверть асса, мелкая монета.

Ст. 155. Криспина. О Криспине смотр. 7-ю сатиру II-й книги.

[3/6] Дмитриев М. А.

Впервые: «Сатиры Квинта Горация Флакка», М., 1858.

Сатира 3. О дружбе.

Ст. 4—5. Цезарь — Октавиан, отец его (приемный) — Гай Юлий Цезарь.

Ст. 6. ...с яиц и до яблок... — То есть от начала до конца обеда.

Ст. 13. Тетрархи, «четверовластники» — правители некоторых областей на эллинистическом Востоке.

Ст. 27. Змей эпидаврский. — Змеи были священными животными бога врачевания Эскулапа, главное святилище которого находилось в Эпидавре.

Ст. 46. Сизиф — карлик Марка Антония.

Ст. 87. ...должник убегает Рузона... — Ростовщик Октавий Рузон, по свидетельству древних комментаторов, был историком любителем.

Ст. 99—119. Длинное отступление о происхождении справедливости из пользы выдержано в духе философии эпикуреизма.

Ст. 130. Тигеллий Гермоген — плохой певец, быть может, вольноотпущенник Тигеллия Сардинского (Сат. 1, 2).

Ст. 137. Квадрант — мелкая медная монета, четверть асса.

[4/6] Дмитриев М. А.

«Гораций: Собрание сочинений», СПб., 1993, с. 221—224.

Сатира 3.

Ст. 3. Сардинец Тигеллий. — См. выше, Сат. 2.

Ст. 4. Цезарь — Октавиан.

Ст. 5. Дружбой отца — Юлия Цезаря, которым Октавиан был усыновлен.

Ст. 6. С яиц и до яблок (ab ovo usque ad mala) — т. е. с начала до конца обеда.

Ст. 8. Тетрахорд — древнейшая форма лиры о четырех струнах.

Ст. 11. Утварь Юноны — т. е. корзины, которые носили на торжественных шествиях в честь Юноны и других богинь.

Ст. 13. Тетрархи — «четвертовластники», как назывались римские правители Галатии и Иудеи (ср. Саллюстий, «О заговоре Катилины», перевод С. П. Гвоздева, ‘Academia’, глава 20, 7, стр. 116).

Ст. 16. Миллион сестерций (правильнее «сестерциев») — около 60 000 рублей.

Ст. 21. Мений — мот, имя которого вошло в пословицу еще со времени сатирика Луцилия (р. в 180 г. до н.э.).

Ст. 26. Змей эпидаврский. — Змеи считались, как и орлы, обладающими особенно острым зрением. Эпитет эпидаврский дан змею потому, что змеи были посвящены Эскулапу, главное святилище которого находилось в Эпидавре. Эскулап и сам изображался в виде змея, ясно видящего болезни людей.

Ст. 137. Квадрант — четверть асса, около полукопейки.

[5/6] Муравьев-Апостол И. М.

За всяким певцом есть тот порок, что если, хотя между приятелями, попросить его, чтобы запел... Ни из чего на свете! Когда же самому вздумается — так и узнать нельзя. Таков был сардинец Тигеллий. Августу, который бы и принудить мог, если бы захотел, никогда не удавалось упросить его, ни из дружбы к себе, ни ради памяти Цесаря; а как, бывало, самого охота возьмет, то от яиц до яблок Ио Бахус без умолка повторяет, согласуя голос свой то с верхнею, то с нижнею струною тетрахорда. В нем все было непостоянно: бежит иногда скоро, как будто бы от неприятеля; иногда же выступает так важно, как канифоры, несущие дары Юноне. То рабов двести содержит, то довольствуется десятком. Иногда так высокопарно глаголет, что только цари да тетрархи и на языке у него потом вдруг смиренничает: был бы у меня стол треножник, раковина с чистою солью, и одежда хоть грубая, лишь бы только от стужи защищала, и я доволен. Дай же этому умеренному, малым довольному человеку, миллион, и через пять дней ничего не останется в кошельке. Ночь он всю напролет до света просидит, а день целый прохрапит; одним словом сказать: такого непостоянного человека не бывало никогда.

