© Морозова Г. В., 1980 — Проблемы поэтики. Алма-Ата: Казахский ордена Трудового Красного Знамени Государственный университет им. С. М. Кирова, 1980. Стр.
Римский поэт Гораций занимает особое, еще не ставшее предметом глубокого научного изучения место в творчестве Г. Р. Державина. По свидетельству последнего, [стр. 186] «...с 1779 г. он (Державин) избрал особый путь, подражая наиболее Горацию [1]». Действительно, «следы» Горация просматриваются во многих оригинальных стихотворениях Державина, не говоря о прямых подражаниях ему. В последние годы жизни, в период работы над «Рассуждением о лирической поэзии» Г. Державин перевел несколько од Горация, которые включил в трактат как иллюстрации того или иного теоретического положения. Переводы эти на фоне всех остальных русских переводов римского поэта в XVIII в. представляют своеобразное явление, поэтому изучение всего, что связано с работой над ними, важно как для истории литературы, так и для истории перевода.
Известно, что Державин не знал латинского языка и был вынужден прибегать к помощи посредников, вопрос о которых возникает во всех работах, посвященных державинским переводам Горация. Я. Грот высказал предположение, что посредником между Горацием и Державиным были немецкие переводы К. Рамлера [2]. «Записка о лучших изданиях Горация», составленная издателем «Корифея» Я. Халинковским для «его высокопревосходительства Г. Р. Державина», не противоречит этому предположению: «... Переводы на немецком известнейшие суть... Рамлера, Берлин 1800, 2 тома [3]». А. Пинчук считал автором подстрочников В. В. Капниста, который, как выяснилось, сам не знал латинского языка и пользовался подстрочными переводами И. М. Муравьева-Апостола [4]. Между тем исследование архива Державина в Государственной публичной библиотеке им. М. Е. Салтыкова-Щедрина и в Институте русской литературы (Пушкинский Дом) АН СССР дает исчерпывающий ответ на вопрос о посредниках.
В данном сообщении рассматриваются три документа, освещающие одну сторону обширной темы «Гораций в творчестве Державина».
I. Пять листов рукописного текста, содержащих описание стихотворных размеров Горация, включены в «Рассуждение о лирической поэзии»: «Гораций, в разностишных своих одах едва ли не все собрал греческие формы и показал им образцы, которым при конце сего рассуждения [стр. 187] прилагаю таблицу трудов Александра Котельницкого [5]». В дальнейшем Державин отказался от этого намерения, очевидно, под влиянием Е. Болховитинова, писавшего ему: «Не знаю, к чему полезно при вашем сочинении о лириках исчисление всех горацианских мер. Они... на новых европейских языках никакой красоты, ни музыки не могут дать [6]». Таблица Котельницкого (на бумаге с водяным знаком 1813 года) представляет собой схемы размеров всех од
II. Рукописная тетрадь (писарская копия) с прозаическими переводами 58 од, полностью всех од
Неподражаемый, предивный
Великий дух, певец бессмертный,
Парящий в облаках Пиндар!
Третья строфа:
Еще от младости цветущей
Твоею лирою прельщенный
Тобою дух я свой питал.
Одиннадцатая строфа:
Лишь вспомню, трепет ощущаю,
Бессмертного певца дерзаю
Бессмертному я поднести!
Дерзаю, о восторг завидный!
Челом самим звездам касаюсь,
Теряюсь в исступленьях весь! PAGE-188
На
«Распускается (1) наконец жестокая зима от приятного пришествия Весны и фавона (2), уже машины влекут со брегов оледеневшие корабли (3), стада уже не столь радуются в хлевах и ратай огню; луга уже не белеются от седых инеев. Так при мерцании луны Цитерская Венера водит хоры».
(1) — разрешается, растворяется.
(2) — то же, что Зефир.
(3) — в ориг.: уже машины влекут сухие (...) корабли (л. 11).