Теперь же спроси меня кто-нибудь: а сам ты каков? Разве безгрешен? За мною другие пороки, может быть, и не меньшие. Я признаюсь; не так, как Мений. Тому случилось однажды заочно злословить Невия; некто, перебив речь его, сказал: остановись, дружок! Разве ты сам себя не знаешь, или думаешь, как неизвестный, нас словами заметать? Я дело другое, отвечал Мений; я сам себе прощаю... В том-то и есть глупое самолюбие, постыдное и посмеяния достойное. Как! На свои пороки ты близорук, а на чужие так зорок, как орел, или как эпидаврский змей? Но долг красен платежом; присматривать станут и за тобою.

Разбирая недостатки в знакомых своих, ты о таком-то говоришь: Он слишком горяч; не умеет приноравливаться к обхождению наших остряков; да, к тому же, совсем не по вкусу нынешнего света; волосы выстрижены по-мужицки; платье на нем обвисло; широкая обувь болтается на ноге. Согласен; но он так честен, что не может быть человека его честнее; но он тебе лучший друг; и под грубою наружностью его скрывается разум отличный; то не лучше ли бы тебе, его оставя, в самом себе покороче рассмотреть, нет ли каких пороков, которые в тебе или природою насаждены, или от дурной привычки возрасли. Лучшая земля, когда запустишь ее, покроется бурьяном, который на то только годен, чтобы жечь его.

Посмотрим на влюбленных; они до того бывают ослеплены страстию к любовницам своим, что не только не видят в них гнуснейших пороков, но ими-то иногда и пленяются. Таков был Балбин, которому все нравилось в Агне, а особенно полип ее, Я бы желал, чтобы мы и в дружбе подобно сему обманывались, и чтобы таковому заблуждению присвоено было название добродетель означающее. Как родители к детям, так мы к друзьям нашим должны быть снисходительны, и недостатками их не гнушаться. Косоглазого отец назовет зайчиком; карла, каков бы выродок Сизиф — цыпленочком; кривоножке, толстопятому, каждому нежная родительская любовь придумает название приличное, но не оскорбительное. Так бы и нам с друзьями поступать должно: скупого бы называть умеренным; враля, хвастуна — забавным в обществе; грубого, на речи дерзкого — человеком прямым и твердым; вспыльчивого — отважным; в этом-то, по-моему, состояло все искусство наживать друзей и, нажив их, сохранять навсегда. Мы же, напротив того, и самую добродетель в порок извращаем; стараемся и чистый сосуд осквернить — честно ли кто с нами поступает? Он трус — кто разборчив и не скор; тот глуп — убегает ли кто от крамол, и невредим живет посреди света; вместо того, чтобы назвать его человеком осторожным и умным, он слывет у нас коварным притворщиком. О простаке таком, как я, например, который охотно к тебе, Меценат, являюсь, часто не вовремя вхожу и пустяками моими мешаю тебе читать или размышлять, довольно бы сказать: докучлив! Нет, мало; говорят: здравого смысла лишен. Увы, как, не одумавшись, произносим мы против самих себя жестокий приговор! Безгрешным никто не родится на свете; и превосходство наше лишь в том только, чтобы меньшими пороками удручаться. И так, кто захочет быть мне прямым другом, тот без пристрастия разбери во мне, что есть доброе и что худое; и если первого больше, то по нем и полюби меня; да и с собою позволь на таких же условиях поступить и на тех же весах дай и себя взвесить. Хочешь ли, чтобы не гнушались желваком твоим? Не примечай чужих бородавок; по всей справедливости кто себе просит прощения, тому должно и ближнего прощать.