Эти прозаические переводы выполняли роль подстрочников, для Державина они были ценны тем, что содержали подробный комментарий. При сравнении их с опубликованными А. Котельницким четырьмя годами ранее прозаическими переводами пяти од Горация видно, что автор сделал их со всей возможной точностью, и, тем не менее, общая тенденция перевода XVIII в. к вольничанью, украшательству дает о себе знать [7]. Ниже дается начало той же оды в журнальном варианте 1796 г. и в нашем дословном переводе: «Тает льдистая зима пред осклабляющимся паки взором весны, пред живящим дыханием Зефира. Машины влекут с суши корабли; стада не обретают уже отрады в своих убежищах, ни ратай в теплоте разведенного огня. Не сверкают луга от седых инеев. Уже цитерская Венера предводит торжественные лики — луна в полном величестве несется над их главами [8]». (Прекращается жестокая зима приятной переменой весны и Фавона, и машины влекут сухие днища; и уже не радуется скот хлевам и пахарь огню, и не белеют луга от седых инеев. Уже цитерская Венера при взошедшей луне водит хоры). Изучение этих вариантов в их отношении к [стр. 189] стихотворным переводам Котельницкого и Державина представляет большой интерес, но не укладывается в рамки данного сообщения.
Рукописную тетрадь заключают «Меры горацианских стихов». Это не повторение известных нам таблиц. Котельницкий к каждой схеме подбирает русский аналог, в начале строк с разным количеством стоп, затем «смешанных Горациевых стихов». Напр.: двустопные — «дактиль с спондеем — Горестна жизнь мне» (л. 71), трехстопные — «в первом и последнем месте спондеи, а посреди дактиль — Никак бедным все быть мне» (л. 71), четырехстопные — два дактиля и два хорея — «Нежные груди твои все раскрылись» (л. 72). Примеры «смешанных Горациевых стихов»: «Куплет состоит из 4 стихов, из коих первые три пятистопные и начинаются хореями, а последний двустопный, начинается дактилем.
Воля твоя, я служить тебе больше не стану,
Я от работы сделался тонок, как спица,
Кормишь меня ты кушаньем самым невкусным.
Горестна жизнь мне» (л. 72).
Алкеева строфа воспроизведена следующим образом:
Бессмертье и слава текли за тобою.
Венчался ты лавром от них беспрестанно.
Так мне ль воспеть твои деянья?
Пускай Державин их поет (л. 74).
Большинство примеров с современной точки зрения не имеют ничего общего с античными размерами. Объяснить это только неосведомленностью Котельницкого вряд ли правомерно, так как в других случаях, например, при оставлении справки о русском стихосложении, он проявляет полное понимание предмета [9]. Очевидно, причина кроется в особом прочтении латинских стихов. Следует обратить имение на тот факт, что Котельницкий нигде не учитывает цезуру, поэтому схема строки и строфы у него отличаются от принятых в современной науке. Алкеев стих по схеме Котельницкого выглядит так: u — | u — | — — | u u — | u —, в временных справочниках: u — | u — | — ¦¦ — u u | — u u [10]. PAGE-190
Как это предварительное замечание нуждается в уточнении и доработке, так и вопрос о влиянии античных размеров на стих державинских переводов требует самостоятельного изучения.
III. Анонимная рукописная (писарская копия) тетрадь стихотворных переводов тех же 58 од Горация [11]. Бумага с водяными знаками конца XVIII — начала XIX веков. Тетрадь интересна тем, что является первым полным стихотворным переводом
Рассмотрение рукописных источников в архиве Державина раскрыло неизвестную страницу не только в биографии Державина-переводчика, оно пролило свет на почти совершенно неизвестную биографию поэта, автора двух ироикомических поэм «Похищение Прозерпины» (1795 г.) и «Энеида, вывороченная наизнанку» (ч. 5-я — 1802 г., ч. 6-я — 1808.), 29 стихотворений (1796, 1797, 1803 гг.), 7 опубликованных переводов од Горация (1706, 1806 гг.) и, наконец, прозаических и стихотворных переводов 58 од (неопубликованных) Горация. PAGE-191
О жизни А. Котельницкого Мы почти ничего не знаем, неизвестно даже его отчество [15]. Детство и юность он провел в Москве, о чем можно судить по стихотворению 1796 года «Разлука»:
О сколь прискорбно мне оставить
Родство, любовь, друзей, Москву!
Прощай, престольный град, град первой,
Где жил я с юных самых лет [16]...