Впрочем, когда уже мы не в силах вовсе истребить в сердцах наших гнев и другие пороки, в безумцах вкоренившиеся, то, по крайней мере, для чего рассудку не употреблять весов своих и меры на то, чтоб осуждать на казнь преступлению соразмерную? Если б кто велел распять раба своего за то только, что, снимая блюдо, он полакомился остатком рыбы в теплом еще ее рассоле; благоразумные люди не сочтут ли его сумасшедшим, и пуще самого Лабиена? Приятель твой провинился и так легко, что, не будучи жестоким и суровым, нельзя не простить ему; ты же возненавидел его и убегаешь как от Рузона должник, который — бедняга! — если к первому несчастному числу месяца нигде и никак не достал денег, ни на капитал, ни на проценты, то осужден, как пленник вытянув шею, слушать чтение нелепых его бытописаний. Как! Лучший приятель остынет мне за то, что случится ему раз лишний выпить, или неосторожно рукою столкнуть Эвандрову чашу; или же схватить с блюда цыпленка на часть мою назначенного; что же бы мне осталось делать, если б он украл, или открыл вверенную ему тайну, или же отрекся от поручительства своего?

Когда дело разбирать по сущей справедливости, то можно привести в затруднение даже и тех, коим угодно почитать все без разбора преступления равными между собою. Против их здравый смысл, добрые нравы, и даже сама польза, от которой и суд, да чуть ли и права все не получили свое начало. В начале бытия, когда животные только что выползли из земли, род человеческий, грубое и немое стадо, сражался за поры и желуди — кулаками, потом палицами, и на конец уже, по долгим опытам, оружием — до тех пор, как, узнав употребление языка, составилось слово, вещи получили наименования, и люди стали друг друга понимать. Тогда воздержались от беспрестанных драк, начали ограждать селения и предписывать законы, чтобы не было в обществе ни вора, ни разбойника, ни нарушителя святости брака. Конечно, и до Элены бывали женщины причиною кровопролитных битв; разница только в том, что безвестны пали те, которые, подобно диким зверям, похищали жен без разбора и низлагались сильнейшими, как быки в стаде коров.

Что страх насильства произвел законы, в том должен признаться всяк, кто раскроет летописи мира. Природа не учит нас различать справедливое от несправедливого так, как учит она полезное нам от вредного, или приятное от противного; да и умствование не убеждает в том, что в равной степени преступил тот, который в чужом огороде вытоптал чужую капусту, и тот, который ночью похитил освященные сосуды. К сему служат законы: гражданские условия, чрез которые соразмеряется казнь преступлению и не допускается до того, чтобы заслуживающий плеть высечен был кнутом.

Я, впрочем, не опасаюсь, чтобы ты наказал розгами того, который и более заслужил; как, по словам твоим, все одно — что вор, что разбойник, что малый грех, что большой; то я боюсь угроз твоих, чтоб, сделавшись Цезарем, ты не вздумал бы казнить за все без разбора одним мечом... Но что я говорю сделавшись Цезарем! Если единственно мудрый и богат, и искусный он сапожник, и красавец, и царь — чего же тебе более?..

Не понял ты слов отца нашего Хрисиппа (говорит он): мудрый ни башмаков себе не шьет, ни туфлей; однако же он сапожник... Это почему? Когда музыкант Гермоген молчит, он зато не престает быть искусным музыкантом и певцом; и хитрый Алфен, хотя покинул битву и лавку затворил, но все-таки брадобрей; так и мудрец единственно есть искуснейший художник всякого ремесла (хотя и не упражнялся в нем), следственно и царь... Чтобы тебе всю бороду выщипали, владыко над владыками! Лишь ты появишься на улице, и наглые мальчишки привяжутся к тебе толпою, а ты, лая и обороняясь палками, чуть не треснешь с досады!.. Но чтоб мне не задержать тебя! В провожании единственного царедворца твоего, безмозглого Крисиппа, шествуй!.. В торговую баню; мойся за квадрант , а я, глупый человек, живя с милыми друзьями, невзыскательными, за то, что и сам к ним снисходителен, в простой доле моей счастливее тебя, царя, век свой проживу.