Кто его родственники, также неизвестно. Б. В. Томашевский высказал предположение, что поэт был братом Вас. Мих. Котельницкого, с 1789 г. студента, а впоследствии профессора медицины МГУ [17]. Наши розыски в этом направлении привели нас к Ф. М. Достоевскому, чьими предками является семья Василия Михайловича и Надежды Андреевны Котельницких [18]. Но доказательств родства А. Котельницкого и В. М. Котельницкого найти не удалось.
В 1795 г. в Москве вышла написанная совместно с Е. Луценко его поэма «Похищение Прозерпины». Из предисловия видно, что авторы ее — начинающие поэты: «Нечистоты в стиле... будут извинительны — это еще плод и произведение нашей юности [19]». Е. Луценко в эти годы — студент МГУ, возможно, там же учился и А. Котельницкий. О его университетском образовании говорят и прозаические переводы од Горация, и справочные таблицы по античному я русскому стихосложению, и оригинальные стихотворения, и, как кажется, определеннее всего строка из цитированного выше стихотворения: «Престольный град, // Где взрос, воспитанный Минервой». К сожалению, списки студентов МГУ конца XVIII века в архивах не сохранились. В конце 1796 года он, ради службы в Петербурге, вынужден оставить Москву:
Я гражданин — так буду в службе.
Я Росс — на все мой долг дерзать...
Между стремнистыми скалами
Всходить к честям я покушусь [16]? PAGE-192
О его продвижении по службе до 1803 г. нет никаких сведений. В шутливых стихах, иллюстрирующих античные размеры (1801 г.), он жалуется на бедность: «Горестны, горестны несчастья мои, // Не можно их перенесть без слез, огорчений, ... // Худо жить, худо, нет коль доходов». С 22 декабря 1803 г. Котельницкий — секретарь в комитете для поверхностного одобрения дел по всеподданнейшим жалобам на департаменты Правительствующего сената [20]. Устройством сюда он обязан не А. А. Жандру, как полагал Б. В. Томашевскнй, а Державину, незадолго до того ушедшему в отставку с поста министра юстиция. В 1806 г. имя поэта промелькнуло в журнале «Любитель словесности» (новый вариант его же перевода 1. 4 оды Горация), в 1808 г. вышло последнее произведение Котельницкого — 6-я часть «Энеиды, вывороченной наизнанку». Как сложилась дальнейшая жизнь его, мы ничего не знаем.
Знакомство Котельницкого с Державиным состоялось не позднее 1800 г., и 1 января уже готовы и преподнесены «Бессмертному поэту» прозаические переводы од Горация. Шутливые стихи в таблице стихотворных размеров Горация говорят о неофициальности их отношений,
Державин мог узнать о молодом образованном поэте и от Н. Осипова, чью незаконченную поэму «Энеида» Котельницкий продолжил после смерти автора, и от Львовых, в архиве которых сохранились некоторые его рукописи. Как нам кажется, встречу их предопределили не столько друзья Державина, сколько предшествующая работа Котельницкого над переводами Горация, представляющая несомненный интерес. Он смело экспериментирует: впервые в практике русского переводов Горация дает рядом образец точного и вольного перевода, вместе со стихотворным помешает прозаический перевод, «контаминирует» свой с чужим и не скрывает этого [21], редактирует в сторону приближения к подлиннику старый перевод при повторной публикации. Он стал для Державина не только составителем подстрочников, но и научным консультантом, о чем косвенно свидетельствует тот факт, что в письмах Державина тех лет вопросов о римском поэте не возникает, [стр. 193] они появятся позже, в
Общение с Державиным наложило отпечаток на оригинальное творчество Котельницкого. В его стихотворениях начала века ведущая тема — Державин [22]. Искренно, задушевно звучит стихотворение «О несравненном певце»:
В тихий майский день, румяный,
Под окном воссев один,
Взяв Д . . . . . . . . творенья,
Так с собой я рассуждал:
Как его назвать вернее,
С кем точнее бы сравнить [23]?
В другом стихотворении Державин называется «благодетелем, отцом»: «Слеза из глаз моих катится, // С отцом проститься должен я [24]». Вряд ли это только поэтический образ. «Благодетель и отец» бережно хранил в своем архиве рукописные копии многих стихотворений Котельницкого [25].