«Чтение в Беседе любителей русского слова», СПб., 1812, № 6, с. 89—99.

1. От начала ужина до конца. Ужин древних римлян начинался с яиц всмятку, и оканчивался плодами.

2. На счет Вергилия.

3. Квадрант — самая мелкая римская монета, так как бы у нас полушка.

[6/6] Фет А. А.

Впервые: Фет А. А., «К. Гораций Флакк», М., 1883.

Сат. III. Сатира направлена против обычной зоркости людей по отношению к чужим порокам и недостаткам при совершенной слепоте к собственным. В конце сатиры поэт переходит к известному парадоксу стоиков: «все проступки равно велики», и указывает стоику, что с таким образом мыслей, он, невзирая на свое самомнение, делается общим врагом и посмешищем, тогда как человек различающий степени проступков, приобретает друзей.

Ст. 3. Сардинец Тигеллий (см. I кн. сат. 2, 3), здесь прекрасный тип нравственной растрепанности, которая так часто связана с небольшим, но самолюбивым дарованием.

Ст. 4. Октавиан.

Ст. 11. Как дева xaneforos, несущая на голове корзину с таинственными атрибутами служения Юноне.

Ст. 15. На наши деньги 1. 000 сестерций 50,000 рублей.

Ст. 21. Новий — один из братьев ростовщиков (в I кн. сатир. 6. 121). Мэний (I кн. сат. 1, 101).

Ст. 27. В Эпидавре, в Арголиде, известный род неядовитой змеи был посвящен Эскулапу. Змей исцелителя, провидящего болезнь (диагноз), назван зорким,

Ст. 29. По мнению старинных схолиастов черты, приводимые стих. 29—34, относятся к добродушному другу Горация Виргилию, который будучи сыном за-Падуанскаго крестьянина, внешней небрежностью навлекал на себя насмешки современных щеголей.

Ст. 40. Бальбин, быть может бывший консулом в 724 г. о. о. Р. Гагна, либертина, у которой на носу мог быть нарост, превращенный нашим сатириком в полип.

Ст. 46. Полуаршинный карлик, прозванный М. Антонием за хитрость Сизифом, много забавлял триумвира и Клеопатру.

Ст. 77. По учению стоиков все люди глупцы, за исключением мудреца (в действительности несуществующего). Этот-то отвлеченный мудрец, в видах собственного восхваления и проповедует равенство всех прегрешений. Против последнего учения и вооружается Гораций своим практическим умом.

Ст. 82. По схолиям, позднее известному юристу и оратору, Марку Антонию Лабеону, во время написания сатиры, не могло быть более 20 лет. Поэтому надо допустить, что в молодости он своими выходками заслужил репутацию безумца.

Ст. 89. Жестокий заимодавец Рузон, которому должник не в состоянии уплатить к сроку, представлен расточителем пустых рассказов, которые бедный должник вынужден выслушивать.

Ст. 90. Намек на современную страсть к древностям, часто подложным.

Ст. 98. Стих наиболее характерный в горацианском миросозерцании.

Ст. 127. Хризипп (279—207. г. до Р. Хр.) был, после учителя своего Клеанта, ученика (основателя Стои) 3енона, одним из трех светил этой школы, так что говорили: «без Хризиппа нет Стои».

Ст. 129. Тигеллий Гермоген (младший) смотр. I, кн. сат. 2, 3.

Ст. 130. Алфений Вар, из Кремоны, из человеколюбивых замыслов покинув ремесло сапожника, под руководством цицеронова друга Сервия Сульпищя Руфа стал замечательным юристом.

Ст. 133. Поэт воспроизводит уличную сцену, в которой мальчишки пристают к уличному цинику за грубый плащ, деревянные сандалии, всклокоченную бороду и дубину.

Ст. 187. Мнимый царь отправляется в чернорабочую баню, в его свите нет много, исключая такого же нелепого сектанта Криспина (см I кн. сат. 1, 14).

На сайте используется греческий шрифт.