Подводя итоги, выражаем надежду, что данное сообщение поможет пониманию не только Державина — поэта и переводчика, но и Державина — человека [11].
I. 20 К Меценату.
Из небольших со мной бокалов
ты будешь пить, о Меценат,
невкусное вино сабинян,
что в мале с тщаньем я соблюл
в легчайших греческих сосудах —
когда тебе, великий муж,
звукоплесканий громки звуки
во всем театре раздались.
Гул коих далеко разнесся
в брегах отеческой реки,
от коих эхо грохотало,
хвалы те мчавши в Ватикан.
Ты в храмине своей цекубу
или калесский нектар пьешь,
а мне Фалерна жатв не носит.
стакан мой чужд формийских вин.
I. 10 К Меркурию.
Атланта внук велеречивый,
Образовавший первый род,
Своею лирой усладивый
И просветивший весь народ —
Тебя я воспою!
Тебя, отец согбенной лиры,
Предвестник Зевса, всех богов,
Великомощный в целом мире
Являться татем средь домов
Когда восхощешь ты.
Тебя, дерзнувшего отгнати
Коварно в младости волов,
Колчан умевшего отъяти PAGE-194
Средь грозных Аполлона слов
И осклабить его.
С тобой Приам сынов Атрида,
С тобой избегнул Трои он,
С тобою злато без обиды
Среди огней пронес, препон
Чрез лагери врагов.
Тобой душа людей благая
В счастливые места идет,
Отвсюду ветвь твоя златая
Те легкие толпы сберет —
Сколь мил ты все богам.
II. 9
Не всегда дожди из мрачных туч
по увлажненным полям журчат,
не всегда струи каспийские
бурей черною возмущаются.
Не всегда в странах Армении
крепки льды стоят громадами...
Литература
1. Г. Р. Державин, Сочинения под ред. Л. Грота, т. VI с. 445
2. Там же, т. 1, с.
3. Государственная публичная библиотека им. М. Е. Салтыкова-Щедрина, Рукописный отдел (в дальнейшем — ГПБ). Архив Державина, т. V, л. 224.
4. А. Л. Пинчук. Гораций в творчестве Державина. В сб. «Ученые записки Томского гос. университета», 1955 , № 24, с. 72.
5. ГПБ, Архив Державина, т. V, л. 117. Далее ссылки в тексте с указанием листа.
6. Г. Р. Державин, Указ. соч. т. VI, с. 315.
7. Рукописное отделение Института русской литературы (Пушкинский дом) (в дальнейшем — ПД) АН СССР, архив Державина, фонд 96, оп. 14, № 15, лл.
8. Приятное и полезное препровождение времени (в дальнейшем — ПППВ), 1796, ч. 11, с.
9. Автограф из собрания ИРЛИ. Цит. по кн. «Ироикомическая поэма». Библ. поэта. Редакция и примечания Б. Томашевского. Л., 1933, с. 469.
10. ПД. Архив Державина, фонд 96. оп. 14, № 15, л. 73.
11. ГПБ, Архив Державина, т. 38, лл.
12. ПППВ, 1796, ч. 11, с.
13. ПППВ, 1796, ч. 11, с.
14. Полезное увеселение, 1760, январь — июнь, с.
15. Самая подробная биографическая справка принадлежит Б. В. Томашевскому в кн.: «Ироикомическая поэма». Л., 1933, с.
16. ПППВ, 1796, ч. 12, с.
17. В биографии Державина, составленной Я. Гротом, мы нашли еще одного Котельницкого, гимназического учителя Державина, может быть, А. Котельницкий — его родственник.
18. ЦГАЛИ, Род Достоевских, фонд 117, оп. 1, ед. хранения 12.
19. А. Котельницкий, Е. Люценко. Похищение Прозерпины в трех песнях наизнанку. М. 1795, л. 3.
20. ИРЛИ (ПД). Картотека Б. Модзалевского.
21. В 1801 г. была напечатана книга «Оды Горациевы и письмо его о стихотворстве, переведены с латинского Николаем Поповским». На стр.
22. Новости русской литературы, 1803, ч. 7, с.
23. Там же, с.
24. Там же, с.
25. ГПБ. Архив Державина, т. 27, л. 80, т. 28, л.
На сайте используется греческий шрифт.